Мы выехали в Ширванский заповедник. Ваш покорный слуга имеет одну дурную черту характера: он готовится к любому мероприятию очень и очень тщательно. Иногда, даже чересчур. Но такова моя мера ответственности, когда я отвечаю ещё за кого-то, кроме себя. Термос со льдом, где были тщательно уложены консервированные каши – рисовые, перловые, гречневые – с мясом рядом с упаковками сливочного масла, сырого копчения колбасой, ставридой горячего копчения, плавленным сыром, тушёнкой, шпротами, водкой и пивом, соседствовал с запасом дров на два дня, сухим топливом для разжигания костра, сапёрной лопатой, топором, овечьими дублённым шкурами, одеялами, ночной лампой дневного света, походными стульчиками и прочее, прочее, прочее. В самом начале мои спутники удивились моим приготовлениям. Как всегда впрочем. Но как всегда, это моя осторожность не оказалась излишней, как показали дальнейшие события. Мои спутники: Да., Ал и То. Да – мой сверстник и одноклассник соответственно, человек со слабым зрением (+7), но, возможно, именно из-за этого очень наблюдательный прохиндей-представитель мелкого и среднего бизнеса, одетый в офисную обувь, рубашку, джинсовые брюки и держащий под мышкой упакованный в целлофанный кулёк тонкий полувер-безрукавку. Так, на всякий случай, если станет прохладно. Уже дома я предложил ему переодеться в мои походно-спортивные туфли, но он категорически отказался. Я всё же упаковал эти туфли в кулёк. Ал – человек видавший виды человек, даже старше, чем я, привыкший к неудобствам полевой жизни и радевший за абсолютно дикий формат нашей вылазки – пойманные и зажаренные на огне, добытом трением, полевые мышки и ящерицы, миллионы комаров, участвующих в организованном нападении на мирные лагеря пиллигримов к заповедным местам, безводные пустыни, в походе через которых губы наши должны были истрескаться, а на коленях мы должны были набить мозоли, как верблюды, дикие неприрученные племена местных жителей, которые должны были преследовать нас до самой границы с Тибетом, обстреливая нас из суппитанов, луков и забрасывая нас бумерангами, копьями и разнокалиберными дротиками. Это видно его Бог вёл нас в этой короткой вылазке. То – пацан, который растёт в городе и ничего тяжелее своих маминых блинов в жизни не таскал.

С утра я подобрал Ала. Он был с одной сумкой через плечо. Поехал с ним на толкучку, чтобы докупить: кружки, ёмкости для воды, топор, запасную сапёрную лопату, плоскость для замены стола, картошку и так далее. Ал удивляется «А почему столько всего?». Я улыбаюсь мефистофельской улыбкой и не хочу пока ему раскрывать все карты: ты ещё увидишь домашний склад вещевого и продуктового довольствия. Когда приезжаем домой, Да уже у нас. Мы пакуем вещи и я стараюсь уложить вещи так, чтобы не закрывать обзор заднего вида. Джип – классический паркетник, и это ещё выйдет нам боком. Хотя с другой стороны, история о которой я ещё расскажу, могла произойти с любым внедорожником, да и впрочем, хорошо, что у нас была машина не очень высокой проходимости. Как говорится, чем круче джип, тем дальше пиздовать за подмогой.

Выезжаем ровно в 11:30. Прежде, чем выехать, я дублирую звонком смотрителю заповедника, хотя бронировал номер несколько дней назад. У меня свои планы и я стараюсь их придерживаться. Впрочем, как всегда в походах.

В Алятах ГАИ у меня уже сорвало куш в прошлый раз, поэтому стараюсь выдерживать ограничители скорости. И всё равно, на каком-то участке меня заносит и я превышаю. Об этом мне через пару другую километров говорит сотрудник доблестного ГАИ, причём прилагает фото. Я возмущённый кричу Алу и Да, чтобы они подошли, так как меня собираются наемать, как я предполагаю. Но потом, после вглядывания и рассматривания фото, я понимаю, что действительно, нарушение имело место быть. 20 манат «спасают отца русской демократии». Я еду дальше. Я смеюсь. Нервно, наверно, потому как на указателе 30, я сбрасываю скорость, а рядом машины несутся как угорелые. Я убеждён, что я своё отплатил и поэтому плетусь как черепаха. Ал пытается связаться с кем-то из своих знакомых, чтобы «зачистить» нам путь, но кажется ничего не удаётся. С грехом пополам доезжаем до Заповедника. Цепляем смотрителя и едем принимать комнаты для ночёвки. В комнатах не очень чисто, пахнет сыростью, но в целом оставаться можно.

