Продолжая серию из истории Беларуси... Братские школы, возникшие в конце XVI— первой половине XVII в., были наиболее распространенным типом учебных заведений в Белоруссии. Об их деятельности написано немало работ, защищены диссертации.
Однако во всех этих работах деятельность белорус-ских братских школ рассматривается в общем плане, кроме того, наблюдается недооценка роли белорусских братских школ и особенно такой, как Виленская, кото-рая была открыта раньше всех, в 1584 г., и явилась од-ной из главных соборных школ, наряду со Львовской.
Возникновение братств, с которыми тесно связано создание и развитие братских школ, рассматривается с разных позиций. С. М. Соловьев считал, что братства в какой-то мере напоминают братчины древнего Новгорода и Пскова XII—XIII вв. и ведут происхождение от них. Г. Н. Медынский справедливо рассматривает братства как политическую организацию, имевшую внешне рели¬гиозную оболочку и направленную против полонизации и католицизма. При этом он утверждает, что братства XVI—XVII вв. были оригинальными организациями и ничем не были связаны с древнерусскими братчинами. Навряд ли с последним утверждением можно полностью согласиться. Если мы говорим о передаче из поколения в поколение в течение многих веков педагогических идей в виде сказок, поговорок, пословиц и былин, то тем более нельзя достоверно говорить о полном отсутствии влияния древних братчин при организации братств. Бесспорно, идеи совместной организации людей в виде братчин, да-же преследующих только экономические, а также благотворительные цели, не прошли бесследно и, видимо, в какой-то мере способствовали при определенных усло¬виях более быстрому отысканию такой организации, как братство. Не следует также отбрасывать взаимного влияния белорусских, украинских и чешских братств, на¬чавших возникать, примерно, в одно и то же время. Первым и наиболее известным братством на террито¬рии польско-литовского государства было Виленское (1458). Усиление национального и религиозного гнета в конце XVI— начале XVII в. приводит к появлению ряда братств: в Белоруссии — в конце XVI в., на Украи¬не — в начале XVII в. Так как Белоруссия более тесно, нежели Украина, была связана с Литвой и польское влияние казалось наиболее чужеродным и неприемле¬мым, народные массы и среднее шляхетство Белоруссии оказывали сильное сопротивление полонизации и като-лицизму. Проникновению польского влияния в Белоруссию и Литву оказывали сопротивление не только бело¬русы, но и литовцы, в том числе и литовские магнаты, не желавшие примириться с утратой политической и экономической самостоятельности Великого княжества Литовского. Наиболее известными братствами были: Виленское, Троицкое (1584), Кричевское (1588), Рогатинское (1589), Могилевское (1590), Брестское (1591), Гродненское (1591), Городокское (1591), Оршанское (1592), Минское «Шпитальное» (1592), Вельское (1594), 2-е Минское Петропавловское (1613), Пинское (дата открытия неизвестна).
Как правило, они находились в крупных городах. Однако были братства местечковые и даже сельские. Одни братства распространяли свое влияние только на церковный приход, другие — на весь город, а третьи—на по¬вет (по площади повет, примерно, равен современной об¬ласти) и даже на ряд поветов (Виленское и Брестское братства).
Существовали братства для именитой молодежи. Их называли младенческими, или юношескими. Они были своего рода филиалами братств, ибо вся их работа проходила под надзором представителей старших братств. Юношеское братство было в Могилеве, а также в Вильне под названием «Студенческая конгрегация святых Константина и Елены».
Братства объединяли людей разных сословий духовного и светского звания, за исключением магнатов. При этом в них преобладали лица светского происхождения — ремесленники и торговцы! Нередко братства на общих сходах под давлением светского большинства принимали решения, не совсем угодные лицам духовно¬го звания. Все это позволяет понять причины острой вражды между братствами и высшими церковными сановниками, которые видели в некоторых братствах рассадники безбожия и еретических идей. Все же боль¬шинство братств были верной опорой православной ре¬лигии и сами вели борьбу с еретиками и католицизмом. Однако нельзя рассматривать братства только как ре¬лигиозные организации. Они отстаивали независимость и национальную самостоятельность белорусского народа.
