Я – моя дочь.

Обычно человек садится писать мемуары под конец жизни, в закате своих лет, уже будучи бабушкой или дедушкой. А в лучшем случае прабабушкой или прадедушкой. Хотя я пока ещё не слышала, чтобы женщины пускались на подобные авантюры. Всё больше мужчины. Уж они-то склонны на старости лет повспоминать былые времена и подвиги в отличие от нас – женщин. У нас, думаю, и в старости забот – полон рот. Некогда подобными вещами заниматься. В таком случае я буду первой.
Зачем пишутся мемуары? Не знаю. Может быть, каждый пишет их со своей целью, а может быть у всех она одна и та же. Спросить об этом не у кого – у меня нет знакомых, которые занимались бы этим, так что в данном случае сказать я могу только за себя. Мне необходимо, жизненно важно не просто оставить потомкам историю своей жизни, а самой разобраться в этой истории. Кое-какие моменты в ней меня не только беспокоят, но и пугают своей таинственностью и непонятностью.
Однако начнём по порядку.
Зовут меня Синицына Надежда Павловна. Я родилась в две тысячи пятом году в Самаре. У нас была небольшая квартира на окраине города. Тут я отходила первые свои годы в близстоящий детский садик. Тут же училась и в школе. Не сказать, что в эти годы для меня происходило что-то особенно важное. Так, обычные детские девчачьи приключения, не стоящие описаний. А вот когда мне исполнилось десять лет, и я благополучно окончила третий класс, переведясь в четвёртый, случилось самое страшное и горькое событие в моей жизни. Мне не забыть никогда того дня. Тогда пропала моя мама.
Я не сразу поняла, что она пропала. Наверное, и папа не сразу это понял. Мы с ним весь вечер ждали, когда же мама вернётся с работы. Она никогда не задерживалась, а в тот день её всё не было и не было. Папа сильно волновался, постоянно звонил по телефону, но мамин мобильный был всё время недоступен. К десяти вечера папа уложил меня спать, а сам направился на улицу. Только я спать не стала, стояла у окна, выглядывая в сгущающейся темноте своих родителей.
Папа вернулся в час ночи. Один. Был он мрачнее тучи. Утром он позвонил в милицию и маму объявили в розыск. Я тогда плохо ещё это всё понимала, но отец, как смог, мне всё объяснил. В тот день я много плакала. Но мы старались не отчаиваться и продолжали поиски. Вернее, он продолжал поиски, а я продолжала свою учёбу.
Так прошёл целый год. Мама домой не вернулась. В милиции-то её перестали искать уже через месяц, объявив пропавшей без вести. Скорее всего, папа просто не выдержал этого отчаяния и тогда мы переехали с ним в другой город. В Тулу. Переехали туда с надеждой, что сможем жить хотя бы немножко спокойнее, без этого тягостного ожидания каждый вечер, сможем хотя бы смириться и привыкнуть к случившейся потере.
Однако если папа прекратил поиски, то это не значит, что он смирился. Он по-прежнему любил маму, и каждый вечер тосковал по ней. Я тоже не смирилась и все годы жила с одной лишь мыслью: выяснить, что случилось с мамой. Куда и как она исчезла.
А между тем шли годы. Я закончила школу. Нужно было поступать в институт.
Тут стоит оговориться по принципу выбора самого института, куда я собиралась поступать. Мы с отцом к этому времени испробовали все мыслимые способы, пытаясь найти маму, но ни один из них не дал хоть какого-нибудь результата, какой-нибудь зацепки. Ровным счётом ничего. И тогда я пришла к выводу, что раз стандартные методы поисков не помогают, то придётся действовать нестандартными. Самым верным из них был путешествием во времени в тот самый день, когда мама пропала.
Я не стала задумываться, возможно ли технически осуществить такое путешествие, не стала эту мысль отвергать. Была бы цель – средство найдётся. Цель же – путешествие во времени – я себе поставила. Осталось найти способ-средство её осуществления.
Для этого я поступила, может быть и не в самый лучший институт, но стоящий где-то рядом с ними на одной полке. Московский физико-технический институт. Судя по отзывам и рекламным проспектам, он отвечал моим требованиям.