Я предполагаю, провести большую часть суток на берегу моря, потом приехать поужинать на «базе», провести ночь в «нумерах», утром позавтракать там же, на природе и решить что делать дальше. Да, это были планы. Но Бог Ала был более прозорливым и наблюдал за ним со списком его пожеланий.

У любого водителя накапливается собственный опыт, иногда набрасываемый как эскиз длинным гудком сзади (сбоку, спереди) «Ay gjdillax, hara soxursan?!?», иногда тормозами над ухом, скрежетом металла собственного крыла или двери, порой вальсом Шопена, исполняемым на подмороженном асфальте – Раз-два-три; Раз-два-три – когда вы обнимаете руль и отдавливаете партнёру, то бишь автомобилю, педаль до упора. По разному, но опыт этот собирается. Я – водитель никакой. Абсолютно беспонтовый. Но мне немало лет, и я знаю некоторые вещи. Они базовые и для их знания не надо было заканчивать университет. Например, Солнце у нас одно, вода течёт вниз, при порезе течёт кровь, и династия Алиевых – бессменная. Это не просто истины, а аксиомы. Если что-то из этого изменяется, измена начинается у меня. Впрочем у нормального человека тоже. Это так сказать преамбула, анализ, который мне пришлось сделать позже.

Ширванский заповедник, надо сказать, – это большой участок в 64 тысячи гектар с озером на 11 тысяч и выходом к морю. Был создан в 1961 году, когда популяция джейранов упала до примерно 70 особей. Срочно был огорожен участок и популяция начала расти. Чтобы ускорить её рост, из вертолётов были отстреляны все волки. Все. И когда был убран последний антагонист джейранов, эффект был абсолютно противоположным: прирост популяции резко снизился. Оно и естественно. У старых джейранов ослаблялся иммунитет, они заболевали, но продолжали находиться в стадах, поражали болезнями молодняк, молодняк начинал пить, садиться на «коку», заводить беспорядочные половые связи с кабанихами и пеликаншами, молодёжь кабанов и пеликанов в свою очередь создавали группировки, вооружались самодельным кастетами и холодным оружием из сподручного материала, а именно из чертополоха, камыша и полыни и делали вылазки, чтобы колошматить джейранов, количество раненных среди джейранов после этих побоищ увеличивалось, не хватало военно-полевых госпиталей, перевязочного материала, кокаин резко вырастал в цене, что в свою очередь вызывало разборки между поставщиками, опять взлёт преступности, произвол и так далее. Вся эта галиматья продолжалась до тех пор, пока в спешном порядке власти не вернули в эти места пару-другую семей «воров в законе», то бишь волков. Волки порядок навели быстро, пищевая пирамида восстановилась, одни едят других, других едят третьих, меню достаточно насыщено калориями и витаминами, а именно травой, отбивными и водорослями. Популяция превосходит в цифру 10 тысяч особей, и поговаривают, что если раньше участок был жёстко огорожен, то сейчас сетку, которая в нескольких местах порвана, не восстанавливают, чтобы избыток пассионарных голов среди джейранов, а ровно и волков, кабанов и камышовых котов, эммигрировал из заповедника, оставляя «Azrbaycan respublikasnn hьdudlarnda» только лояльное население. Это предыстория. Очередная? Да, стареем-с, забываемся, заговариваемся.

Несколько слов о пейзаже. Пейзаж в Ширванском заповеднике живописный, это – полупустыня. Я попытался затащить ребят туда, пытаясь застать весенний период природы. А весна даже в Каракумах весна. Ширванский заповедник – не исключение. Здесь цвели все сорта и виды чертополоха. Высокий, выше, чем полтора метра он проявлял себя в мелких цветках, среди которых встречались и более крупные, как рудиментарные остатки своих благородных предков. Это видно обыкновенный вид чертополоха дегенерировал в этот мелколиственный, чтобы экономить воду. Во всяком случае, в более западных районах страны, в далёком 92-м году я столкнулся с другим, более крупным, жестоким видом чертополоха, с выраженными клыками, крупным малиновым языком, глубокой носоглоткой и неуемным аппетитом, который выразился в том, что он погнался за мной, чтобы слопать. Неважно. Вот такая вот, неживописная картина.

