Я дарю тебе мягкую игрушку.
Надеюсь, она и впрямь будет мягкой.
Потому что название часто
Не совпадает с сутью предмета.


А ещё у меня был эпистолярный роман (не единственный, право)… Начался больше трёх лет и закончился больше двух лет назад. Это всегда было дружбой, но сейчас мне хочется назвать это романом. Сколько там ему сейчас?.. 23?.. Больше?.. Убей – не помню, а искать в архиве не хочется…
Я в первый и последний раз, наверное, за все свои тырнетные мытарства сделала невероятное усилие над собой, чтобы с ним познакомиться – сама, первая написала раздающему надежды автору понравившегося мне стихотворения, написала с выражениями восхищения (впоследствии мы мечтали написать роман или на худой конец повесть – не вышло). Это он комментил каждую мою строчку, смеясь, подначивал (знаешь, откуда?:) это я тебе внушил!:) мадам, вы заставили меня захлебнуться в горе собственных эээ… мыслей – не писать же «соплей» :)?), заставляя вертеться в кресле, вытянув ноги и ухохатываясь, учил решать квадратные уравнения и агитировал за винамп. Это он как-то исподволь рассказал мне половину своей жизни, заставляя открывать и закрывать рот, и понимать, что в ответ можно только рассказать всю свою. У него был – и есть, я как-то даже проверила – ящик на мэйле задолго до того, как зарегилась на мэйле я. Он научил меня писать в звёздочках гораздо раньше, чем меня занесло в ролевой чат, а сам он в этих краях, по-моему, и не бывал никогда. А самое главное, он внушил мне мысль, что это так просто – я тебе вот сейчас диски с квестами и ещё кое-какую мелочь спакую и отправлю, сможешь забрать на почте (и ничего материального у меня так и не осталось – я вопила, орала и брыкалась, что ничего мне не надо. дура); я бы к тебе приехал посидеть вместе на берегу озера, свесив ноги в воду, да паспорт просроченный. Ты и правда подаришь мне галстук с хрюшками? В какое кафе тебя пригласить, когда встретимся?.. …С тех пор вера в то, что всё это возможно, неискоренимо сидит во мне. А ещё, ну это само собой разумеется – мне было тепло от его писем, зимой снежной и стылой весной.
Я не буду углубляться во всё это дальше. Скажу только, почему однажды я предупредила его, что сейчас мне будет плохо, а пару дней спустя «сейчас» так же коротко написала злобную и колючую отписку, мол нет, нет, не надо больше, ты не тот, молчи, это только моя вина, прощай (вот дура). Потому что пока он писал, что «я наверное женюсь на девушке, которая беременна от женатого человека. у нас с ней ничего нет, но надо ей помочь – строгие родители» (такие мч ещё существуют, скажите мне?), «познакомился тут на теннисе с семейной парой, молодожёнами. весь день думал о ней… ну и о нём, разумеется» - пока всё было так, всё было в порядке. Мне даже нравилось, как обыденно-доверительно он сообщает о таких вещах (я забывала его ревновать – друг же. Друг был, как пишет с прописной леди Рика. впрочем, я тогда была бесстыдно мала, теперь я изменилась). А вот когда по его словам я стала понимать, что что-то там не клеится, и с девушкой мол надо начинать вместе жить, а не хочется, потом изменяет, потом расстались, универ закончил, работа не нравится, надо съезжать от родителей, денег нет… Да нет, я не решила, что он неудачник. Там, за этими словами проглядывало то, что я ему всё ближе, а он мне – как был. И вот я труханула, я испугалась. Я боюсь, когда слишком близко. Боялась… Нет, боюсь, и сейчас боюсь, когда всё заходит слишком далеко и становится слишком близко.

Самое смешное, что страдала и не спала я впоследствии всего с неделю – я ведь до этого гораздо больше не спала, размышляя над тем, почему мне хочется его оттолкнуть, и словно тёмный монстр стоял надо мной, словно склизкая жаба сидела на груди. А вытолкнула – и сразу стало легче. Я быстро затёрла в памяти, забыла: знаешь же, если я хочу что-то сделать с собой, я это делаю с лёгкостью. Через полгода воспоминание внезапно всплыло так горько и резко, что я не выдержала и позвала – и отозвались, так быстро, такими тихими словами понимания, осторожно, будто ждали и боялись, что снова убегу. И в кафе на далёком вокзале (я поступила трусовато – отправила послание и уехала далеко от дома, но и там нашла тырнет – так волновалась) бессильно лежала на клаве, и на полке в поезде лихорадочно ворочалась и знала, что не отвечу, что это какой-то дурацкий магнетизм, сила которого прямо пропорциональна расстоянию и возможности позвать. Вот и не звала больше.

Но я не пожалела, ни разу не пожалела, что сохранила почти все его письма, разве что кроме последних… Я не вспоминаю его, афиши давно не напоминают о нём, но, когда мне совсем становится одиночественно, я перечитываю их и знаю наперёд, какие куски быстро проматывать, чтобы не успеть пробежать по ним глазами. Это даёт хотя бы какую-то иллюзию того, что я когда-то кому-то была нужна. Он женился давно, скорее всего. Думаю, и ребёнок у него уже есть – такой человек не может быть плохим отцом.

Зачем я всё это рассказала?.. Убивая несколько зайцев (я обращаюсь к тебе, хотя не хотела бы, чтобы ты когда-нибудь нашёл эту страничку… я вообще не могу писать безадресатно. я всегда представляю себе того, кому пишу): во-первых, чтобы напомнить себе, что и у меня мир никогда не ограничивался одним-единственным, как я сейчас хотела бы, чтобы твой мир был моим. Как я сейчас хотела бы, чтобы мой мир ограничивался твоей персоной… Но это собственничество, это эгоизм – требовать такое. Скажи мне сейчас: «брось всё и всех» - и я с радостью попытаюсь понять, насколько это возможно, хоть ты и не скажешь.
Во-вторых: не ври себе, Мег. Ты можешь, можешь сейчас вернуть кое-кого и раздумываешь над этим. Но! Я этого не сделаю, надеюсь, что не сделаю… Чтобы снова не оттолкнуть возвращённого в любом качестве – он, несмотря ни на что, этого не заслужил. Нет.. Я хочу, чтоб всё было так, как есть.
В-третьих, я всё-таки скажу, пускай это и будет самообманом (гадаю, сколько логических и психологических роковых ошибок могут обнаружить читающие эту писанину): с тобой я не боюсь. Пускай будет слишком близко и далеко, далеко вперёд, а не друг от друга. Я тебя совсем не знаю, но ты только не пропадай, ради Бога не пропадай. Разрушь все эти стёкла, расскажи неприятную правду, если я обманываюсь, расскажи всё, если всё не так. Но не пропадай.

А вообще, я параноик. Леди Неивид, психолога и психотерапевта, я могла бы цитировать кусками – и там всё о таких издёрганных, как я. Здесь должно было быть лирическое закругление… Но оно – строчками в начале.