Это цитата сообщения lolita_nabokov Оригинальное сообщение

Безумец и чудовище

В 1990 году известный перуанский писатель Марио Варгас Льоса (Mario Vargas Llosa) издал сборник "Правда в вымыслах", посвященный 25 лучшим, на его взгляд, романам ХХ века. Эссе "Лолите" тридцать лет" из этого сборника выглядит небезынтересным. Вот две обширные цитаты, а под катом - весь текст целиком.

(Просто для фона: М. Варгас Льоса, как и всякий латиноамериканский интеллектуал, никогда не был абстрактным интеллектуалом. Восторженно приветствовал Великую Окт кубинскую революцию, потом разошелся с Фиделем Кастро во взглядах на революционный процесс, был арестован. После отсидки стал крайне правым консерватором. В год выхода сборника "Правда в вымыслах" участвовал в президентской гонке в Перу. Впрочем, безуспешно. На картинке чуть ниже - его предвыборная листовка).

"Гумберт Гумберт - не развратник и не сладострастник, даже одержимым его можно назвать лишь с большой натяжкой. История его скандальна прежде всего потому, что он сам так ее воспринимает и соответствующим образом рассказывает, то и дело называя себя "безумцем" и "чудовищем" (его собственные слова). Именно самобичевание героя и придает этим приключениям по-особому болезненный и нравственно отталкивающий характер, а вовсе не возраст жертвы - ведь девочка-то всего на год моложе шекспировской Джульетты".

"И пожалуй, скандальность романа не в том, что какой-то угрюмый тип совращает маленькую нимфу, нет, дело в ином: все персонажи книги унижены превращением в смешных кукол. Монолог Гумберта Гумберта - сплошное издевательство над общественными институтами, над профессиональными и прочими людскими занятиями - начиная с психоанализа, который был для Набокова что красная тряпка для быка, и кончая семьей и воспитанием детей".

"Лолите" тридцать лет

"Лолита" сделала Набокова богатым и знаменитым, но скандал, сопровождавший ее появление, окружил роман туманом непонятости, который не рассеялся и до наших дней. И сегодня, когда прекрасная нимфетка приближается - о ужас, ужас! - к своему сорокалетию, пора наконец во всеуслышание сказать, что она может претендовать на место среди самых тонких и сложных литературных творений нашего времени, сохраняя за собой при этом, естественно, и репутацию книги скандальной.

Но тот факт, что первые читатели разглядели только это последнее, а отнюдь не ее достоинства - сегодня очевидные для всякого мало-мальски восприимчивого человека, - весьма поучителен.

Лишний раз было продемонстрировано, как трудно по-настоящему новаторской вещи получить справедливую оценку. Напомним: четыре американских издательства отвергли рукопись "Лолиты", и лишь потом Набоков передал ее Морису Жиродиа в "Олимпиа пресс" - парижское издательство, публиковавшее книги на английском языке и шумно известное количеством судебных разбирательств и конфискаций как следствия обвинений в распространении непристойных сочинений и нарушении норм морали. (В его каталогах самым абсурдным образом соседствовали дешевая порнография и книги таких по-настоящему талантливых писателей, как Генри Миллер, Уильям Берроуз, Д.П. Донливи.) Роман Набокова увидел свет в 1955-м и год спустя был запрещен французским министром внутренних дел. Но к тому времени он уже успел широко разойтись, особенно после того, как Г. Грин спровоцировал жаркие споры, назвав его лучшей книгой года. Теперь "Лолиту" окружал ореол "проклятого романа", от которого она так никогда и не смогла избавиться и которого в определенном - но не общепринятом - смысле заслуживает. И только в 1958 году, когда наконец появилось американское издание и несколько десятков других, на разных языках, роман по-настоящему заинтересовал публику и читатели буквально кинулись на него. Очень скоро в обиход вошел и новый термин - "лолита", за которым стояло и новое понятие: бессознательно эмансипированная девочка-женщина, невольно для себя ставшая символом революции, затронувшей весь уклад современной жизни. В какой-то мере "Лолита" одновременно и одна из первых ласточек, и один из несомненных первых побудительных толчков к наступлению эпохи сексуальной толерантности, которая достигла апогея в середине 60-х, когда молодежь США и Западной Европы решительно избавлялась от всяческих табу. Нимфула (это слово, на мой взгляд, звучит лучше, ибо в нем нет порочной и провокационной двусмысленности авторского неологизма нимфетка) изобретена не Набоковым. Разве она не существовала и раньше? Скажем, в снах растлителей или в слепых и трепетных мечтах невинных девочек? Ее явление неотвратимо подготавливалось всей логикой эволюции морали и нравов. Но только благодаря роману образ этот перестал быть смутным призраком и обрел плоть, скинул оковы нервозной запретности и завоевал право на гражданство.