И я училась. Ах, как я училась! Никто и никогда в жизни не учился с таким рвением, как я. Преподаватели не могла нарадоваться. Весь материал я буквально схватывала на лету, не ловила слова из их ртов, а сама их выдирала. Они-то думали, что я просто такая умная родилась. Но нет, не более чем все. Просто у меня была своя конкретная цель, к которой я стремилась. Но вот тех знаний, которые я получала на своей кафедре, мне не хватало. Я часто забегала вперёд, брала конспекты более старших курсов, и даже с других факультетов. Меня интересовало абсолютно всё, что хоть как-то связано с радиотехникой, физикой, электроникой. И только к четвёртому курсу своего обучения я начала понимать, что и как нужно делать.
На сборку машины времени ушло довольно-таки много этого самого времени, хотя она и оказалась не такой уж и сложной конструкции. Да и размеры её не впечатляли. Умещалась она в корпусе из-под наручных часов, хотя и очень больших для женской руки. Радовало то, что машинка эта могла работать и как обычные часы, исправно крутя своими стрелками. Но был и один существенный недостаток. Её кратность равнялась двенадцати годам.
Не знаю, почему так получилось. Я просто не понимаю этого. Все расчеты сводились именно к этой цифре. Машина могла переместить меня только на число лет, кратное двенадцати. Там уже по нарастающие: на двадцать четыре, на тридцать шесть и так далее. И сработать она могла лишь один раз в двенадцать лет. Получалось так, что если я переносилась в прошлое, то только через двенадцать лет могла снова переместиться во времени. А сборка другой машины времени в этом вопросе не помогла бы. Дело было ещё и в самом перемещаемом объекте. Я, не смотря на всё обилие своих знаний, так и не смогла понять, каким образом оказались завязанными в один тесный клубок казалось бы несовместимые вещи: движение Земли вокруг Солнца, прыжок во времени, сам мой организм. Однако это было. И ничего с этим не поделаешь.
К сожалению, о кратности двенадцати я узнала слишком поздно. Машина времени была готова к использованию лишь утром двадцатого июля две тысячи двадцать седьмого года – ровно через двенадцать лет со дня исчезновения моей мамы. Мне хотелось реветь и рвать на себе волосы. Всего лишь на один день я опоздала. Всего на один день. Обидно.
Но решимости узнать о судьбе матери у меня от этого не убавилось. Я, конечно, могла бы подождать ещё двенадцать лет, но не могла на это пойти, не могла сидеть без дела. Уже вечером этого же дня я переместилась во времени на двадцать четыре года назад, в две тысячи третий. Перед этим заранее пролистала в интернете историю того времени. Особое внимание уделила курсам валют и акций, играя с которыми на рынке можно было безбедно существовать длительное время. Просмотрела таблицы результатов игр в спорте. Делая ставки, я могла поднять неплохие деньги. Всё запомнить я физически не смогла, но столько мне и не было нужно.
Итак, я переместилась в двадцатое июля две тысячи третьего года. Одному Богу известно, чего мне стоило раздобыть достаточное количество денег на первое время своего пребывания там. Ни один нормальный магазин, ни один банк не примет деньги, напечатанные в двадцать седьмом году в то время как на улице идёт всего лишь третий.
В тот же день я уехала в Самару. Сняла там квартиру начала просто жить в тягостном ожидании. Всё шло хорошо. В деньгах я не нуждалась. Нужно было лишь пойти и сделать правильную ставку или вовремя обменять валюту. Когда мне это надоело, я устроилась на работу. С моими-то техническими познаниями любая компания, любая фирма оторвала бы меня с руками не смотря на отсутствие диплома о высшем образовании, который в этом времени не котировался бы так же, как и деньги, так же как и паспорт, в котором значилось, что я ещё не родилась. Паспорт пришлось оставить там, в моём времени. Мало ли что? А здесь я всего лишь заявила об утере и получила новый, хотя это и потрепало мне маленько нервы.
По выходным я гуляла в том самом районе, в котором выросла. Вспоминала своё детство, ностальгировала. С интересом разглядывала глазами взрослого человека детский садик и школу, в которые когда-то ходила, и в которые мне ещё предстоит пойти. Раньше они мне казались гораздо большими, чем сейчас.
Однажды вечером, когда я проходила по тихим извилистым улочкам, на меня напали из подворотни трое ребят. Схватили и потащили куда-то. Может быть такие же отморозки, как эти, в своё время так же похитили мою маму. Я испугалась. Очень сильно испугалась того, что так же вот бесследно исчезну, как исчезла и мама. И я закричала так громко, как только могла. Но было уже поздно и вряд ли на шум пришёл бы хоть кто-нибудь, способный выручить меня из беды.
