Я пропахла костром до самой последней клеточки.
Я отдохнула и расслабилась до самого последнего нерва.
Я выбросила всевсевсевсе мысли до самого темного угла сознания.
Мне было так хорошо.
Мне так хорошо сейчас.

Когда раздался звонок, я удивилась. Когда Леша предложил уехать- я удивилась еще больше. Когда я шла уже ночью со свежезахапанным рюкзаком я все еще удивлялась.
А дальше пошло удовольствие.

Несмотря на то, что мы сделали крюк примерно в 6 км по дороге туда, я не устала. Я люблю думать ногами. Зато мы пришли на самуюсамуюсамую стоянку. Наше место.
Дальше было много-много всяких глупостей.
Мы варили чай из черники, готовили макароны с тушенкой, мастерячили и смеялись. Я рисовала, Кэт рисовала, ребята вздыхали и ходили за дровами. Приходили укуренные мегаанархичные ребята, удивляясь как мы такие анархичные устроили здесь все так анархичненько. А мы смеялись и трескали макароны с тушенкой.
Мы расползались по углам, по кустам черники, распластывались на пуховом одеяле у костра или на березке над кромкой воды.
Мы курили кальян и любовались розовым закатом и сиреневыми сумерками. Я падала в воду, Леша падал в воду. А мы все смеялись.
Мы насыпали кофе в чай и выливали кофе в сгущенку. Сушили носки и спихивали друг на друга почетное право чистить картошку.
Мы варили суп, похожий на кисель и кофе, похожее на какаву.
Мы смеялись и почти не разговаривали, зябко кутаясь в пуховое одеяло.
Приходили анархичненькие ребята, удивлялись нашей анархичности и обещали заглядывать еще. И заглядывали. А мы смеялись и ели суп. А потом опять суп. А потом что-то еще.
Мы любовались небом, проклинали кубу и далекого блеющего в микрофон козла, но все так же сидели, смеялись и почти не разговаривали.
А потом мы кутались в спальник, ворча и бурча. И опять таки любовались небом и проклинали кубу и блеющего в микрофон козла.
А я спала и видела такие цветные сны. Обо всех по чуть-чуть. Обо всем понемножку.
И мне было хорошо.