У меня есть ещё одна черта характера, если я еду с людьми, которые должны услышать важную информацию, я стараюсь её довести до адресата посредством наиболее авторитетного в данном вопросе лица. Если авторитет я сам (что бывает крайне редко), то говорю я, если нет, то в присутствии адресатов я задаю вопросы носителю мысли, информации и так далее. Я задаю вопрос смотрителю:

- А змеи в это время года активные?
- Да.
- А они уже вылезли из своей спячки?
- Да, и резвятся вовсю.

Тут вмешивается Ал:
- А какие у вас тут змеи? Гюрза?
- Тут 8 (восемь) видов змей!

Да не удерживается и восклицает:

- Восемь?!?!
- Да, восемь.

У меня перед глазами начинает всплывать картина: Да ужален змеями, причём всеми видами, он отбрасывает в сторону очки, расстёгивает рубашку, у него начинает опухать язык, развивается анафилактический и геморрагический шок, шея надувается, ему не хватает воздуха, он глотает воздух, глаза от страха выпучены, и к нему подходит медработник и спрашивает «Какая именно змея вас укусила?». Да, конечно же, не может отвечать и протягивает к медработнику пальцы, восемь пальцев и трясёт руками перед глазами. А так как у меня очень живое воображение, я начинаю тихонечко про себя ржать, и тут же рисую эту картину вслух «Представьте...» и так далее. Дальше ситуация обрастает ещё большей детализацией и я начинаю складываться пополам.

Я беру ключи у смотрителя, отвожу обратно его на базу и получаю инструкции «Если задержитесь на берегу моря, то позвоните мне, ибо если охрана увидит свет ночью, они могут принять вас за браконьеров и расстрелять из лазерных пушек». Какое коварство, сколько лицемерия и цинизма было в этих словах «Если задержитесь на берегу моря». Как выяснилось позже, в последний раз к нога на побережье моря в этих местах ступала в 1765 году, и то со стороны моря, это был иранский браконьер, и пристал он к берегу по единственной причине: у него в моторной лодке закончилось топливо. Он застрял на берегу и скелет его, ровно как и останки его фелукки до сих пор наблюдают некоторые туристы с вертолёта.

Неважно мы едем. Указатели, хотя и полустёртые, но есть. Едем долго, минут 15-20. Берега нет. Но карта на руках и мы знаем, что он должен быть. Переезжаем по мосту через какой-то коллектор (Верхне-Ширванский?) и едем дальше. В принципе картина достаточно унылая, джейранов не густо, видно уехали гастербайтерами к какому-нибудь ресторану в клетку или чинуше в домашний зоопарк. А на самом деле просто у них сейчас период то ли брачных игр (хотя я сколько ни всматривался ни одной не то, чтобы порнографической, но даже и эротической сцены с участием джейранов не узрел), то ли вывода молодняка (но опять же ни роддомов, ни повитух, ни даже машин скорой помощи развозящих беременных джейранов я нигде не увидел).

Помните анекдот про еврейский пиратский корабль? По Средиземному морю плывёт еврейский пиратский корабль... По левому борту – сорок грозных пушек, по правому борту – сорок грозных пушек. На самой верхушке мачты реет огромный чёрный флаг со скрещёнными костями и черепом. А чуть пониже – маленький... Белый... Ну так, на всякий случай...

Мы отъезжаем всё дальше, ни деревца, ни столбов, ни домов, ни кормушек. Но ориентиры я стараюсь запоминать. Так, на всякий случай. Ориентиров не густо: сломанная травинка, останки улитки, полуразломанный указатель и топогеодезический знак. Сам про себя стараюсь подготовить фразу «H, qarda, h bana dцnьm, mn o... (тут у меня измена, как же перевести ему топогеодезический знак, чтобы он понял? Topogeodezik iar – не то, «ьз ayal dmir» – то же самое) 100 metrsindym. Vallah h, hel цzьmm, mnnn baqada dцrd il bundan qabaq ьз nfr var idi, amma vallah onlar yeyif qurtarmam». Опять же на всякий случай. Причём в моих видениях последним обязательно умираю я, геройски, совсем не исхудав, побритый и освежившийся лосьоном, в свежеоттюженной рубашке, в последний раз взглянув на роскошные часы и огладив свои набриолиненные волосы. Груду обглоданных костей за спиной в этих картинах я предпочитаю не замечать. Анекдот.

