Всякий раз загорелые люди в подземке мне кажутся неуместными. На "Парке культуры", например, дежурная по эскалатору сидит с закрытыми глазами - смуглая и юная (неужели стали нанимать студенток?). И как тут не вспомнить Пелевина! Она спит и делает вид, что мониторит, мы делаем вид, что едем на работу, и спим. И всё это в режиме замедленной съёмки. Когда я слышал в киевской подземке вальс "Голубой Дунай", я думал: вальс - разве это быстро? Меня всегда смущало выражение "в темпе вальса".

Нерасторопность - если не грех, то самый конфликтогенный фактор ХХI века. Плавность движения я могу простить только за бойкость мысли. Неспешность гипнотизирует меня, я пытаюсь стряхнуть этот гипноз и раздражаюсь. Даже эскалаторы мне кажутся слишком медленными (говорят, в Питере они шибче). Или в столовой: хочешь блинов, а кухарка - слово из марксистского лексикона - говорит, что надо подождать, пока тесто взойдёт. Я раздражаюсь уже на себя, когда ялтинская незнакомка просит угостить сигареткой. И огоньком. И прикуривает с лёгким прикосновением. И неприлично длинно - слово их лексикона Достоевского - смотрит в глаза. Она так близка, что я слышу звон из-под колокола её платья. Но как стратегически спасительна или целомудренна боязнь первого шага! как очаровательна старомодность, как многобуквенна и вкусна скушность русского стиля жизни! Ди гемютлихе альте цайт! Набоков уверял, что ещё один Ильич - Обломов - погубил Россию. Неправда, обломовщина, маниловщина - наша мягкая сила, магическая сила. Греки развратили Рим, мы развратили бы весь мир - своей сонной провинциальностью, своей прокрастинацией.

Энергичным детям двадцатого века непостижимо, в какой чертовски - слово из лексикона моего коллеги - большой стране мы живём. Наши предшественники ехали, скажем, в Крым, неделями, а хватило бы у нас нашей показной энергии переместиться туда при тех же условиях? Выдержали бы мы месяц тряски пусть и в рессорной повозке? Следы пребывания Пушкина я обнаруживал в крепости Белгорода-Днестровского (расстояние до Одессы физическое - 46 км, по современной железной дороге - 91 км). Моя бабушка из Тулы ходила в Москву пешком!

После полуночи я останавливаюсь в станице Ленинградская, в мотеле "По пути". В номер без кондиционера можно подняться только через подсобку магазина. На улице такие плюс тридцать, что марево в глазах. На ужин подозрительные беляши. Цена за номер назначается с потолка золотозубой продавщицей. Вода в душе пахнет сероводородом. Путешественники, которых ночь застала в Ленинградской, только миновали переправу, а перед этим где-нибудь в посёлке Береговое они искупались напоследок. В Береговом перламутровый и крупный, чуть продолговатый, как кунжут, песок, который впрессовывается в тело - на пляже нет кабинок для переодевания или они немилосердно замусорены, и теперь этот песок полуострова засоряет сифоны и трубы материкового мотеля, что может однажды стать причиной его банкротства.