Хорошее слово: смерть. Не слово даже, а эвфемизм. Наша речь есть набор эвфемизмов из известного нам языка. Смерть - иерарх из всех известных нам эвфемизмов. В альтернативных высказываниях "смерть" радикализирует то, что ей оппонирует. Свобода или смерть. Православие или смерть. Прокрастинация или смерть. Паралимпиада или смерть. Смерть или перепрошивка роутера. Социальная карта москвича или смерть. Декриминализация рынка "Садовод" или смерть. Смерть или возобновление поставок продуктов из Литвы... Высшая степень сочетаемости этого слова с другими обеспечивает автоматическое рождение аллегории. "Смерть", будучи абсолютным выражением деструктивного, - самое фертильное слово в поэзии. Аллегория со смертью имеет особое очарование, часто это не аллегория вовсе, а кич, который в свою очередь находит истоки в буффонаде или притче - концептуальной бессмыслице. Там, где смысла нет, таится торжество смысла. Вот фильм Стелинга "Девушка и смерть". Стелинг - мастер, по-видимому, влюблённый в Россию. Как отражение этой влюблённости в его картинах стали проступать образы местечковости. Не ландшафтные (притом что Россия - всего-навсего местечко, будем так говорить, и никогда империей не была, в художественном смысле), а характерологические. Из его картин исчезли метафоры любви, осталось символы вожделения, его одиночки перестали быть Квазимодами. У Стелинга началась беспробудная осень, тогда как в "Стрелочнике" была самая красивая в кинематографе весна. Стелинг самобытность, ныне называемую аутентизмом, поменял на готику, классику жанра. И как чёрта из табакерки, он вытаскивает словно пребывающего в сомнамбулии Маковецкого, цепляет на него библейскую бороду, зовёт Литвинову - давно не принцессу авангарда, на второстепенную роль. И это плохо. Стелинг устал, он больше не светоч для меня. Ещё немного - и Стелинг станет каким-нибудь мэтром, растудыть его, Алексеем Учителем. Нет, я не зол. Может, прошло время моего упоения тленом и всей этой рембрандтовской светотенью... О смерти я думал и тогда, когда три недели назад мне на ногу упала яблоня. Неосмотрительно подпилил вкруговую ствол старой яблони и завалил его на себя. Мне и сейчас невозможно сесть в любимую позу лотоса. Но я подумал в момент, когда в ноге хрустнула внутренняя лодыжка: Бернард Шоу умер в 94, подрезая вишню. Каждый выращивает свой сад, и каждому в этом деле природой отмерено успеха, мастерства и везения.