Несмотря на определенную демократию (решение во¬просов на сходах простым большинством голосов), братства были неоднородны, и чем дальше, тем больше вли¬яния в них приобретали зажиточные купцы, мастера и священники. В частности, из них избирались четыре «старших братчика», которые отвечали за повседневное ведение текущих дел братства.
Большинство братств добились полной независимос-ти от местного духовенства, в том числе и от епископов, часто изменявших православию. Братства получали так называемое право «ставропигии», т. е. независимости,которое им давали константинопольские православные патриархи, приезжавшие в Москву за «милостыней», говоря иными словами — подарками.
Русские цари и московские митрополиты стремились оказывать влияние на восточнославянские земли, находящиеся под властью польско-литовского государства, всячески поддерживали самостоятельность и независи¬мость братств и способствовали усилению их борьбы с католицизмом и полонизацией. Константинопольские патриархи, возвращаясь из Москвы с богатыми подарками, давали право ставропигии братствам, осуждали или освобождали от работы православных сановников вплоть до епископов, если последние неусердно отстаи¬вали православие и склонялись к дружбе с польскими властями. Большинство братств получали право не толь¬ко контролировать деятельность членов братства, но и избирать священников. Епископ же обязан был утверждать избранного и посвящать его в сан священника. Вся деятельность монастырей, священников как экономического, так и духовного характера попадала под влияние и контроль братств. Всестороннему контролю со сторо¬ны братств подвергались и братские школы.
Открытие братских школ, как и самих братств, было обусловлено рядом экономических и социальных при¬чин. Еще до возникновения братств православные маг¬наты, шляхта и духовенство испытывали потребность в культурных и образованных людях. Позднее братства, ощущая все более сильный натиск католицизма, стали искать возможность противопоставить всему этому на равном уровне ортодоксальные положения православия.
После Люблинской унии в Белоруссии появляются иезуитские коллегии в Вильне ( 1570), Полоцке и Несвиже (1581), Бресте (1609), Мстиславле (1616), Минске (1633), Орше (1635) и т. д. Еще до их появления откры¬вается несколько православных школ в Заблудове (1567), Турове (1572). Польские короли вынуждены бы-ли иногда давать согласие на открытие таких школ, или разрешали содержать при церкви или монастыре обра-зованного духовного человека греческого, т. е. правос-лавного, вероисповедания. Так, в жалованной грамоте от 20 октября 1562 г. короля Сигизмунда II Августа дворя-нину Боркулабу Корсаку о передаче ему в пожизненное владение полоцкого Предтеченского монастыря говорится: «...и мает он в том монастыре от себе мети особу духовную, человека научоного, который бы умел в спра¬вах духовных водле закону Греческого справоватися й за нас господаря Бога просити...» Открытие иезуитских, а затем и протестантских кол-легий способствовало увеличению числа православных школ.
Вслед за Виленской братской школой возникают другие: Брестская, Могилевская, Минская, Вельская, Пин-ская, Оршанская, Ельненская, Шкловская, а также школы в Евью (Виленская губерния), Кронях (Ковенский повет), при Цеперском монастыре (Новгородский по¬вет) и при Боркулабовском монастыре в Кутейно (Ор¬шанский повет). К. Харламповйч упоминает братскую школу в Белиловцах.