Самолёт потерпел катастрофу и упал на необитаемый остров. Единственный оставшийся в живых сидел под пальмой, обгладывая кость, когда увидел спасателей, застывших в ужасе перед ним и кучей человеческих костей за его спиной.
- Я понимаю, что вы должны меня ненавидеть за то, что я сделал – но я должен был бороться за свою жизнь! Мне нужно было выжить одному на маленьком необитаемом острове.
Командир спасателей покачал головой:
- Я, конечно, всё понимаю, ради жизни человек способен на всё... Но, ёб твою мать, самолёт же упал вчера вечером!!!

Еду с включёнными мостами: задним и передним. Сухие участки чередуются с влажными, в которые я не залезаю из эстетических соображений, ибо машину в прошлый раз пришлось драить основательно. Это был тот момент, когда эстетизм, меня выручал, но я об этом даже не догадывался. До определённого момента. Вдруг я вижу длинный участок в лужах, я стараюсь объехать его и поднимаюсь на небольшую кочку. Это потом я себя спросил: почему на кочку? Помните базовые принципы: вода течёт вниз. Я ошибся, иногда она течёт вверх. Я помнил о нескольких днях дождя и полагал, что вода должна была стекать вниз, в лощины, в ямы, углубленья. Оказывается, глина на этих местах очень гидрофильная, по простому охотно поглощает воду в любых её формах. Любая кочка представляет из себя желе- или пудингообразную субстанцию, покрытую сверху, как сахарной глазурью, подсохшей грязью. И вот эта подсохшая грязь создаёт иллюзию сухости почвы, по которой ты собираешься ехать. Но я всего этого пока ещё не знаю, заметьте. Хоть так, хоть эдак, но моя попытка выбрать наиболее сухой путь рядом с колеёй, которая по колено заполнена жижой, на которую страшно аж было смотреть, была чревата тем, что я застрял. Удивлённо приподняв брови, я попытался подать назад, потом включил дифференциал, но бесполезно. Ал, Да и То сошли, чтобы подтолкнуть машину. Тут меня видно и заклинило: если сухой участок – топь, значит вода тут течёт наверх, а если она течёт наверх, значит самый безопасный путь нижний, ибо я в упор вижу колею от проехавших машин. Ну откуда мне знать, что эти самые машины через несколько метров ушли под землю и вышли в лучшем случае в Поднебесной. Они выталкивают машину, я на полном ходу проворачиваю руль, набираю скорость, въезжаю в жижеобразную массу ничтоже сумняще, что я прав, и... сажаю машину на брюхо. Пиздец.

Тихо-тихо пытаюсь вытащить машину обратным ходом, не получается. Подходят ребята и пытаются вытолкнуть машину вперёд уже. Они толкают, я тихонько газую, Да кричит «Bir az qaz verd!!!».

«Qaz? Gцzьm ьst!» – в сердцах нажимаю на газ, фонтан грязи и воды взлетает к самим небесам, покрывая моих спутников ровным слоем взбитой сальянской грязи, как самый тончайший коллоидный раствор. Да стоит охуевший. Мне смешно и стыдно. Машина влезла в грязь по самое не могу так, что сходить мне приходится через пассажирскую дверь. Я снимаю с багажника и достаю сапёрную лопату, заставляю Да снять свою офисную обувь и отдаю ему свои мокасины. Я тут же пытаюсь дозвониться до смотрителя, и Бог мне сверху грозит пальцем «Смотри, не балуй!». Звонки не доходят, ни с одного из операторов. Я чувствую, что мы тут надолго, и на всякий случай присматриваю место: где будем разжигать костёр, как будем ужинать, пить водку, смеяться своему приключению, но это вначале. Потом перед глазами начинают вставать более живописные и менее оптимистичные картины: кончаются дрова, потом вода, потом еда, мы отбиваемся от волков и шакалов, постепенно теряя, но не выбрасывая товарищей, я вижу вырезку То, ногу Ала запечённую в золе и многое многое другое. На горизонте появляются первые предвестники нашей незавидной перспективы: к нам приближаются шакалы. Подняв голову наверх я вижу дозорного стервятников. Мы – люди в достаточной мере образованные, а Ал вообще учёный в прошлом. Сначала мы пытаемся действовать синхронно. То есть, ещё надеемся что-то сделать. Мы – это Ал, Да и То. Я просто переодел ноги в ботинки с высокой шнуровкой, присобачил на пояс нож и решил идти за помощью, так как не верил, что машину вытащить нам удастся.

