Второй раз за этот год побывала в парикмахерской: вообще не имею буржуазной привычки посещать всяко-разно маникюрш *посмотрела на свою «нежную и беззащитную лапку», не осквернённую френчем и с детсадовски подстриженными пазногтями… вздохнула, спрятала за спину* и косметологинь; женский вариант психоанализа с задушевно-прожизненным трёпом в салоне и шлянием по магазинам близок мне разве что на зачаточной стадии (но покупаю я не шмотьё и не бельё, хотя и это, конечно, тоже, а «странное»). Так вот, побывала и пожалела, что я так далеко от всего этого – всамделишная эйфория продержалась не менее часа, и сейчас шлейф сладких остатков развевает ветерок из окна. Я обрезала свою пионерскую куцую косичку, длинные патлы ниже лопаток, как раз до ээ… впрочем, этот интимный момент опустим. Меня накручивали на щётки, брызгали, примазывали воском, подбивали, прореживали, и, разумеется стригли (меня оч тронуло то, как мастер сочувственно шепнула: «А сейчас будет больно – много отстригу»). В результате через час манипуляций я любовалась в зеркале совершенно незнакомыми «графичными локонами», как пишут в дамских журналах, выше плеч, ниже ушей, каштановой россыпью чуть прикудрявленных волос а-ля Дориан Грэй, с «запахом корицы и юности». Сейчас это всё высохло окончательно, рассыпалось и уже просто расчесалось – осталась только стрижечка, но по улицам из парикмахерской я грациозно летела в паре сантиметров от асфальта, взмывая в перепрыжках через две ступеньки вниз и намурлыкивая «Ледi-ледi, я хочу iз губ твоiх…».
И цвет поменялся: снова мышиный с рыжинкой, или, как выражается моя осветлённая подруга, «беларускi нiякi»; у мастера был свой взгляд на дальнейшую мою эволюцию – я мол должна сделать себе белое мелирование. А вот фигли!.. Мег-блондингоу – это тот ещё номер. Дорасту морально – сделаю огненно-рыжие прядки вокруг лица, а пока я радуюсь, как ребёнок : настолько меньше мороки станет с причёсками, а удовольствия в разы больше – можно закусить прядку волос в детской задумчивости, можно перешурудить всю укладку (кстати, хнык: фена у мня уже давно нет. а хочу такой мощный, парикмахерский :)) одним движением руки, можно, в конце-то концов, заложить прядь за ухо (всё та же подруга смеялась над одним мальчиком, который имел такую привычку, отсюда вывод – это очень женственно). В общем, довоо-оольная. Из зеркала на меня смотрит путешествующая инженю при кожаных чемоданах, а не доярка Глаша. И ветер в голове… То есть, в волосах.

А говорить с парикмахером у меня всё равно не достаёт коммуникабельности и женской кокетливой лёгкости. Но что мои печали по сравнению с неудавшейся жизнью, которую она сама по ходу изложила своей клиентке, когда я сидела в очереди: мать-отец, больная сестра, дочь-лоботряска высшее образование получать не желает, сама не спит ночами и сердце гулко бьётся, пила глицин и валокордин, не помогло, сегодня пойдёт в аптеку за какой-то термоядерной настойкой на спирту. И при этом в рассказе было замечательное цеховое достоинство виртуоза своего дела (и, судя по моим сугубо положительным впечатлениям, стопроцентно оправданное :)): она техникум оканчивала, это теперь в салонах наустраивались, ножницы держать не умеют, а в её времена без диплома только на район пускали. Так что я чутку успокоилась. В Ираке, как заявило белорусское телевидение, самой ценной и дорогой субстанцией нынче, в пятидесятиградусную жару при отсутствии электричества, является лёд, а у нас и жара всего-то тридцать, и электричество, и льда я сейчас ещё в формочке наморозила, только что горячую снова отключили, а мои сердечные печали – поболит и пройдёт. Пейте валокордин.
Присматриваюсь на улицах к молодым людям с интересом если не заводчика, специалиста по экстерьеру, и не физиогномиста, то писателя в поисках историй. Длинные неформальные немытые космы, короткие «ёжики», «горшки», баки (так, что-то меня всё несёт на своей волне… *усмехнулась, позакладывав волосы за уши (!)*)… загар, царапины, напульсники… рубашки, кроссовки и прочая-прочая. Примеряюсь. В людных зарослях как-то пять же научаешься смотреть свысока и немножко сбоку, мол вот они какие, разные, разные, и так много, и все бегают, побегают и пропадут… отстранённость.

Переслушиваю Мельницу – сэр оборотень был или куда как более коварен, или провидцем, раз записал мне такую чудесную музыку. Время от времени пробивает на непрошенные слёзы, от всего сразу – от музыки-голоса-слов, помноженных на мысли о судьбе своей тяжкой, от неизвестности в области «чем сердце успокоится» … моё нервное сердце… от банальных, пошлых гормонов и ингибиторов тоже, скорее всего – хотя тогда как объясняют мужчины свои «философические настроения» и кризисы? Вообще, мне наверное надо защитить докторскую и родить ребёнка, тогда станет чуть полегче, - вздохнула недавно зачисленная на первый курс девочка.

P.S.: «Если я увижу тебя когда-нибудь опять, то разорву… на счастье» , милый.