В 1956 г. Набоков признавался, что роман «Лолита» появился из-за его любви к английскому языку. И действительно, пишет Л.Олсен, достаточно прочесть страницу-другую английского текста, чтобы убедиться, в том, что в отличие от «минималистов типа Хемингуэя, которые писали короткой рубленой фразой, Набоков был максималистом в языке. Его стиль удивляет. Подобно Шекспиру, он постоянно поражает нас своими словесными загадками» (11. с.10).
Читатель не может не чувствовать, что перевернув последнюю страницу «Лолиты», он в действительности только начинает дальнейшую многогранную интерпретацию романа, его эмоциональной сложности, поразительного мастерства художника, человеческого юмора, психологической глубины и исторической правды жизни. «Лолита» – это парадоксальное исследование «светлых и темных сторон того, что значит быть человеком» (11, с. 11).
Самим сюжетом , в котором переплетены педофилия, садизм, мазохизм, убийство и даже намек на инцест, «Лолита» «ударила по нервам» американского общества, нарушив его строжайшие запреты (11, с. 30). Этот роман поставил общество перед фактом существования альтернативных человеческих мироощущений и вообще перед признанием границ цивилизации, пишет Л.Олсен и приходит к выводу: «Роман поэтому взывает к решению фундаментальных гуманистических и религиозных проблем, касающихся того, что можно считать правильным, приличным, допустимым» (11, с. 30).
Лишь тринадцать глав «Лолиты» из шестидесяти девяти насыщены элементами эротики. Однако читатель, ожидающий текст весьма сомнительного характера, будет разочарован. Сам Набоков отнюдь не думал, что его роман можно назвать порнографическим. Он как-то писал Эдмунду Уилсону, что считает «Лолиту» высоко моральным произведением. В интервью, данном Би-би-си, Набоков четко очертил то, к чему он питает отвращение: глупость, насилие, преступление, жестокость. «Любит же он писательский труд и ловлю бабочек» (11, с. 32).
Роман «Лолита», по мнению критика, это вовсе не свод непристойностей, а «моральная книга о непристойном поведении» (11, с. 34). Что же касается фильма, снятого в 1962 году по роману «Лолита», то автор монографии склонен думать, что режиссера Стенли Кубрика отличает та же близорукость относительно моральной стороны романа, которая свойственна большинству читающей публики.
Главный персонаж романа Владимира Набокова Гумберт Гумберт – это прежде всего одинокий убийца и растлитель малолетних. Роман Набокова выворачивает наизнанку древнегреческий миф о ненавистнике женщин царе Кипра Пигмалионе и статуе девушки Галатеи с той лишь разницей, что Гумберт Гумберт пытается сделать из девочки Долорес Гейз созданную его необузданным воображением нимфетку Лолиту.
В длившейся несколько месяцев его «одиссее» Гумберт Гумберт обрисован Набоковым как «одинокий угрюмый бунтарь, бесконечно находящийся в погоне за недостижимым» (11, с. 45). Гумберт преследует Лолиту с тем же упорством, с которым герой романа Германа Мелвилла Ахаб преследовал вечно ускользающее от него чудовище – кита Моби Дика.
Набоков подчеркивает свое осуждение созданного его воображением персонажа специфическим набоковским приемом. Когда овдовевший Гумберт забирает дочь своей жены из летнего лагеря, перед его глазами в кабинете начальницы оказывается «еще живая цветистая бабочка, надежно приколотая к стенке». Это как бы символ того, что Гумберт собирается сделать с Долли Гейз, превратив ее в нимфетку Лолиту.
