На станции трех вокзалов царило оживление. Люди, с муравьиной точностью сбиваясь в нестройные потоки, спешили выйти на свет. Люминесцентные солнца и звезды дневного света бросали на стены лучи, а те, отражаясь в светлом мраморе, не подавали даже надежды на реинкарнацию во что-то новое. Толпа, переговариваясь и перемешиваясь, так отчаянно спешила к дверям с надписью «выход», будто они и были вратами Петра и Павла, за которыми их ожидало вечное спасение и трансцендентное блаженство. Они с ужасом одной миллисекунды игнорировали двери, отмеченные красными «выхода нет», будто подслушав мои размышления о том, что красный – цвет опасности и крови, так пугает, что невольно начинает казаться, будто мир за теми багровыми дверями иной, чем за вывесками небесного цвета.На полу этого каменного подземелья сидела старая женщина. Щуплые парни в серой форме не пытались, и поднять ее, может быть, из своего личного интереса игнорируя ее такое маргинальное, безучастное к муравьиной тропе поведение. Трудно быть тем, кто решает, что правильно, а что порочно…

Там, где станция «Москва - Пассажирская» в это позднее время все также людно, громко, пьяно, праздно, дымно, торопливо и огнями освечено. Я пробираюсь сквозь толпу незнакомых и грузных, бегу по перрону, невольно оглядываясь - может быть кто-то позвал меня, окликнул вырвавшейся радостью, смелостью, и оборвал, голоса своего испугавшись. Он видимо передумал.

Я выбираю себе удобное место. Чтобы без преград смотреть на узловатые рельс артерии, на дома, мнящие себя небоскребами, поселки, казавшиеся городами, людей, смотрящих себе под ноги. Я знаю, что пока нас разделяет стекло, мы все безопасности. Не все хотят встречаться взглядами, всякому хочется скелет свой, пороки, поглубже спрятать. Я иду быстро, ускорение дает музыка в моей голове. Я смотрю осторожно, улыбаясь каждому, с кем случайно столкнусь глазами. Я не запомню ни одного лица, только те крылья, которые у меня будто за спиной от ответных, невольно произошедших ими в ответ улыбок, вырастают. Я говорю «невольных» потому что знаю, я вижу, как они вылетают сюрпризом для самого обладателя, будто резвые воробьи из ладоней…

Сначала мне показалось, что этот тамбур просто моют – темная грязная вода образовала багровую пену, странно, но она будто пыталась заползти на этого мужчину, что сидел рядом с лужей. Холодная кровь промочила всю его одежду, превращая ее в использованные хирургом бинты. Он был, наверное, нетрезв, грязный, избитый, не был он похож на веселых наглых жителей вокзала. Он и не был одним из них. Все эти персонажи – кто они такие? Тот, что сидел в крови, сжимая голову тисками своих пальцев; второй, который невольно заставлял всем своим видом вспоминать о середине 90-х – огромный, бритоголовый, он носил кожаную куртку та теле и тяжесть в своих кулаках, выглядел виновато – мол, сам не понял, как так получилось, не узнает то, что видит перед собою; эта женщина в оранжевой робе, безучастно смешивая грязь с кровью, смывавшая всю эту кашу; безликие пассажиры, перелистывающие страницы дешевого глянца. Кто они – все эти странные люди? Немолодые крупные парни в серых одеждах заставили выйти наружу того, который в тисках пальцев голову сжимал, долго говорили с тем, что в коже. Наверное, он был прав, разбивая лицо нетрезвого о свои руки. Может быть, не о руки, иначе, он был совсем чистый – хоть сейчас на выставку подарков. Может быть, наказывал грязного, держа рукой за волосы, разбивая ему нос о стены, стекла, поручни, ручки дверей в тамбуре. Наверное, просто боялся испачкаться. Или просто торопился, не хотел с «этим» задерживаться. Может быть, он еще не совсем понял, как трудно быть Богом, отделять хорошее от дурного, святое от греховного, правдивое от лживого, грязное от чистого.

Капли холодной крови присохли к полу в проходе, что разделял эти две лужи, к креслам и стеклам. Этот запах вызывает тошноту, он никому не нравится. Поезд мчал в тёмное, пассажиры шутили, рассказывали истории, пили алкоголь, спали, шептали на ухо, загадывали друг другу мысли, листали страницы дешевого глянца, привыкнув к зловонию этой грязной крови. Люди, заходящие в вагон на остановках, морщились, брезгливо перешагивали через лужи, выбирая себе покомфортней место. Оглядывались, задавая глупые немые вопросы и успокаивались, не получая на них ответов. Старались не встречаться друг с другом взглядами.

А мимо струились рельсы артериями, проносились дома, мнящие себя небоскребами, поселки, казавшиеся городами, и люди на перронах, неловко смотрящие себе под ноги.




Здесь сегодня проходе лежал человек.

Написано 2 октября 2007