Даты открытия братских школ установлены не с полной достоверностью. В королевских указах или рас-поряжениях не всегда называется точная дата их от-крытия. Базой для открытия таких школ были более примитивные школы. Годом открытия Брестской брат¬ской школы считают 1591-й. Действительно, 28 января 1591 г. была издана подтвердительная королевская гра¬мота брестским православным мещанам иметь братство и русскую школу при нем. «...Позволяем,— говорится в этой грамоте,— мещанам Берестёйским закону Гречес¬кого... школу Рускую при церкви соборной заложения святого Николы мети и ученых для науки и увиченья де¬тей и молодым людем ховати». Подобная грамота 11 сентября 1592 г. была дана Минским православным мещанам на открытие при соборной церкви школы и богодельни. В этой жалованной грамоте, в частности, го¬ворится: «...братству их позволяем для науки деток ма¬лых школу мети и бакаляра в ней ховати, и там детей письма Греческого и Руского учити давати». ""Сеть братских школ, обучение на дому, при церквях и монастырях охватили по тем временам значительную часть молодежи. Сейчас, конечно, трудно судить о коли¬честве грамотных людей в то время. К грамотным тогда относили всех, кто умел хотя бы с трудом читать и писать.
О сравнительно широком распространении грамотнос¬ти в русских (белорусских и украинских) землях свидетельствуют воспоминания антиохййского патриарха Макария в середине XVII в.: «... по всей земле русских... мы заметили возбудившую наше удивление прекрасную черту: все они, за исключением немногих, даже большинство их жен и дочерей, умеют читать и знают порядок церковных служб и церковных напевов; кроме того, священники обучают сирот и не оставляют их шататься по улицам невеждами».
Подобные свидетельства являются явным преувеличением. Однако они убеждают нас в том, что элементарная грамотность была широко распространена среди белорусов и украинцев. Братские школы руководствовавались уставом братства и уставами школ Наиболее удачным в методическом и организационном отношениях был устав Львовской школы или, как его называли тогда, «порядок школьный». Все остальные уставы близки к Львовскому по содержанию или идентичны ему. Это дает право считать Львовский устав образцом для всех братских школ как Украины, так и Белорус¬сии.
Исходя из устава Львовской школы, а также Луцкого устава, являвшегося почти полной копией первого, можно объективно судить и о работе белорусских брат¬ских школ. Нельзя думать, что Львовский устав явля¬ется плодом творчества только Львовского братства и школы при нем. Между братствами существовали до-вольно тесные связи, что позволяло создавать общий, единый фронт борьбы против католицизма и полониза-ции и унифицировало в значительной степени всю дея-тельность братств и братских школ. Наиболее тесная связь была между Виленским и Львовским братствами, ставшими центрами белорусской и украинской культу-ры и просвещения. Имеются документальные свидетель¬ства, подтверждающие это. Таким образом, можно предполагать, что устав Львовской школы испытал на себе влияние первой братской школы, каковой и является Виленская.
Братские школы были наиболее демократическими и гуманными учебными заведениями своего времени. Отсутствие сословности позволило поступать в них детям бедняков. Однако большая часть учеников происходила из средних слоев населения. Богатые вначале чурались этих школ. Дети магнатов и среднего дворянства получали чаще всего домашнее воспитание или в католичес¬ких коллегиях, или в университетах. После того как в братских школах повысился уровень образования, в них стали обучаться дети из зажиточных православных се¬мей. Братские школы находились в полной зависимости от братств в моральном, и материальном отношениях. Зарплата учителей, контроль за содержанием работы школы, предоставление помещения для нее и ремонт его находились в юрисдикции братств. Во главе братской школы, как правило, стоял ректор. В помощь ему назначались от братства старшие, или «дозорцы» (Виленская школа).
Отец, решивший отдать сына в школу, приводил его к ректору. В присутствии двух свидетелей составлялся письменный договор, где указывалось, чему должны научить сына в школе, определялась плата за учение. Кроме того, оговаривалось, что отец будет помогать школе, не противиться ее порядкам, а также дает обещание не забирать сына до тех пор, «пока не кончит наук».