Тот факт, что именно роман Набокова вызвал такой переполох, повлиял на поведение миллионов людей и стал частью современной мифологии, уже сам по себе поразителен. Потому что трудно найти в нашем веке другого писателя, менее, чем он, озабоченного популярностью и злободневностью собственного творчества, а по сути и равнодушного к самой реальности (он писал, что слово это ничего не значит, если не поставить его в кавычки).

Владимир Владимирович Набоков родился в 1899 году в Санкт-Петербурге, в русской аристократической семье. Его дед по отцовской линии занимал пост министра юстиции при двух царях, а отца, политика либерального толка, убили в Берлине монархисты. Владимир Владимирович получил великолепное образование, стал полиглотом. У него было две няньки-англичанки, гувернантка-швейцарка и воспитатель-француз, еще до Октябрьской революции он учился в Кембридже, потом семья покинула Россию и перебралась в Германию.

Самая дерзкая книга Набокова ("Бледный огонь") выйдет только в 1962 году, но до появления "Лолиты" он уже успел опубликовать большинство своих произведений. Их было довольно много, но известностью они не пользовались: романы, стихи, пьесы, критические эссе, биография Гоголя, переводы на русский и с русского. Набоков начинал писать по-русски, потом перешел на французский, затем на английский. После Германии он какое-то время прожил во Франции, но окончательный выбор остановил на США, где зарабатывал на жизнь преподаванием в университете, летние же месяцы посвящал любимейшему увлечению, скорее, второй своей профессии - энтомологии, а точнее - чешуекрылым. Набоков напечатал несколько научных статей и первым описал трех бабочек: Neonympha Maniola Nabokov, Echinargus Nabokov и Cyclargus Nabokov.

Сочинениям, написанным до "Лолиты", в большой степени благодаря ее успеху, суждено было возродиться к жизни в многочисленных переизданиях. Они были "литературными", и подобной высочайшей степени "литературности" сумел достичь только один из современников Набокова - Хорхе Луис Борхес. "Литературными" я называю книги, целиком выстроенные на основе уже существующих текстов и отмеченные особой словесной и интеллектуальной утонченностью, рафинированностью. "Лолита" - из того же ряда. Но вместе с тем "Лолита" в контексте всего творчества Набокова являла собой нечто совершенно новое. В этом романе воистину дьявольская закрученность художественных приемов была замаскирована сравнительно простой, но неотразимо увлекательной фабулой: историей о том, как двенадцатилетнюю девочку - Долорес Гейз, Ло или Лолиту - соблазняет ее отчим, одержимый страстью к ней сорокалетний швейцарец, который появляется в повествовании под условным именем Гумберт Гумберт, и о том, как они, скрывая свою связь, путешествуют по всей территории Соединенных Штатов.

Всякое великое произведение таит в себе возможность антагонистических прочтений, это ящик Пандоры, где каждый читатель обнаруживает для себя разные смыслы, оттенки, темы и даже сюжеты. Так и "Лолита", с одной стороны, сумела заворожить самых поверхностных читателей, с другой - покорила неиссякаемостью идей и аллюзий, тонкостью фактуры людей искушенных, которые приближаются ко всякой книге с тем самым вызовом, когда-то брошенным одним молодым человеком в адрес Кокто: "Etonnez-moi!" ("Удивите меня!").

