- Здравствуйте! А мама запретила мне с вами здороваться, - говорю я пятилетняя обожаемому соседу-собачнику в присутствии мамы.
Ещё много, много подобных ошибок, прежде чем вклинишься кое-как в социум. Иногда такое ляпнешь! Потом смолчишь. Научишься вместо слов в глаза заглядывать. Смолчав десять, смолчав сто раз, я разучилась говорить вовремя и так, как по-настоящему. Хотя то, что для меня важно, осталось и продолжает жечь.
В секунды большой радости или удара ножом в спину, в переизбытке нежности или горечи теряешь дар речи. - Спасибо... или Простите меня... или Увидимся... или ещё что-то обычное-лаконичное-лишь-бы-что-то-сказать. И каменное лицо, и руки по швам. Надежда, вдруг кто-то по глазам догадается. А иногда вовсе всё равно. Есть я и мои мысли, никто не должен знать. Потом - никто не может знать. Потом - я сама их давлю, прессую, раз выразить сложно и не к месту. Но изредка в какой-нибудь совершенно неподходящий момент они вырываются наружу. Стою я, взрослая, одна с пакетом в супермаркете, спокойна и всё контролирую, не думаю ни о чём; а душа и тело вдруг начинаю самым идиотским образом плакать обо всём сразу. Плакать от великого счастья и кошмарной боли. От всего, что могло было вызвать внешние проявления и искренние разговоры за последнее время, но осталось в абсолютной тишине. От того, что я всё ещё жива.