Плата за обучение была разнообразной. Богатые платили больше. Дети бедных иногда совсем освобождались от платы. Если отец отдавал в школу двух сыновей, то за одного он платил, например, в год 12 литовских грошей, а за другого только 6. Нередко платили за обучение натурой: хлебом, скотиной, дровами, сеном и т. п.
В Виленской и Могилевской братских школах обучение было бесплатным. B королевской грамоте Сигизмунда к могилевским мещанам за 1602 г. говорится: «В школе теж брацкой дети _братьи уписное и убогих .сирот, языка Русского, Греческого, Латинского и Полского, накладом брацким, даром учити повинны...»
Иногородние ученики жили у родственников, людей, которых хорошо знали в школе или в общежитии. Контроль за учащимися со стороны учителей был постоян¬ным как в школе, так и дома. Учителя навещали уча¬щихся на дому, в общежитии, были с ними на прогул-ках, посещали вместе церковные богослужения.
В белорусских братских школах имели место по-пытки создания классно-урочной системы. Однако в пол¬ном смысле слова о ней говорить не приходится. Основоположником классно-урочной системы является, как из¬вестно, Я. А. Коменский, (1592—1670), И все же элементы ее наблюдались именно в братских школах, что вид¬но, в частности, из школьных уставов.
Учащиеся в школе делились, как правило, на три группы. В первой дети распознают буквы и складывают, в другой —чита¬ют и выучивают наизусть уроки, в третьей — приучаются объяснять прочитанное, рассуждать и понимать (§ 9 «Порядка школьного»).
В Виленской братской школе в 1617—1619 гг. в свя¬зи с повышением качества обучения учащиеся подразделялись на пять групп (классов) (об этом, в частности, говорится в письме Львовскому братству). Такое выделение классов было осу¬ществлено впервые. И лишь значительно позже, во вто¬рой половине XVII в., аналогичная классно-урочная система была введена в Киево-братской школе (коллегии).
Так же, как впоследствии и у Я. А. Коменского, назва¬ние классов в Виленской братской школе определялось
учебным предметом, который был в данном классе основ¬ым. Так, первый класс, например, назывался классом русского (белорусского) языка, второй — классом славянского и греческого языков, третий, четвертый и пятый — классами латинского языка (т. е. инфима, грамматика и синтаксима).
Исследователи до сих пор спорят о том, кому принадлежит приоритет классно-урочной системы: братским школам или школе Я. А. Коменского. Действительно, трудно разрешить этот вопрос, если ссылаться на Киево-братскую школу, ибо и в ней, и в школах Я. А. Коменского классно-урочные системы возникли как бы одновременно и независимо одна от другой. Но вопрос отпадает сам собой, если обратиться к опыту работы бе¬лорусской Виленской братской школы. Создание клас¬сно-урочной системы обучения в этой школе падает на 1617—1619 гг., когда Я- А. Коменский еще только начи¬нал свою сознательную, творческую деятельность и не написал еще ни одной работы по дидактике. Безусловно, Я. А. Коменский знал о работе Виленской и других братских школ, а также о системе обучения в них. Это в оп¬ределенной мере позволило ему в дальнейшем создать более совершенную, глубоко и научно продуманную классно-урочную систему обучения.
Однако же в создании классно-урочной системы, пусть несколько примитивной и элементарной по форме и содержанию, при¬надлежит Виленской братской школе.
Каждую неделю в братских школах выбирались 2— 4 дежурных. Они следили за чистотой и порядком, поведением учащихся не только в.школе, но и на улице, в церкви. В помощь учителям, особенно это имело место в Виленской школе, выделялись из старших успешно занимающиеся учащиеся, так называемые протосхолы, которые помогали младшим ученикам понять и усвоить изучаемый материал, нередко занимались с ними после уроков, следили за их поведением и нравственностью.
