Тусклое солнце уныло светит в стороне от моих окон. Теневая сторона дома не дает его чахлым умирающим лучам проникнуть в мою квартиру. Газ отключен - в соседней квартире устанавливают счетчик, потому грею руки об свернувшегося на коленях кота, втайне мечтая о чашке горячего чая. Как же я не люблю две вещи - мёд и толстые шерстяные носки, но приходится есть первый и носить вторые, потому что наступившие холода уже успели одарить меня первой в этом сезоне простудой. Тоскливо смотрю на улицу - тополь с раньше времени облетевшей листвой грустно качает ветвями от резких и неожиданных порывов ветра, что гонит над асфальтом пыль, целлофановые ленты и выцветшие конфетные фантики, оставшиеся от чьей-то свадьбы. Тусклая позолота пожухшей травы устилает клумбу у подъезда. Сегодня утром первая изморозь посеребрила листву уснувших вечным сном однолетних цветов. Тупая застаревшая боль в груди занудно говорит мне о том, что сегодня или завтра пойдет дождь, который смоет с лица города последние оставшиеся краски, превратив его из златокудрого молодого мужчины в хмурого и скучного старика. Сгоняя с колен кота, тащусь на кухню и вскоре возвращаюсь оттуда со стаканом воды и горстью разноцветных "колес". Антибиотик, витамины, обезболивающее... Хмуро отправив все это лакомство в путешествие по пищеводу, морщась, запиваю водой. Ну, здравствуй, осень... Теперь я готов упасть в твои объятия, только не сжимай слишком крепко, не души своими холодами и дождями, дай больше воздуха уже истосковавшимся по теплу лёгким. Холодная квартира молча наблюдает за мной глазами черных гвоздей, что вбиты в стены предыдущим хозяином. Зашторив окна, бреду к постели. Подушка холодна, как кожа глубоководной рыбы, но я умащиваю на нее свою тяжелую гудящую голову и закрываю глаза. И даже там, во сне - умирающие солнечные лучи преломляются в луже, покрытой сверху первым тонким льдом, низкое темное небо в разводах серых облаков так похоже на змеиную чешую, и седая мать-осень задумчиво улыбается, сгорбившись в кресле-качалке. В ее хрупких иссохших пальцах быстро снуют спицы, из-под которых вьется длинный невесомый шарф из паутины, в которую вплетены сухие листья и остатки чьих-то холодных снов. Обессилено прислоняясь плечом к стволу спящего дуба, я смотрю на нее и снова повторяю пересохшими губами: "Ну, здравствуй, матушка-осень"...

LI 5.09.15