Нет пока, не чувствуете. А я скажу, не сдержусь. Так воняет интрига!

Как всегда приятного.

Зу.

***

Следующим утром мы втроем проснулись практически одновременно, в мятой одежде, в обуви, со зловонным запахом и убийственным похмельем. Я сволокла своё тело с кровати и медленно, казалось, улитки в тот момент были просто спринтерами, дошла до зеркала и неподдельно ахнула. Тушь и черная подводка комьями обрамляли глаза, волосы свалялись на правом виске, лицо было синевато-серое. В общем, я бы убила одним своим видом какую-нибудь несчастную старушку, выйдя такой на улицу.

Я сняла куртку и кеды и, швырнув всё на пол, пошлепала в сторону ванной, но наступив на вилку, которая валялась на полу, заверещала, как недорезанная. Из спальни выскочил Адам. Надо сказать его видок я тоже сразу оценила. Кудри жалко свисали с обеих сторон, он был помят с ног до головы, ворот рубашки был поднят, а низ заправлен в трусы. На левой  щеке что-то засохло, и, по-моему, это было не что иное, это были послесонные слюни.

Увидев меня, он, испуганно заморгал и задергался, будто перед ним стояла годзилла. Я, задрав и выставив ногу перед собой, показывала пальцами на торчащую из пятки вилку и подпрыгивала на целой ноге.

- Да вытащи же её, черт тебя дери! – орала я, мои губы вывернулись наизнанку, я готова была заплакать.

- Сейчас! Не скачи! – скулил, как второклассница, Адам – Остановись! Твою мать, Бенджамин!

Я рыдала и вопила, вопила и скакала. Адам крутился вокруг меня, как глупый тойтерьер, не зная, с какой стороны подступиться. В конце концов, когда Адам пристраивался справа, я со злостью оттолкнула его и, самостоятельно выдернув вилку, швырнула этот травмоопасный столовый прибор в выплывающего в дверной проём Бенджамина.

Сдерживая слёзы, которые уже торопились вниз к подбородку, я разъяренно зарычала, и похромала в ванную.

Бенджамин недоуменно моргал, потому что вилка, прилетев ему прямо в лоб, отскочила, и он держал её в руках.

- Беспомощные кретины! – прошипела я, совсем не элегантно удаляясь – Он бы всё сделал как надо!

Я, перекосившись всем телом, стояла в ванной, засунув ноющую ногу в раковину и подставив пятку под струю холодной воды. Одной рукой я уперлась в кафельную стену, а второй закрывая глаза, заливалась огромными слезищами. Адам барабанил в дверь, и мне было слышно, как он взволнованно сопит по ту сторону.

- Ты в порядке? Ну не плачь, это всего лишь вилка! Открой дверь!

- Пошёл ты! – от рыданий мой голос деформировался и стал еще более пугающим.

Немного поколотив в дверь, Адам решил, что лучше всё же будет оставить меня наедине с кровавой ступней.

Просидев полтора часа в ванне, похныкивая, я смыла с себя все последствия прошедшей бурной ночи и вышла на свет. В очень сомнительной и можно сказать условной кухне меня встретили два перекошенных лица, с которых  еще не сошел синеватый оттенок. Бенджамин взглянул на меня собачьими глазами.

- Кофе? – осторожно спросил он.

- Побыстрей – я была не в духе и, плюс к тому, решила покомандовать пока эти двое не оправились от шока.

Бенджамин зашарил рукой в высоко висящих шкафчиках и выудил оттуда огромный пакет заварного итальянского кофе.

- Будет сделано… - пролепетал он. Наблюдать за ним крайне забавно. Здоровый взрослый мужик, трепетно варит кофе дерзкой девчонке.

Адам сидел, опустив голову на руки. Выражение его лица напоминало морду грустного бассета.

- Я не могу двигаться… - простонал тоскливо-кудрявый.

Я злобно взглянула на него, а потом посмотрела под стол на свою ногу в плюшевом носке.

Адам лишь тяжело вздохнул.

- Что будем делать, капитан? – обратился он к Бенджамину.

- Телевизор, пицца, тишина. На большее я не способен сегодня – просипел капитан, поставив передо мной кружку и тяжело плюхнувшись на соседний стул.

Мы молча сёрпали из своих чашек, причем выражений лиц были столь угрюмыми, что казалось, будто нам щедро налили козьих соплей.