Самый доступный слой романа - запись исповеди Гумберта Гумберта, адресованной членам суда, который будет слушать дело по обвинению его в убийстве. Он рассказывает о том, как еще в детстве, когда жил в Европе, почувствовал склонность к полусозревшим девочкам, потом она переросла в непобедимую страсть, и лишь в сонном, затерянном городке Новой Англии, Рамздэле, он нашел способ эту страсть утолить. Там Гумберт Гумберт женился на сравнительно обеспеченной вдове Шарлотте Гейз, но преследовал при этом скрытую цель - быть поближе к ее дочери Лолите. Случай, приняв облик автомобиля, помогает Гумберту Гумберту получить желаемое: супруга погибает в автомобильной катастрофе, и сирота оказывается в полной его власти - в буквальном и законном смысле. Полукровосмесительная связь длится почти два года. Затем Лолита убегает с драматургом и киносценаристом Клэром Куильти, которого Гумберт Гумберт после многотрудных поисков находит и убивает. За это преступление его и будут судить. Ожидая суда, он принимается писать то, что получает название "Лолита".

Гумберт Гумберт излагает свою историю прерывисто, с недомолвками, пускает читателя по ложному следу, иронизирует, петляет - как и положено опытному рассказчику, владеющему искусством непрерывно держать в напряжении любопытство аудитории. Его история скандальна, но в ней нет порнографии и почти нет эротики. Эротические сцены он описывает безо всякого смакования, которое непременно должно присутствовать во всякой порнографии. Чужд ему и гедонизм, да и от самого процесса рассказывания он тоже наслаждения не получает. Гумберт Гумберт - не развратник и не сладострастник, даже одержимым его можно назвать лишь с большой натяжкой. История его скандальна прежде всего потому, что он сам так ее воспринимает и соответствующим образом рассказывает, то и дело называя себя "безумцем" и "чудовищем" (его собственные слова). Именно самобичевание героя и придает этим приключениям по-особому болезненный и нравственно отталкивающий характер, а вовсе не возраст жертвы - ведь девочка-то всего на год моложе шекспировской Джульетты. Но усугубляет вину героя и лишает его читательского сочувствия еще одно обстоятельство: это неприятный, высокомерный человек, который с нескрываемым презрением относится не только ко всем окружающим мужчинам и женщинам, но даже к столь распаляющим его воображение полурасцветшим девочкам.

И пожалуй, скандальность романа не в том, что какой-то угрюмый тип совращает маленькую нимфу, нет, дело в ином: все персонажи книги унижены превращением в смешных кукол. Монолог Гумберта Гумберта - сплошное издевательство над общественными институтами, над профессиональными и прочими людскими занятиями - начиная с психоанализа, который был для Набокова что красная тряпка для быка, и кончая семьей и воспитанием детей. Под ядовитым пером героя все окружающие его выглядят глупыми, тщеславными, смешными, пошлыми и скучными. Не раз говорилось, что роман несет в себе прежде всего безжалостную критику американского среднего класса, является сатирой на безвкусие американских мотелей, на примитивность жизненного уклада и неустойчивость нравственных ценностей американцев. Это художественный приговор тому, что Генри Миллер окрестил "комфортабельным кошмаром". Профессор Гарри Левин, в свою очередь, объяснил, что "Лолиту" следует понимать как метафору - в ней выражены чувства европейца, который сначала проникается пылкой любовью к Соединенным Штатам, а потом резко разочаровывается в этой стране, осознав ее незрелость.

Сомневаюсь, чтобы Набоков, придумывая эту историю, закладывал в нее символический смысл. На мой взгляд, в нем, как и в Борхесе, жил скептик, презиравший и современность, и саму жизнь. Оба писателя воспринимали их с иронией, остраненно - укрывшись в убежище из умозрительных построений, книг, чистых вымыслов. Они замуровали себя там, отвлеченные от мира чудесными забавами ума, когда реальность растворяется в лабиринте слов и мерцающих образов. И два этих писателя, столь сходные меж собой манерой восприятия культуры и отношением к писательскому ремеслу, создали выдающиеся творения, которые были вовсе не критикой действительности, а способом лишить жизнь плоти, рассеять жизнь в ярких миражах абстракций.