Я отхожу по дороге, стараясь запомнить до конца своей жизни своих брошенных на произвол друзей. Хорошо, что западные культуры бросили семя мне в мозг, формулу «Keep trying». Ну я и продолжал стараться. Или старался продолжать. Я ещё не потерял команду из виду, как телефон пробился. АзерСель. Я пытаюсь объяснить смотрителю, что мы застряли. И главное, где мы. Он уточняющих вопросов не задал, что меня очень смутило. Мы – азербайджанцы, и методы работы у нас свои. Но я вернулся, чтобы попытаться помочь.

Мы занялись самой, что ни на есть мелиорационно-ирригационной работой. Лужа, в которой мы сидели была вовсе не лужа, а маленький пруд. Неглубокий, полметра, неширокий, метров 5-6, но длинный, метров на 25-30. Идея была отвести воду, чтобы хоть как-то позволить машине зацепить за почву колёсами. Глина сверху была желем, пудингом, ниже переходила в плотнейшую субстанцию, которую Алу пришлось вырубать топором, так как на второй же попытке, китайская сапёрная лопата согнулась, как крышка от консерв. Достали вторую, запасную сапёрную – нечего ржать, всегда всё должно быть в запасе. Анекдот про чукчу слышали? Расскажу.

Русский приходит к чукче и просит взять его с собой на охоту. Чукча соглашается и они договариваются встретиться с ним утром. Утром чукча одевает дошку, берёт свою бердану на плечо, лыжи и идёт к русскому. Русский собирается более фундаментально: мешок, в него сало, колбасу, водку, хлеб. Чукча у него спрашивает:

- Ты чего делаешь?
- На охоту собираюсь.
- А зачем всё это берёшь?
- А кушать что будем?
- Убьём кого-то и съедим.
- А если не сможем? Нет, брат, запас жопу не ебёт.

Чукча спорить не стал, а русский как будто в воду глядел. Ничего им подстрелить не удалось, развели костёр, русский сидит ест, а чукча слюну глотает.

Вернулись. В следующий раз собирается снова чукча на охоту, и говорит жене:

- Собери мне жрать.
- Ты чего? Когда это наши предки брали на охоту с собой жрать? Что убьёшь то и съешь.
- Нет, мать, я тоже раньше так думал, но это не так. Не знаю, как это будет по русски, но что-то вроде «Лишний хуй в жопе не помеха».

Запасная лопата вкупе с припасённым топором дали первые несколько куболитров извлёчённой для местной ирригации глины. Ведра у нас не было, но для соответствия портрету экологически чистого поколения я взял с собой кульки для мусора: 35, 60 и 120 литровые. Работа заспорилась. Потом мы разделились. Да снял обувь, надел на ноги целлофановые кульки, вычерпывал воду из отведённой лужи, Ал пытался подобраться до днища машины, вытаскивая оттуда глину, То пытался кружкой вычерпать воду из лужи, а я... а я ни фига не делал. Я свою работу уже сделал. Загнал машину по ужи в грязь и мог быть свободен. Высококачественная китайская кружка любезно оставила свою дужку в руках у Ала сразу же после попытки её использовать для вычёрпывания воды, а через пять минут все кружки дружно начала проедать ржа.

Позвонил повторно смотритель и ласково спросил: «А мы можем вытащить машину при помощи Жигулей»? Я поседел от ужаса и воскликнул: «Ты что? Какое Жигули? Бери, что больше и тащи свою задницу сюда!».

Потом я решил построить Асуанскую дамбу, чтобы отрезать часть воды из верхней части нашего «озера», и вычёрпывать воду из-под плотины. Одним словом, мудохались до упора. За это время вокруг начались собираться кайоты, шакалы, волки, над нами зависли стервятники.