Кроме того, протосхолы из бедных семей часто становились домашними наставниками и опекунами детей богатых, получая за это определенную плату. К. Харлампович называет несколько домашних наставников («педакгогов») из числа учащихся старших классов Виленской братской школы. Это «педакгог» Тимофей Фирс Ольшевский, опекавший сына князя Огинского; Мартин Войславский, отвечающий за успехи в учении малолетних родственников пана Яна Дубовича.
Дисциплина в братских школах была строгой. Про-пуск, например, занятий в течение двух дней без уважительных причин был вполне достаточным основанием для исключения из школы. При этом учителя или старшие ученики по их указанию выясняли предварительно причину пропуска (болезнь, лень, азартные игры и дру-гие). Исключению подвергались также учащиеся, обвиняемые в пьянстве, воровстве, сребролюбии, блуде, кле-вете и гордости (§ 17 и 20 «Порядка школьного» второго Луцкого устава).
Надлежащая дисциплина и старание требовались от учеников во время занятий в школе. В первом уставе Луцкой школы говорится: «В часы учебные, поутру и после обеда все обязаны быть в школе налицо и приходить впору. Со всевозможною тишиною, без разговоров, шептаний, перемижек и переходов друг к другу, каждый, сидя на своем месте, должен слушать, уразумевать и замечать все, что будет читано, сказываемо и диктуемо учителем, стараясь всеми силами, чтобы все слышанное мог выразить, подобно учителю».
Наиболее распространенными наказаниями провинившихся учеников были: увещевание, выговор или донесе¬ние школьному дозорцу. Очень редко в братских школах применялось физическое наказание. В Виленской школе, например, старшие учащиеся полностью были освобож¬дены от телесных наказаний. Это было особенно рази¬тельным по сравнению со многими польскими и западными школами того времени, где розга была частой гостьей в учебной и воспитательной работе. О демократическом подходе к вопросу о наказании учащихся гово¬рят "и сами уставы братских школ. «А учитель, взяв по¬рученное ему дитя,— говорится во втором Луцком уставе,— должен заботливо учить его полезным наукам: за непослушание наказывать, но не тирански, а наставнически; не сверх меры, а по силам; не с буйством, а крот¬ко и тихо...»
Несмотря на то, что «Домострой», следуя библейско¬му совету о жезле, рекомендует сокрушить сыну ребро железом, ибо «он от этого здравее будет», мы имеем полное основание утверждать, что библейский жезл служил, главным образом, устрашающим началом и не имел частого применения.
О том, что у славян вообще физическое наказание редко применялось, свидетельствует «Степенная книга»— памятник культуры и просвещения XVI в. Автор этой книги (возможно, Макарий) не только не одоб¬ряет физических наказаний, но и призывает не приме¬нять их. «Учите же их (детей) ни яростию, ни жестокостию, ни гневом, но радостовидным страхом и любовным обычаем, и сладким поучением, и ласковым рассуждением».
О демократичности братских школ говорят пункты из уставов, где подчеркивается равенство всех учеников, независимо от их материального положения. Только успехи в ученье должны определять положение ученика. В «Порядке школьном» (§ 3, 4 и 5) говорится: «Седати мают каждый на»месци своем певном назначенном ведле науки, который больше умеет сидети будет выше, бы и бардзо нищ был, который меньш умети будет на подлейшом месци сидети мает... Богатый над убогим в школе нечим высшим не мают быти, только самою наукою, плотию же равно вси, все бо есми о Христе братия... Учити дидаскал и любити мает дети вси заровно, як сынов богатых, так и сирот убогих...» Безусловно, было бы наивным полагать,Безусловно, было бы наивным полагать, что в братских школах наблюда¬лось всеобщее равенство. В классовом обществе не могло быть равенства. Однако положения, записанные в ус¬тавах, защищали в определенной мере бедных учеников от произвола богатых и позволяли им при поддержке прогрессивных учителей отстаивать свое человеческое достоинство.
