Темнота
А потом была темнота. Где-то на берегах засохших рек маленькие девочки с глазами лучезарного бога пустоты плетут венки и короны из болотной тины. Время поджигает поля. С полей улетают неведомые птицы и склевывают Все-Что-Осталось. На далекой башне в середине пустыни, между началом и концом вечности, стоит безумный старец с бородой до центра планеты, верящий в наступление нового времени. Дети в панике. Болотной тины в пустыне не сыскать, поэтому они находят на берегах ссохшиеся от солнечного дневного света и холодные от ночного кости неведомых странников, связывают их волосами и делают ожерелья, которые завтра странные пузатые люди в темных балахонах продадут неподалеку от Берега Слоновой Кости или где-нибудь на островах Фиджи.
Но завтра не наступит, и корабли не доплывут до торговых пунктов, места назначения на картах сотрутся под грузом пыли времени. Капитан еле дышит. Он вдыхает черный дым кубинских сигар и, захлебываясь, допивает последнюю бутылку рома. Падая за борт, он слышит как на палубе тихо играет музыка - моряки танцуют парами, звучит мелодичный Штраус, туго привязанный морскими узлами к мачте судна, лишь ветер моря едва заметно играет его волосами. Он перебирает редкие пряди на седой голове Штрауса, как Бах перебирает клавиши органа. Иоганн Себастьян глух, Иоганн Себастьян сидит в темноте и вкушает сочный плод Абсолютной Пустоты.
Музыка щекочет уставшие лица моряков, причесывает их жесткие от морской соли волосы и душит в ощущении безвременья. Через несколько мгновений корабль пуст, и только ветер заходит заглянуть что же лежит в каютах. "Король вальса" играет на скрипке, тайком от Смерти, танцующего на палубе и при том даже не подозревающего, что он выписывает грациозные па под звуки ветра и скрипки. Смерть всегда танцует вальс. Раз-два-три - приговаривает он, раз-два-три-раз-два-три. Смерть никогда не сбивается с такта.
Когда "Король" был мал, то играл на скрипке в тайне от отца, который был банкиром и явно более внимательным, чем рассеянный дядюшка Смерть.
Ночная тишина. Ветер съедает густые крики ожиревших мертвых чаек, кружащих в темноте. У старика на башне приступ, он кашляет и хрипит, потом медленно падает на мраморный пол верхнего этажа башни, выпуская из морщинистого, как складки постиранных простыней, рта последнюю порцию воздуха. По его бороде из центра Земли поднимается вереница коричневых внутриземных карликов и гуингмов, грузно карабкающихся, обрывая остатки волос безумного Хоттабыча.
В пустыне землетрясение. Башня начинает медленный уход под землю, наклоняясь и обваливаясь по камешку. Позже башню назовут Вавилонской и будут говорить, что боги были не в духе, да и не в теле, что, вообще-то - уж совершеннейшее демиургическое хамство, а умерли в те смутные дни вовсе не карлики, и выжили будто бы не гуингмы.
А сейчас - темнота, и дети кидают серый пепел, которым осыпается небо, с крыш сгоревших домов. Девочки у реки Нил закончили собирать урожай костей утопленников и несут наполненные корзины сквозь ночную мглу. Сегодня течение Великой Реки вновь было милосердно к ним.
И Тьма лениво переворачивает страницу Книги Истории своей гигантской щербатой лапой, оставляя нам лишь легенды и белый зеркальный песок пустыни.