Я не верю в чудеса, но и они когда-нибудь случаются. Откуда-то выбежал решительного вида парень с зажатой в руке металлической трубой. Первых двух бандитов он уложил сразу же. Они даже отреагировать не успели. С третьим ему пришлось повозиться, но и тот не устоял и вскоре присоединился к своим товарищам, лежащим с разбитыми головами. Кажется, один из них был мёртв. Уж очень неестественно смотрелась глубокая вмятина на его голове.
Я бессильно опустилась на землю и заплакала. Парень, спасший меня, подошёл, взял мою руку и тихонько поднял на ноги, уводя прочь от этого места. Проходя мимо бандитов я брезгливо поморщилась. Никакого страха в связи с гибелью одного из них во мне не было. Лишь чувство облегчения, что одним подонком не свете стало меньше. Туда ему и дорога.
Мой спаситель привёл меня к себе домой. Успокоил, напоил горячим чаем. Что-то смутно-знакомое виделось мне в его лице, но я никак не могла сообразить, что именно. Казалось, будто я знаю его всю жизнь. Всё в нём было привычно. Манера говорить, двигаться. Он мне понравился. А может и так быть, подумала я тогда, что мы с ним предназначены друг другу самой Судьбой. Ведь бывает же так, что после подобных событий люди влюбляются друг в друга на всю жизнь и потом женятся. И при первой встрече в таком случае может показаться, что, вроде как, знакомы всю жизнь. Но дело оказалось гораздо необычнее, чем представлялось с первого взгляда. Я узнала его имя и пришла в некоторое замешательство. Звали его Синицын Павел Андреевич.
Да, да. Это был мой отец. И жил он как раз в той самой квартире, в которой первые одиннадцать лет своей жизни прожила я. Вот так встреча выпускников: родной отец спасает свою ещё не рождённую дочь от изнасилования, а то и от смерти.
Жил Павел один, без родителей. Так что мог спокойно оставить меня переночевать у себя, тем более что я никуда не смогла бы сейчас пойти. Уж очень сильным оказалось переживание. Утром, когда я уже собралась уходить, он вдруг попросил меня остаться. Предложил погулять вместе по городу, сходить в кино. Я очень боялась этого, но отказать ему не смогла. Мы хорошо провели с ним те выходные.
Шло время. Наступил две тысячи четвёртый год. Скоро, очень скоро в жизни моего отца должна была появиться моя мама. Я родилась десятого мая в две тысячи пятом году. Соответственно, познакомиться с моей мамой он должен не позднее десятого сентября этого года. Они должны познакомиться и полюбить друг друга. Но я стала замечать, что моего отца не интересуют другие девушки кроме меня. Каждые выходные он приезжал ко мне, зовя гулять. Я всё пыталась уходить куда-нибудь, прятаться, чтобы он встретился-таки с моей мамой, но он каким-то чудом отыскивал меня, где бы я ни была, куда бы ни уезжала. Говорил, что чувствует, где я нахожусь, и я его словам верила.
А летом две тысячи четвёртого случилось страшное. Как бы пафосно это ни звучало, но мой отец признался мне в любви и сделал предложение. Чувства, что обуревали меня в этот момент, были смешанными. Я не могу выйти за него замуж. Если он женится на мне, а не на моей маме, то она не родит меня. В таком случае что же станет со мной самой? Исчезну ли я? Что это будет за парадокс такой во времени?
Я ответила ему, что подумаю. Всё ещё надеялась на появление мамы. Но время шло, а мамы всё не было. Отец никак не мог, да и не хотел встречаться и знакомиться с другими девушками. Он мечтал только обо мне, все его мысли были связаны со мной, я стала любовью всей его жизни. А мне что прикажете делать в таком случае? Уехать из города? Хотя бы на время? Я пробовала, и ничего из этого не получилось. Он находил меня везде. А самым ужасным было то, что я сама начинала потихоньку в него влюбляться. Мы ведь были одного с ним возраста.
Восьмого сентября мне стало предельно ясно, что моя мама в жизни моего папы так и не появится. И виновницей тому буду я. Глупо было надеяться, что за отпущенные несколько дней, максимум – пару недель, отец сумеет разлюбить меня и полюбить другую девушку. Не такой у него характер. Уж я-то за свои двадцать три года успела узнать его, как следует.