Распорядок в братских школах с учетом некоторых отклонений, был примерно таким. Ученики приходили в школу к девяти часам утра (в зимнее время, в холодные дни — несколько позже) и занимали закрепленное за каждым в соответствии с успехами место. Занятия на-чинались с молитвы. Потом каждый ученик рассказывал заданный урок и показывал домашнее письменное зада-ние. Затем учитель объяснял новый материал, после че¬го ученики выполняли упражнения по только что изу¬ченному. После обеда занятия продолжались. Обычно ученики списывали задание на следующий день и учи¬ли уроки, спрашивали и проверяли друг друга под кон¬тролем учителя или протосхолов. Занятия заканчивались молитвой. Дома ученики должны были рассказать роди¬телям или хозяевам квартиры выученный урок и пока¬зать уже выполненное письменное задание. В субботу, как правило, повторяли в школе все, что пройдено за неделю. В субботу и праздники особое внимание уделялось религиозному воспитанию) Велись беседы с учени¬ками о боге, святых, аде и рае, о назначении человека, обсуждались вопросы нравственности и поведения чело-века. При этом ученики систематически посещали цер-ковные богослужения, как правило, вместе с учителем, который следил за их поведением в церкви, пресекал всякие шалости.
Говоря о работе братских школ, нельзя не коснуться
деятельности учителей. Нередко учебной и воспитательной работой в братских школах занимались выдающие¬ся деятели культуры, науки и просвещения того пери¬ода.
Братства, нанимавшие на работу учителей, строго следили за их работой и нравственностью. Несколько ,статей или параграфов школьных уставов специально посвящены учителям и перечисляют нравственные каче-ства, которыми они должны обладать, а также требова-ния, предъявляемые к ним. В статье 1-й второго Луцкого устава говорится: «Даскал, или учитель, сей школы должен быть благочестив, рассудителен, смиренномудр, кроток, воздержлив, не пьяница, не блудник, не гневлив, не завистлив, не смехотворец, не сквернослов, не чаро-дей, не басносказатель, не пособник ересей, но поспешник благочестия, во всем представляя собою образец бла¬гих дел».
Такие высокие требования не предъявлялись в то время к другим профессиям, даже к священникам. А учитель нередко должен был еще выполнять те или иные обязанности церковнослужителей. Этим, пожалуй, и объясняется, что учителей братских школ иногда назы¬вали дьяками.
Учителями братских школ, как правило, были высоконравственные люди. При этом не меньшее внимание
уделялось качеству образованности учителя, его умственным способностям. Братства часто зачисляли учителями в школу только после пробных уроков. Таким
образом был зачислен учителем Виленской братской школы известный и образованный человек — Кирилл Транктоллион (1592).
Если учитель не выполнял требований братства и нарущал устав, его освобождали от работы и даже не разрешали жить в данной местности. В статье второго Луцкого устава говорится: «Если бы сам учитель... был виновником таких проступков, которых закон не только не предписывает, но еще запрещает: был бы например, блудник, пьянина, вор, кощун, нера¬дивец, сребролюбец, клеветник, гордец: такой отнюдь не должен быть здесь не только учителем, но даже и жи¬телем». В школах Западной Европы не предъявляли таких высоких и строгих требований к учителям.
В 1592 г. .Зизаний становится учителем
Брестской братской школы, а через три года определя¬ется учителем Виленской братской школы, в которой работает до 1600 г. Некоторое время он работает до-машним учителем у князей Соломирецких. Б 1596 г. Л. Зизаний издает в Вильне «Азбуку» грамматику словенскую». Именно эти книги принесли ему извёстность в польско-литовском государстве. В одинаковой степени мы можем относить Лаврентия Зизания и его брата Стефана Зизания как к украинским, так и бело¬русским просветителям. Последний также был связан с Вильной. Доподлинно известно, что он проповедовал в 90-х годах XVI В. В виленском Троицко-Духовском мо¬настыре и церкви святой Троицы. Занимался он и про¬светительной деятельностью в Веденской братской
школе, ректором которой был в 1595—1596 гг. В архиве Западной Руси также есть сведения, подтверждающие, что С. Зизаний был в Вильне «дидаскалом школь¬ным». О последних годах его жизни сведений нет. Видимо, он постригся в монахи. Умер С. Зизаний до 1621 г. Наиболее известными его работами были: «Кате¬хизис» (1595 г.— до нас не дошел), «Казанье св. Кирилла Иерусалимского» (1596) и. «Изложение о православной вере» (1596). Все эти произведения были написаны в Вильне.