По мнению автора монографии «Лолита, текст как двуликий Янус» (“Lolita: A Janus text”), роман представляет собою своеобразную «историю любви», ибо является повествованием о том, насколько недостижима любовь к Другому. «Перед нами предстает умирающей в тюремной камере человек, сочиняющий исповедь о своих грехах и своей любви» (11, с. 52)
Сам Набоков протестовал против позитивной характеристики главного персонажа его романа. В одном из интервью в 1967 году он сказал, что Гумберт Гумберт это тщеславный и жестокий мерзавец, которому удается показаться трогательным, а этот эпитет в его истинном смысле может быть применен только к молоденькой героине романа. В 1962 году, отвечая на вопрос Питера Дюваля-Смита, почему он написал «Лолиту», Набоков сказал: «Это было интересно. В конце концов, почему я вообще написал свои книги? Во имя удовольствия, во имя сложности. Я не пишу с социальным умыслом и не преподаю нравственного урока, не эксплуатирую общие идеи – просто я люблю сочинять загадки и изящными решениями» (7, с. 123).
Величие «Лолиты», по мнению Л.Олсена, состоит в умении писателя удивлять тем, как он находит контакт с читателем, как он показывает свое глубокое знание истории литературы и умение пародировать наивысшие достижения других писателей, как он создает некую концептуальную исповедь своего главного персонажа. Однако при всем том «Лолита» – это не просто исповедальная проза, это детальное психиатрическое исследование типа педофила, а также патологического лжеца и убийцы. «Короче, это жанр, который был изобретен Фрейдом, хотя роман пронизан антифрейдистскими настроениями» (11, с. 101).
Почему же автор монографии, спросим мы, называет роман «двуликим текстом», вспоминая при этом имя бога Януса? Да, потому, что он полагает, будто «Лолита» смотрит сразу в двух направлениях. Роман обещает грубую непристойность и порнографию, а на поверку оказывается, что он «предлагает неиспорченную чистоту морального поучения» (11, с. 116). Писатель сострадает своему герою и призывает принять это сострадание.
Таким образом, «Лолита» является своего рода оптическим прибором, при помощи которого можно читать и анализировать изложенную писателем серьезную и печальную историю. Роман дает возможность литературоведу применить к нему стратегию двойного прочтения, т.е. стратегию привычного толкования текста, ибо Набоков создает лабиринты, свойственные постмодернистской прозе.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Анастасьев Н. Владимир Набоков. Одинокий король. – М., 2002. – 525 с.
2. Бюрчиев Б.Н. Особенности «потаенного» сюжета в романе В.Набокова «Король, дама, валет» // Творческая индивидуальность писателя: Традиции и новаторство. – Элиста, 2003. – С. 164-168.
2а. Гандлевский С. Странные сближения // Иностр. лит. – М., 2004. – № 1. – С. 241-263.
3. Забияко А.А. Синэстезия: Метаморфозы художественной образности. – Благовещенск, 2004. – 211 с.
4. Зуев Д. Роман Набокова «Приглашение на казнь»: Тема детства в контексте двоемирия романа // Рус. филология. – Тарту, 2001. - № 2. – С. 92 100.
5. Набоков В. Дар. – М., 1990. – 348 с.
6. Набоков В. Другие берега. – М., 1989. – 288 с.
7. Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе. – М., 2002. – 704 с.
8. Эскина Н.А. Три этюда о Набокове // Художественный язык литературы 20-х годов ХХ века. – Самара, 2001. – С. 47-60.
9. Grishakova M. On some semiotic models in Vladimir Nabokov’s fiction // Interliteraria. – Tartu, 2003. - № 8. – P. 291-301.
10. Joyce J. A portrait of the artist as a young man: Complete auth. text with biogr. a. hist. contexts, crit. history, a. essays from five contemporary crit. perspectives. – Boston; N.Y., 1993. – VII, 404 p.
11. Olsen L. Lolita: A Janus text. – N.Y., 1995. – XV, 144 p.
12. Schuman S. Something rotten in the state: “Hamlet” and “Bend sinister” // Russ. lit. triquart. – Ann Arbor, 1991. – № 24. – P. 197-212.
13. Sweeney S.E. Purloined letters: Poe, Doyle, Nabokov // Ibid. P. 213-237.
14. Tammi P. Nabokov’s poetics of dates // Scando-Slavica. – Copenhagen, 1995. – T. 41. – P. 75-97.
15. Vries G. de. Fanning the poet’s fire. Some remarks on Nabokov’s “Pale Fire” // Russ. lit. triquart. – Ann Arbor, 1991. – № 24.– P. 239-267.