В конце концов, наплевав на все законы Природы, на все пространственно-временные континуумы, я согласилась стать женой своего отца. Мне тоже было интересно посмотреть, как я исчезну, почувствую ли я что-нибудь при этом. А может быть во времени появится развилка и я перемещусь в параллельное пространство от основной линии. Я решила посмотреть, что из этого всего получится. Тем более, как я уже говорила, отец мне нравился и я даже влюбилась в него. Только сдерживала в себе это чувство, хотя и с трудом. Понимала ведь умом. Но… Ничего не поделаешь. Десятого сентября я переехала жить к нему.
Через месяц я узнала, что беременна. Я была счастлива этому. Я была счастлива со своим отцом, ставшим моим мужем. Жили мы с ним душа в душу. А десятого мая я родила красавицу-дочку, которую назвала своим же именем. Надюшкой. Дочка росла поразительно похожей на меня. Всё у нас было хорошо.
Но вот наступил тот самый страшный день: двадцатое июля две тысячи пятнадцатого года. Я возвращалась вечером с работы домой. Улица была практически безлюдной, но это меня не пугало, хотя на душе и было неспокойно. Чувствовался какой-то дискомфорт. Может быть, это давало о себе знать детское воспоминание, а может…
Из-за угла дома выскочил какой-то мальчишка лет семнадцати-восемнадцати. Он схватился за мою сумку и резко дёрнул, выдрав её из рук. Я потеряла равновесие и начала падать, даже не закричав. Успела только заметить, как мальчишка скрылся за углом. Упав, я ударилась о бордюр своими часами с вмонтированной в них машиной времени. Я никогда с ними не расставалась. Это было – как память о будущем, являющимся одновременно и прошлым. Сработал механизм перемещения. Я оказалась в две тысячи двадцать седьмом году.
Встав и отряхнувшись, я направилась на негнущихся ногах домой, но там уже жили чужие люди. И жили они там с две тысячи шестнадцатого года. Как раз с того момента, когда мы с отцом уехали отсюда в другой город. Жильцы оказались приятными людьми. Они с пониманием выслушали ту историю, которую я специально придумала. Позволили мне переночевать, а утром одолжили денег на проезд до Тулы. Я клятвенно пообещала им всё вернуть.
Оставалось дело за малым, хотя и в двух вариациях. Либо я приеду к отцу изрядно состарившейся дочкой. Либо я приеду к мужу молодой женой, ничуть не состарившейся за время долгого двенадцатилетнего отсутствия. Тем более что с дочерью мы удивительно похожи. И тут меня пробило ознобом.
А вдруг?
Не получилось ли так, что я, путешествуя во времени, стала матерью самой себя? Ведь всё сходится с огромнейшей точностью. С другой стороны, как бы ни выглядело это правдиво, разум мой никак не мог согласиться с этим фактом. Я не могла этого ни принять, ни понять.
Есть, конечно, ещё и второй вариант. Но он такой же невероятный. Линия времени ушла в сторону, и отец женился не на мне, а на моей матери, мной не являющейся. Вот только в таком случае, чтобы я не стала мамой самой себя, линия времени должна будет ветвиться бесконечное число раз, чтобы не нарушить равновесие. Выдержит ли само мироздание такое количество параллельных миров? Что-то я в это верю с трудом, хотя и похоже, будто оно выдерживает.
Вот такие вот получились два равнозначных, в одинаковой степени невероятных варианта объяснения того, кто я есть на самом деле. Оба варианта кажутся мне немыслимыми в своей невозможности и ни одним я не могу пренебречь, как заведомо неверным.
Есть, как всегда, и третья версия из двух предлагающихся. Она отталкивается от возраста. Сейчас мне биологически тридцать четыре года, хотя должно быть либо двадцать два в силу того, что я - дочь, либо сорок шесть в силу того, что я - мать. Среднее арифметическое – тридцать четыре. Логично предположить, что я – моя мать, и я – моя дочь, в этом промежутке времени слились воедино, придя к усреднённому состоянию, одновременно постарев и помолодев на двенадцать лет. И являемся мы теперь одним полноценным существом.
Так всё-таки. Что же на самом деле? Каково реальное положение вещей? Боюсь, что сама я никогда не смогу узнать ответа на этот вопрос.
А тут ещё поднимается одна проблема: муж-отец. Как ему объяснить сложившуюся ситуацию? Сможет ли он понять и принять то, что со мной произошло? Думаю, что сможет. Он у меня сильный. Может быть, он сможет высказать четвёртую теорию произошедшего, которая всё хорошо объяснит и не будет противоречить хотя бы сама себе.
Кто знает, на что способны эти мужчины в своих философских изысканиях?