К числу выдающихся учителей школы в Евью и Виленской школы принадлежит Мелетий Смотрицкий (в по¬следствии за несколько лет до смерти принял униатст-во). Главным его_произведением__ является «Грамматика словенска», изданная в 1619 г. В Евью под Вильной. Эта грамматика была одной из самых со-вершённых в свое время. Недаром ее М. В. Ломоносов назвал «вратами учености».
Известными учителями Виленской школы были
Леонтий Карпович и Иосиф Бобрикович. Некоторое
время каждый из них исполнял обязанности ректора школы. В этой же школе развернулась педагогическая деятельность Сильвестра Коссова и Исайя Трофимовича Козловского, докторов богословия (впоследствии оба переехали в Киев, стали сторонниками Петра Могилы и, будучи православными сановниками, нередко шли на компромиссы с королевской властью и католиками). Известны имена таких учителей, как Тимофея Грибача, Афанасия Стрелецкого, Федора Тарасовича, Саввы Андреевича (все из Могилевской братской школы.) . Не приходится удивляться, что лучшие и самые обра¬зованнейшие учителя работали именно в Виленской братской школе. Во-первых, эта школа, наряду со Льво¬вской, была главной соборной, где имел место самый высокий уровень образования. Не в последнюю очередь все это объясняется также и тем, что в Вильне и рядом в Евью находились крупнейшие по тому времени типог¬рафии, которые были тесно связаны с другими типогра¬фиями в Белоруссии (Несвиж, Заблудов, Лоска, Кутейно и другие). Таким образом, видные ученые того вре¬мени, педагоги, философы и теологи имели возможность печатать свои труды именно здесь. Поэтому подавляю¬щее число восточнославянских книг, напечатанных в XVI — первой четверти XVII в., приходится на Вильну и Белоруссию.
Братские школы были самостоятельными, оригиналь-ными учебными заведениями. Профессор Е. Н. Медын-ский, отстаивающий эту идею, в основном прав. Однако никак нельзя с ним согласиться, что католические шко¬лы не имели влияния на содержание обучения в братских школах (учебные планы, программы, учебники). Мы знаем, что возникновение братских школ в значи¬тельной степени было вызвано созданием католических коллегий (некоторые из коллегий были открыты раньше). Братские школы ставили цель отстоять национальную, независимость белорусов и православной веры, боро¬лись с полонизацией и католицизмом и вольно или неволь¬но заимствовали кое-что из арсенала врага. Все это касалось как учебной, так и воспитательной работы с учащимися. Под непосредственным влиянием католиче¬ских школ в Виленской и Брестской братских школах было введено преподавание польского и латинского язы¬ков. В некоторых братских школах естественно-матема¬тические науки, польский и латинский языки, т. е. пред¬меты более или менее свободные от теологии, иногда преподавались католиками и протестантами. В свою очередь, в католических и протестантских школах иног¬да встречались преподаватели из православных, особен¬но по белорусскому языку. Само преподавание бело¬русского языка и некоторых предметов на нем в католи¬ческих и протестантских школах объясняется стремлением этих школ оказать большее влияние на местное белорусское население и определенным влияни¬ем братских школ на эти школы. Таким образом, учитывая оригинальность братских, католических и протестантских школ, мы, тем не менее, имеем полное право утверждать, что они были подвержены определенному взаимному влиянию как в учебной, так и в воспитательной работе..
