В каждом жилом секторе располагался строго один индивид. В жилых секторах категорически запрещалось срать, размножаться и принимать пищу. Все эти общественно необходимые операции в нерабочее время полагалось проделывать в общественном туалете. Почувствовав определённый позыв, я согласно инструкции направился в это отхожее место. В туалете существовала определённая последовательность процедур. Перед тем, как начать срать, полагалось принять одну порцию корма. Я подошёл к ржавому столу, к которому была приварена общественная железная миска, и нажал кнопку кормораздатчика. Кормораздатчик выплюнул одну порцию полужидкого корма, которую индивид со средней ёмкостью желудка съедает за раз. Я взял рукой часть корма и отправил в рот. Корм был едва тёплым и на вкус сильно отдавал дерьмом - тем самым, которое в данный момент ломилось через мой задний проход.. Покончив с кормом, я направился к кабине. Чем ближе я подходил, тем сложнее было идти - кругом валялись кучи дерьма, засыпанные хлоркой. Не все индивиды успевали дойти до кабины после приёма обязательной порции корма. Я почувствовал острейший позыв, сильно пукнул ускорил шаг. В ответ на звук и запах моего пука раздалось царапание и шуршание. Я поднял глаза и увидел, что на потолке зашевелился в своей паутине огромный паук - говноед. Паук был голоден и нетерпеливо ждал, пока я начну срать. "Подождёшь, скотина!" - недружелюбно сказал я, заходя в кабинку и спуская штаны. Паук вздрогнул, понимающе моргнул густыми длинными ресницами и попятился вглубь своей паутины. По большей части пауки селились в туалетах, где им легче всего было добывать еду. А питались они только дерьмом. Для размножения пауку требовалосьдерьмо, много деоьма. В кабине стены были густо исписаны засохшим дерьмом, кучи засыпанного хлоркой дерьма теснились на полу. Пауки не переносили хлорку. А в углу стояла большая бочка с хлоркой, на которой было написано: "Индивид! Незамедлительно засыпь хлоркой испражнения, не попавшие в горловину унитаза!" Я уже хотел было натужиться, но тут из дальнего угла кабины показалось морщинистое лицо, а затем выплыла грязная, перемазанная говном старуха. Старуха подошла ко мне, осклабляясь и разевая запавший слюнявый рот с единственным клыком на нижней челюсти. Это было бабка - минетчица. "Иди отсюда!" - замахнулся я кулаком на бабку - "Не видишь, что ли, я срать хочу!". "Да ты сри, внучек, сри. А пока ты срать будешь, я у тебя отсосу." "Ладно, соси" - разрешил я. - "А ты меня никакой дрянью не заразишь?" "Что ты внучек! Никак не заражу." Тут бабка одним махом схватила горсть хлорки из стоявшей рядом бочки и сунула себе в рот, а затем рукой зачерпнула воды из унитаза и запила хлорку. Пополоскав, бабка выплюнула воду в унитаз. У меня защипало в глазах. Паук на потолке вздрогнул: он не переносил хлорку. Старуха радостно продемонстрировала мне изъязвлённые от постоянного контакта с хлоркой синюшные губы и бледные дёсны и выразила живейшее желание сосать.  Я взгромоздился на унитаз, но тут голодный паук на потолке умоляюще - отчаянно замахал волосатыми лапами. Я слез с унитаза и присел на корточки в уголок, держась за бочку с хлоркой. Позыв был уже нестерпимым, и я начал срать, а бабка начала у меня сосать, громко чмокая. От ощущения блаженства, которое мне приносило долгожданное чувство облегчение моего чрева совместно с сосательным эффектом, я расслабился и не заметил, как паук крадучись спустился вниз на толстой нитке и прокрался к моим ногам. Обнаружил я это только тогда, когда услышал у себя из - под ног торопливое голодное чавканье - наконец - то восьминогая тварь добралась до любимой пищи. Паук торопливо чавкал, поганая бабка чмокала слюнявыми губами ему в такт, перекатывая мои мочеиспускательный орган по голым дёснам, а я срал от всей души.