И это тоже "Лолита" - изысканная, барочная подмена реальности.

Но такой ее увидит лишь тот, кто пройдет сквозь сюжетную канву, кто оценит тайные глубины романа, попытается разрешить его загадки, вникнуть в суть аллюзий, различить пародии и пересмешки. Роман бросает вызов, который читатель вправе принять либо отвергнуть. Ведь и чисто фабульное восприятие доставляет огромное наслаждение. Но если вы рискнете прочесть "Лолиту" иначе, вы обнаружите, что это бездонный кладезь литературных отсылок и лингвистических фокусов. Именно они служат для романа густой каркасной сеткой и, возможно, содержат в себе ту - настоящую - историю, которую Набоков как раз и хотел рассказать. Историю не менее сложную, чем положенная в основу его же романа "Защита Лужина" (он вышел на русском языке в 1930 году), где герой, безумный шахматист, изобретает новую систему защиты. Или чем история "Бледного огня", где художественный текст имитирует комментарий к поэме, а зашифрованная фабула раскрывается лишь в отступлениях рассказчика, когда стихи сопоставляются с примечаниями и комментариями издателя.

Поиски тайных сокровищ "Лолиты" дали материал для многочисленных книг и диссертаций, но в них, к сожалению, почти никогда не принимаются в расчет юмор и игровое начало, с помощью которых Набоков, как и Борхес, умел преобразить эрудицию (истинную или фиктивную) в искусство.

Лингвистическая эквилибристика этого романа редко выдерживала испытание переводом. Скажем, вставленные в оригинал французские строки таят в себе дерзость и насмешку, которые не всегда легко почувствовать. Вот один пример из тысячи: Гумберт Гумберт, собираясь пойти и убить человека, отнявшего у него Лолиту, декламирует странный одиннадцатисложник. К кому обращено и о ком это?

Reveillez-vous, Laqueue, il est temps de mourir!

Что перед нами - буквальная цитата или парафраз, каких в книге так много? Почему рассказчик называет Клэра Куильти Laqueue? Может, под этим именем скрывается он сам? Профессор Карл Л. Проффер в увлекательном исследовании "Keys to Lolita" разрешил загадку. Речь идет просто о замаскированной непристойности. La queue, то есть "хвост", означает на французском арго фаллос, "умереть" значит "изливать". Таким образом, эта фраза - аллегория, в ней предуведомляется о преступлении, которое намерен совершить Гумберт Гумберт, и раскрывается причина задуманного убийства (фаллос Клэра Куильти, обладавшего Лолитой).

Некоторые аллюзии и загадки на деле оказываются не более чем случайными солипсистскими забавами Гумберта Гумберта и не влияют на развитие событий. Но есть и такие, что подспудно вмешиваются в их ход. И прежде всего это относится ко всяким сведениям и намекам, касающимся самого любопытного персонажа романа - не Лолиты и не рассказчика, а Клэра Куильти, драматурга, поклонника маркиза де Сада, развратника, наркомана, пьяницы и, по собственному его признанию, полуимпотента. Его появление выбивает повествование из колеи, направляет рассказ по неожиданному пути, навязывая ему - совсем в духе Достоевского - тему двойника. Именно по вине Клэра Куильти в нас зарождается подозрение, что вся эта история не что иное, как плод шизофренического воображения Гумберта Гумберта, который, как уже было ранее сообщено читателю, несколько раз находился на излечении в клиниках для душевнобольных. Клэр Куильти похищает Лолиту и умирает, но вовсе не для этого он вводится в роман. Его появление в книге - некий сигнал тревоги, некий вопросительный знак: а заслуживает ли доверия (предполагаемый) рассказчик?

