Вчера говорю маме: "Представляешь, она влюбилась, увлеклась, и вообще у неё появились другие люди, которые ей важны и я стала не нужна. Я скучаю". И мама говорит:
"Я всегда её не любила! Она отвратительно себя ведёт!" Я смотрю на маму изумлённо, как она может так говорить о человеке, которого никогда в жизни не видела и знает только по моим рассказам и спрашиваю: "Ты о ком?" "Как о ком, - говорит, -об Ами твоей!" Отвечаю ей, что я сейчас вообще о другом человеке и Ами вовсе не легкомысленна. Вот куча у человека недостатков, но легкомыслия в их списке точно нет. Спрашиваю: "Ты не любишь её, потому что я её люблю?". Говорит: "Я не знаю, почему я не люблю её, вот не знаю и всё!". А дальше говорит: "Она легкомысленна! Если бы она не была легкомысленной, разве бы она к тебе вернулась?". "Я бы не вернулась, - отвечаю. Я бы не вернулась никогда. Но ведь она не может себе представить, что я люблю её до сих пор, потому что её никогда никто так не любил!" "Да, - соглашается мама, - если человеку говорят, что существуют динозавры, ему трудно их представить". Пытаюсь объяснить маме, что Ами не считает любовь духовно значимым явлением и вернулась она для того, чтобы общаться со мной на духовные темы и это для неё важнее чувств. Моих ли, своих ли. Да, чёрт возьми, это больно, но я её понимаю. У человека могут быть другие по отношению к моим значимые вещи. Другие приоритеты. А вчера вечером она позвонила мне. Объяснила своё исчезновение тем, что на работе эти 4 дня был завал. Я спросила, что было на работе и разве переключение воды в душевой не является единственной её функцией. Она сказала, что сейчас нет и что она не хочет об этом говорить, поскольку и так расстроена делами на работе. А потом я услышала, как на неё кричит отец. Оказывается, это за то, что она говорит по телефону. Теперь я понимаю, почему всякий раз, когда я хочу набрать её домашний номер, я замираю в смятении. Потому что её родители против того, чтобы она говорила со мной по телефону. А может быть, не со мной, а может быть вообще. Может быть, её отец не любит меня также, как её - моя мама? Но моя мама видела её у меня на Дне Рождения. А её родители вообще ни разу меня не видели. Это ещё один штрих к пониманию её авторитарного поведения. Вчера я сказала ей: "Мне очень трудно говорить с тобой, я ощущаю себя невероятно скованной, потому что мне кажется, что ты ежеминутно меня осуждаешь". Она ответила: "Это очень долгий разговор. И точно не по телефону". Она сетовала на ремонт, на загрузку и на то, что мы всё ещё не можем встретиться. "Пожалуйста, не волнуйся, - говорила я и сама удивлялась произносимому, - делай свои дела и не торопись. Я пока в городе, никуда не собираюсь, главное, чтобы у тебя всё было хорошо. У нас с тобой очень много времени". Странно, что тогда я говорила: "Я должна провзаимодействовать с тобой, изменив тебя, но времени катастрофически мало и я боюсь не успеть...есть Послание, которое идёт через меня, но я боюсь и я уверена, что ты его не примешь". А сейчас в первых своих звонках она говорила: "Всё это время я думала о сказанном тобой и я поняла, что очень многое из сказанного тобой - верно. Ты могла спокойно произнести то, о чём другие не решались даже подумать. Ты всегда была очень отважной".
Вчера я напомнила ей о нашем расставании в связи с тем, что в этот вечер она впервые увиделась с Наташей. "Это было 3 августа, - сказала я, - а 4 мы расстались. Я держала твои руки и мы читали книгу, где я увидела странное слово "размокропогодилось". "Зачем ты помнишь всё это? Я когда-то тоже помнила, - отвечала она, а потом я перестала помнить такие вещи. Ты придаёшь слишком много значения!" Я сказала ей, что это моя жизнь и она - значимый её элемент. И я хотела бы оставить за собой право помнить то, что важно для меня. И ещё я заметила, что такая память - очень важная черта для меня, поскольку я пишу роман о себе. Её почему-то это очень удивило. "Разве тебя удивляет, что я пишу?" - спросила я. "Нет, но меня удивляет, что ты пишешь роман" - отвечала она, так и не сумев объяснить мне, почему именно роман она считает для меня столь необычным. "Главное, что ты не изменилась оттого, что я ушла" - сказала она. "Вот если бы я изменилась, это было бы величайшей трагедией" - отвечала я. Я солгала. Я - изменилась. Я перестала чувствовать жизнь. Я перестала общаться с людьми. Я перестала верить в Бога. И Мир рухнул. Я создала себе что-то другое, как жалкое подобие Мира и я жила в нём и хотела дожить в нём до конца...У меня не хватило мужества сказать ей об этом. Зачем? Ведь она будет обвинять либо себя за то, что не может ответить на моё чувство, но тщательно скроет от меня свою вину, чтобы я никогда не узнала об этом, либо меня за то, что я предпочитаю физическое духовному. И в обоих случаях это будет плохо. Я солгала. Мне это очень не нравится. Но смогу ли я когда-либо сказать ей всё, как было, как есть? Только в том случае, если она ответит мне взаимностью. А я достаточно трезва, чтобы понимать, что этого никогда не случится.