Потом приехал смотритель. На ГАЗ 53. Вытащили из кузова стальной трос, похожий на рыбацкую «бороду» из лески и длиной от Баку до Красноводска. Толщина троса была с моё запястье. Я примерил трос к буксировочной петле, и понял, что и тут мои знания бесполезны. Залез в машину, чтобы спрятаться от позора. За это время водитель грузовика подцепил мою машинку, и не успел я включить мотор, юзом вытащил нас оттуда. Описывать насколько машина была грязная не стану.

Понял, что к морю мы не доедем. Поехали к озеру. При каждой подозрительной луже в салоне начиналась паника: «Объезжай, объезжай!!!». Приехали, стали на берегу озера. В озеро выведеная эстакада, откуда любители дикой природы могли бы любоваться на птиц. Пошли к озеру, отмывать грязные пятки Да. Держась в начале двумя руками, а потом одной начал отмывать ноги. Я вслух пошутил с Алом «А может ударить его по руке, чтобы упал в воду?». Да возопил «Не сметь!!!», и на всякий случай спросил «А тут вообще глубоко?».

Раскопали яму, вытащили стулья, сковороду. Потом мы подогрели гречневую кашу с мясом, две банки, сверху бухнули тушёнку. То, который гречневую кашу, как он выразился, терпеть не мог, уплетал за обе щёки, бутылка Смирнова была выдута за считанные минуты. Вторая бутылка по недосмотру была местного производства и Да встал на дыбы «Я её пить не буду!». Я обещал ему поехать за водкой к ближайшему источнику цивилизации.

С грехом пополам вы вернулись на «базу». Да начал тряпкой отмывать машину. Я сначала подумал, что издевается над нами, но выяснилось, что один человек с тряпкой даже при ограниченных запасах воды может сделать чудеса. Да удалось снять жёлтое желе за минуты.

Потом мы поехали с Алом за водкой. Каждые три-четыре километра нас отсылали всё дальше и дальше, пока мы не нашли российскую водку и шоколад для Да. Так, на всякий случай.

Когда мы вернулись, Бог Ала сказал «Последнее, что от меня ожидалось и я ухожу по делам». Он щёлкнул пальцами и на нас набросилась орава комаров. Они нас преследовали до утра, задавали вопросы, лезли в уши, нос, забирались за пазуху. К вечеру стало прохладно. Да впервые за эти годы моей дружбы с ним одел мою куртку.

К вечеру стало прохладно, а потом и туманно. Мы приготовили ужин, пожарили картошку, вывалили на неё тушёнку, подогрели пару банок каши с мясом, открыли банку с шпротами. Сидели долго, вспоминали, потрогали гитару за интимные места, Да в темноте спел и станцевал очень удачно и ко времени распугав местных хищников, которые в ту ночь завалились спать голодными. Вспомнили кое-что из молодости, успели даже побыть в печали, выпили за боевых товарищей. Да вскоре завалился спать, а я слушал Ала, который рассказывал о прошлом. Ну да ладно, это общие проблемы стариков.

Спалось нам легко, единственное что, я к старости совсем чутко сплю, и поэтому каждый шаг и вздох будил меня.

Проснулся я и решил встать в 7:34. Не знаю почему, но запомнил эту цифру. Когда я вышел, ребята уже вскипятили чайник. Мы достали свои скромные пожитки, а именно – мёд, масло, сыр «Янтарь», сыр голландский, хлеб, кофе, шоколад, сахар, колбасу твёрдого копчения – и позавтракали.

Мы поехали к выходу. У нас собрался огромный кулёк отходов, потому, что мы ничего не оставляли за собой, ратуя за нашу национальную экологию. Мы решили выбросить мусор в мусорный ящик, но когда я спросил сторожа, где у них мусорный бак и куда можно выбросить мусор, он очень дружелюбно посоветовал выбросить мусор прямо по дороге, отъехав на несколько метров. Я сунул ему манат и оставил мусор и оставшийся хлеб рядом с их малюсенькой мусорной урной.

Обратный путь прошёл почти без приключений, что означает, что ГАИшники нас не поймали. Уже подъезжая к городу, Ал предложил заехать куда-нибудь и попробовать яичницу с помидорами. Мы заехали к Юсифу и на берегу моря выпили чаю с вареньем из белой черешни, съели яичницу, походили по берегу и вернулись по домам. Расцарапанные, с опухшими от укусов руками и лицами, грязные, пропахшие дымом, но довольные мы забросили якоря в родных портах. Вылазка, думаю, удалась.