Весь остаток дня мы лежали в кровати, закатавшись в одно одеяло. Я дремала под боком Бенджамина, который переоделся во фланелевую пижаму в синюю клетку, подарок мамы,  и, закинув одну руку за голову, курил, пялясь в экран, где суматошно скакали «люди на шарнирах» и предлагали купить очередные супер-ножи или тренажер «чтобы ляжки не обвисли». Адам читал, точнее, пытался читать, Канта, хотя веки, казалось, его вот-вот подведут и слипнуться на долгие часы.

- Ты, кстати, после фиаско с вилкой, сказала, что кто-то сделал бы всё как надо… - вроде как невзначай сказал Бенджамин, голосом скрипучим, как несмазанная дверь.

Я делала вид, что мой сон глубок, как Мариинская впадина.

- Чего затряслась-то вся? – крякнул он и глухо засмеялся.

- Ничего – я перевернулась на другой бок и подтянула колени к животу.

- Ну ладно тебе, расскажи! – Бенджамин начал тыкать пальцами мне в бок, от чего я извивалась, как уж на сковородке. Он продолжал меня щекотать.

- Не скажу! – я мужественно крутилась, задыхаясь от смеха. Изловчившись, я перевернулась к Бенджамину лицом и укусила его за палец.

- Ауч! Зубы убери свои, негодница! – закричал он.

- Так тебе – я отвернулась обратно и вернулась в былую позу.

- Ну что вообще никак? Не расскажешь?

Я молчала. Потом легла на спину.

- Расскажи старику – сладко прошептал Бенджамин мне на ухо.

- Да так…

- Он хороший парень, этот «да так»?

- Не то что бы уж очень… - прошелестела я.

- Вы любите друг друга? – заинтригованный он подложил руку под голову и таранил меня глазами.

Вопрос поставил меня в огромный такой темный кирпичный тупик. Я слов-то таких не знала. И помолчав, протянула:

- Не думаю, что так… 

- Слушай, с тобой невозможно разговаривать! – взвыл Бенджамин, ему как брутальному харизматичному мужчине хотелось подробностей, как можно больше и потнее.

- Ну а что я должна тебе сказать? – возмущалась я – Что он принц в белом танке, о котором я всю жизнь мечтала, у нас умопомрачительных секс и полное взаимопонимание на кухне?

- Ну, крошка, я тебе, конечно, только такого и желаю, особенно часть про секс пикантна, но мне бы реалистичных деталей. И еще знаешь, я не верю в принцев, ты уж меня прости, поскольку я таковым не стал, а кто кроме меня еще может? – снисходительно тараторил Бенджамин.

Я вздохнула.

- Ну, он просто человек, странный, добрый, немного уставший, красивым его не назовешь, обаятельный и помятый, так скажем… - Бенджамин меня перебил.

- О таком ты всю жизнь мечтала!

- Да ни о ком я не мечтала и не планирую!

- Ну что ты завелась?

- Я не завелась! Ты просишь меня говорить нормально и перебиваешь!

- Ладно, прости, я нем – он изобразил замок у рта и выкинул воображаемый ключ.

Я чуть повернула голову влево и заметила, что Адам отложил книгу и внимательно слушал, наблюдая за моей активной артикуляцией.

- А ты чего уставился? – взбалмошно рявкнула я.

- Мне тоже интересно, к тому же Кант меня утомил – бессовестно сказал кудрявый и устроился поудобней.

Я сосредоточенно дышала.

- Он там, в твоей России? – спросил Адам.

- Нет, он финн.

- О, ну тогда он точно не симпатичный. Они, говорят, похожи на викингов. С косами и бородами до колен.

- Да, а еще они носят рогатые шлемы, целыми днями мастерят корабли и едят оленей живьем – процедила я, а после паузы добавила – А вообще-то викинги пришли на финскую территорию из Швеции, Дании и Норвегии.

- Ой, ты это слышал, у неё энциклопедические знания! – удивленно восклицал Адам.

- Wikipedia – мрачно бубнила я – Я не буду больше рассказывать, всё!

- Молчим – спохватился Бенджамин.

- Нет, я, правда, больше не буду говорить,  я не знаю, что еще вам поведать…

Похоже, что мои слова не сильно огорчили фантазеров, потому что теперь история начала набирать небывалые обороты. Вот, что творит богатое неуёмное воображение двух иностранцев.

- Он явно богач, и волочился за тобой долгое время, иначе ты бы и не моргнула в его сторону – предполагал Адам.

- Да, он увез тебя в горы, в свою огромную золотую хижину и кинул к твоим ногам, все сундуки с фамильными реликвиями, вроде костей доисторических финских лосей, которые ты теперь можешь продать в хранилище зоологического музея за бешенные деньги – подхватил капитан. Им было смешно, а я про себя дивилась их детской дурости.