Кто же этот странный тип? Он материализуется в художественную реальность, чтобы увезти с собой из клиники в Эльфинстоне Лолиту. А до этого на протяжении какого-то времени он был не более чем цепочкой смутных образов, рожденных манией преследования Гумберта Гумберта. Автомобиль, который то появляется, то исчезает, блуждающий огонь, расплывчатая фигура человека, только что закончившего партию в теннис с девочкой-женщиной и теперь скрывающегося вдали, за холмами, мириады объявлений, чей смысл может расшифровать только болезненно въедливый и подозрительный мозг рассказчика. И позднее, когда Гумберт Гумберт преследует беглецов и повторяет собственные маршруты по американской земле, когда он, словно совершая магический ритуал и пытаясь воскресить два года счастья с нимфулой, находит на каждой остановке загадочные следы и послания Клэра Куильти. Из них видно: тот едва ли не всеведущ во всем, что касается жизни, мыслей и привычек рассказчика, их словно связывает род высшего сообщничества. Но действительно ли речь идет о двух людях? Ведь сходства меж ними гораздо весомее различий. Оба более или менее одного возраста, оба испытывают одинаковую страсть к нимфулам вообще и к Лолите Гейз в частности, оба любят литературу и профессионально занимаются ею (хотя и с неравным успехом). Но заметнее всего симбиоз двух личностей проявляется, когда герои на расстоянии обмениваются почти что гипнотическими пассами, и Лолита тут служит всего лишь предлогом. Это утонченная и тайная связь - она превращает жизнь в литературу. У автора есть волшебная палочка - язык. Он касается палочкой географических названий, и они преображаются в нечто новое, вымышленные городки и поселки, вымышленные события вступают в перекличку с известными стихами и романами, придуманные фамилии вызывают поэтические ассоциации - и все в соответствии со строжайшим шифром, ключи к которому умеют подобрать только они двое.

Кульминационная сцена романа - не первая ночь любви Лолиты и Гумберта Гумберта, которая описана весьма скупо и осталась событием едва ли не утаенным, нет, кульминация - неспешное, выразительное, как балетный спектакль, убийство Клэра Куильти. Это кратер вулкана, где сконцентрирован весь жизненный опыт Гумберта Гумберта, показательное выступление виртуоза, искусно жонглирующего юмором, драматизмом, необычными деталями, достойными сивилл загадками. Наши стойкие представления о художественной реальности на этих страницах вдруг теряют свою неколебимость, нас начинают одолевать сомнения. Что происходит? На самом деле мы присутствуем при разговоре убийцы с жертвой? Или это всего лишь болезненное раздвоение сознания рассказчика? Ведь и такую возможность таит в себе сложнейшая структура романа: сломленный тоской и угрызениями совести Гумберт Гумберт переживает процесс психического и морального распада (strictu senso), разрывается на две половины - ясное самобичующее сознание (оно фиксирует происходящее и вершит суд) и слабое гнусное тело, вместилище той самой страсти, которой оно подчинилось, оставшись чуждым как наслаждению, так и снисходительности к себе. Не себя ли самого он ненавидит в себе самом, не себя ли убивает в этой совершенно фантасмагорической сцене, где роман, совершая диалектический прыжок, словно расстается с условным реализмом, которому до той поры был верен, чтобы вступить в мир чистого вымысла?

Архитектура всех романов Набокова но прежде всего, "Бледного огня" - настолько хитроумна и сильна, что в конце концов подчиняет себе все остальное. Равным образом и в "Лолите": благодаря смысловой наполненности и искусству исполнения ее конструкция мощно выступает на первый план, заслоняя собой саму фабулу, саму историю, лишая их жизненности и самостоятельности. Правда, в этом романе содержание хоть изредка, но все же сопротивляется натиску формы, ведь суть истории корнями уходит в вечно живые для человеческого бытия вещи: страсть и подчиненная инстинкту фантазия. И в какие-то моменты героям "Лолиты" удается жить, не превращаясь - как случается с персонажами других романов Набокова или с борхесовскими персонажами - в фигуры управляемого высшим разумом театра теней.

Да, и в сорок лет Долорес Гейз, Долли, Ло, Лолита по-прежнему свежа, непостижима, запретна, соблазнительна, она все так же проводит кончиком языка по губам и заставляет чаще биться сердце джентльменов вроде Гумберта Гумберта - которые любят головой, а мечтают сердцем.