Вишни
Буковка за буковокй. Предложение за предложением. Слова медленно выстраивались в ряд, а он, сидя напртив, так же медленно выдувал колечки дыма. Сладковатого, с вишнвым привкусом. А она очень любила вишни. Спелые, тёмно бордовые. Она частенько забиралась вот так, напротив него на барноую стойку, и ела вишни, вдыхая запах его сигарет. Ногти она тоже всегда красила тёмно -бордовым. Вишнёвым. Так, ей казалось, что он всегда рядом. А он любил взять её за руку и просто держать. Как – будто ничего не было, как будто ничего не будет.
А она сидела и выплёвывала косточки в большую тарелку, стоящую рядом. А он, сидя по-турецки на большом кресле, выдувал всё новые и новые колечки. Это была какая-то бесконечная и секундная идиллия. Непонятно когда она началась, незаметно, что уже закончилась и неясно, была ли вообще. Но она точно пахла вишнями.
Он выдул последнюю порцию вишнёвых колечек и потушил сигарету, а она достала последнюю спелую ягоду со дна огромного блюда, и приподнялась, чтобы выкинуть все косточки. Он улыбнулся. Она засмеялась. Он начал рассказывать о чём-то своём, а она слушала. Она очень любила его слушать. Он рассказыал разные интересные истории, иногда выдуманные, иногда нет. А она, как ребнок, смотрела на него и внимательно вслушивалась в каждое слово, порой от удивления приоткрывая рот, это особенно умиляло его. Потом она вынула из холодильника ещё один пакет с ягодами, и, вымыв, переложила их в то же большое блюдо, а он, распечатав новую пачку, закурил очаредную сигарету.
…А ведь он не курит, а у неё аллергия на ягоды…Но пока они оба улыбаются, их сказка пахнет вишнями.
***
Карточки на плотной бумаге
Он памахал рукой проезжающей мимо машине и улыбнулся. Потом он поднял свой фотоаппарат, больше похожий на орудие массового уничтожения, и нажал кнопку спуска затвора. Когда же машина остнановаилсь прямо напротив, он немного смущённо улыбулся и помотал головой, как бы отказываясь. «Чёрт знает, что такое !»- пробурчал недовольный водитель и нажал на газ.
Он очень любил фотографировать. С самого детства. Его завораживало время и то, как его можно остановаить, выхватить одну милисекунду и заставить её тянуться вечность, на фотокарточке.
Он очень любил фотокарточки. Он никогда не снимал на цифру, а всегда покупал плёнки, растворители и бумагу. Он всегда сам проявлял все работы. В каждой было своё настроение. Его настроение. Ему нравились ретро снимки, немного розовато-выцветшие, на плотной, сероватой бумаге. Он никогда не вставлял свои карточки рамки, и очень любил дарить их. Если он снимал людей на улиице, в своём любимом кафе или в парке, то всегда возвращался туда, чтобы отдать им обратно тот момент. Оттдать ту секунду, которую он выхватил из их жизни. Люди, как птицы, всегда возвращаются на одни и те же места снова и снова. У некоторых, особенно колоритных особ уже скопилась целая серия этих нежно-розовых секунд на плотной бумаге. А карточки, которые так и не находили своего обладателя, изображённого спереди, он вешал на стену в своей маленькой квартирке. Это была как галерея безвести пропавших. Они промелькнули в его жизни, его объектив защёлкнул их в своей реальности, а они навсегда испарились из его глаз. И вот они висели, и грутсно, весело, хитро, подозрительно, иногда недовольно, но обычно очень добродушно смотрели друг на друга. С каждым днём их становилось всё больше и больше. Наверное, если бы можно было собрать часы из этих секнуд, получилась бы целая жизнь. Нежно –розовая и очень красивая. Добрая, но иногда немного капризная.
Он любил заходить в комнату, где висели все эти снимки. В ней была какая-то особенная атмосфера. Тепла. Как-будто они все его там ждали.
Он никогда не просил телефона тех, кого снимал. Он точно знал, что если снимок должен попасть к хозяину, то ему не миновать этого. Он только просил их расписаться на маленькх странных бумажках. Это была позрачная, клейкая с одной стороны бумажка. Эти росписи он клеил на оборотку снимка. Когда фотографий в комнате становилось слишком много, он снимал их все и складывал в стопочку, которую потом оставлял внизу у подъезда. Его дом был на одной из самых оживлённых улиц города. Люди знали об этом чудаке. Когда появлялась новая стопочка, каждый прохожий всегда брал себе по одной карточке. А потом, они искали друг друга. Это было вроде игры. Все обладатели заветных снимков напряжённо вглядывались в проходящие мимо глаза. Некоторые так нашли своих родных, некоторые –новых друзей, другие – любовь. Главное, что каждый нашёл что-то для себя. Открыл ещё одного человека. И неизменно, снимки возвращались к тем, кто был на них изображён.
А он сидел у своего окна, на огромном подоконнике с кучей падушек и пил кофе из любимой кружки. Ему нравилось смотреть на городк внизу и думать, что все они ищут друг друга. Каждый день новых. Ему нравилось, что он может забрать время и вернуть его обратно, управлять жизнями и дарить улыбки. И в эти минуты он улыбался. Улыбался улыбкой, которая никогда не будет подарена никому потому, что его глаза обречены видеть, а не искать. Знать, а не верить, и в тогда ему вдруг очень хотелось, что бы в эту минуту в комнату вошла она и протянла ему маленькую нежно –розовую карточку на плотной бумаге, и сказала бы –«Это принадлежит тебе»…)