Содержание обучения в братских школах определенным образом было связано с их названием. Так, в большинстве документов, дошедших до нас, братские школы именуются греко-славянскими училищами, или школами языка греческого и славянского. Иногда брат-ские школы называют «колеум руский». Позднее все чаще в документах и указах добавляются языки латин¬ский и польский. Так, например, в указе короля Сигизмунда III о привилегии Виленскому братству от 9 октяб¬ря 1592 г. говорится: «...кгды им того потреба окажет, также в письме учоных, духовных и светских, так много, колько того потреба окажет, ховати и школы братские науку детем езыка греческого, руского, латыньского и польского в том дому своем братском мети».
Трудно точно определить, на каком языке начиналось обучение в братских школах. Почти__во всех исследова-ниях утверждается, это был славянский и что он занимал_главенстувующее место среди языков. С этим можно согласиться с небольшими оговорками и разъяснениями. Во-первых, в XVI и XVII вв. родной язык белорусский далеко отошел от славянского, языка богослужения. И большинство лю¬дей, особенно простых, не понимали славянского языка. Это вынуждало и священников все чаще вести пропове¬ди и церковные службы на белорусском языке. Начиная с Ф. Скорины все больше появляется духовных и свет-ских книг на белорусском языке. Так, на белорусском языке был опубликован «Литовский статут», велась документация, он стал в Литовском княжестве языком государственным. Поэтому можно предполагать, что обучение основам грамотности (чтение, письмо и счет) велось на белорусском языке с постепенным переходом к языку славянскому. Постепенно славянский язык, по мере того как усваивался учениками, становился языком преподавания, да и то не в полном смысле. Поэтому можно утверждать, что обучение на первом этапе характеризовалось одновременным изучением белорусского и славянского языков. И если учащимся потом и запрещали между собой разговаривать на «простом», т. е. белорусском языке, то это объясняется только стремлением преподавателей быстрее научить учеников говорить на славянском, греческом, а в старших классах — латинском и польском языках.
В статье 20-й второго Луцкого устава говорится: «Школы словенской учение начинается так: сперва научаются складывать буквы; потом обучаются грамматике; притом учатся церковному порядку, чтению, пению. Также приучают ежедневно, чтобы дети один другого спрашивали по гречески, а отвечали бы по словенски; и также чтобы спрашивали по словенски, а отвечали бы на простом языке. Но вообще они не должны между собою разговаривать на одном простом языке, но на словенском и греческом и таким образом ныне тому учатся, приступая к высшим наукам: к диалектике и риторике...»
Эта статья дает общее представление о содержании обучения в братских школах. В таких братских школах, как Виленская, Брестская и Могилевская, сразу были введены латинский и польский языки. В Виленской школе — чтение, письмо, счет, грамматика, риторика, арифметика, церковный устав с пением, свя-щенное писание, география, диалектика, астрономия, пять языков (белорусский, славянский, греческий, ла-тинский и польский), а также учение о праздниках и учение о добродетелях. Очевидно, что в Виленской брат-ской школе давалось среднее образование.
К содержанию образования в братских школах имеет непосредственное отношение организация обучения. Постепенно коллективные формы занятий по предметам все более утверждаются и становятся ведущими. Это и явилось причиной точной даты начала занятий для всех учеников — 1 сентября. Особенно ярко, как мы уже знаем, групповые формы занятий, т. е. классно-урочная система, прояви¬лись в Виленской братской школе в первой четверти XVII в.
Все буквари, азбуки и грамматики, изданные в конце XVI и начале XVII в., построены на принципе буквослагательного метода обучения грамоте. Это означает, что ученики вначале изучали буквы алфавита от «аз» до «ижицы», различали и запоминали их. Азбуку выучивали наизусть с начала до конца и наоборот. Буквы помещались в разбивку, группами, что заставляло учеников более осмысленно запоминать их. /Продолжение следует/