- А еще, у него, наверное, мама такая старая закаленная северная женщина, которая носит шкуры и варит похлебки, в очень дорогих котлах, разумеется.

- Тоже с бородой – добавил Адам, и они зашлись громким гоготом.

Я встала с кровати и поковыляла в холл.

- Ну не дуйся! – заныл Бенджамин мне в след.

- Даже и не думала! – прокричала я, набросив куртку – Я скоро вернусь! Буду ждать продолжения эпоса!

Промозглый Лондон моросил мелким дождем и беспардонно сыпал мокрым снегом. Небо темно-серое, неспокойное и предательски огорченное.

Я, накинув капюшон толстовки, брела куда-то предположительно в сторону Трафальгарской площади, потому что до давно полюбившегося Гайд-парка было совсем не рукой подать. Я разглядывала  прохожих. Молодежь, хамовато и модно прикинутую в TopShop’e, хмурых работяг и неопрятных брокеров, бредущих по делам, или обратно домой. Мне встретилось с парочку старушек, в нелепых, как показалось бы нам, русским, шляпках, с грустно повисшими, намокшими от уличной сырости, цветами и перышками. Мамы с детьми. Дети ныли или смеялись, мамы, соответственно,  либо раздраженно тянули детей за руку, либо устало ползли где-то позади раззадоренного ребенка. Парочки. Улыбчивые, светлые. Прижались друг другу, как снегири на ветках рябины. Что-то это всё начинает смахивать на поэзию русских классиков…

А ведь и я была одной из таких счастливых зевак. Как мы с ним выглядели со стороны? Как? Смешно, интересно, или всё же гармонично и трогательно? Кому знать.

«Викинг» - вздыхала и усмехалась про себя я. С викингами в то время, казалось, дела обстояли гораздо проще. Он тебя оттащит на свою лодку и увезет под поднятыми парусами в норвежскую деревеньку. А ты лежишь под палубой, связанная, в мешке, тебе тепло, и до того ты счастливая, что слов не подобрать. Потом лодка пришвартуется, викинг аккуратно извлечет тебя из мешка и скажет, вздымая свою могучую грудь «Вот твой новый дом! Я буду любить тебя! Как только захочешь! И кормить тебя буду свежими моржами!». А ты не откажешься, и не будешь стонать, что мол, только йогурты низкокалорийные тебе подавай, и что вообще в душе ты вегетарианка. В неправильное время мы родились, друзья мои, в неправильное.

Я улыбалась своим мыслям. Я не считала времени, не отмечала пройденного пути, и оказалась у моста Ватерлоо. Перед глазами будто была настоящая, не какая-нибудь жалкая репродукция, а самая что ни на есть живая картина Моне. Прекрасный туманный гигант протянул свою властную руку на южный берег Темзы. Про такое обычно говорят, глаз не оторвать. Но взгляд путался, вид застилали скользкие капли, оставлявшие следы на ресницах и щеках. Хотелось бы мне рассказать ему обо всем, что я видела, рассказать то немногое, что я знаю. Он, скорее всего, ответил бы, что я дурная, и что моё воображение будоражат слишком уж тонкие детали. Но он бы понял, он бы, притянув к себе, обнял меня крепче, и ощутил бы всё то, что меня так трогает. Еще я бы обязательно рассказала ему про Моне и про то, откуда берется туман, по моим предположениям.

По дороге обратно я купила кофе с корицей, горячий и ароматный, в этих ставших культовыми стаканах Starbucks. Это такие приятные жизненные штампы, их любят за что-то, и я люблю.  

Опять я неспешно шлёпала по мелким лужам, поражаясь стойкости моих любимых потрепанных и многое повидавших кед. Они были походные и самые родные, они побывали со мной везде и прошли через множество непогод, оттого и были мне так дороги.

Вернувшись в квартиру Бенджамина, я нашла обоих чудиков сидящими на полу в окружении вороха фотографий и каких-то каталогов.

- Вернулась, она вернулась! – победно провозгласил Бенджамин и ударил Адама по плечу, от чего тот чуть не шлепнулся носом на пол – Не уж то нагулялась? Как ты можешь, там же отвратительная погода?

- Ой, не тебе мне говорить про погоду, вы здесь живете, у вас должен быть иммунитет на всякую дрянь.

- Да уж, и для тебя должно быть мерзковато – тихо, как-то в сторону сказал Адам.

- А мы вот обдумываем нашу предстоящую работу! Завтра начнем, майку белую возьми у Диан и отыщи какие-нибудь трусы поприличней, желательно темные. Украшения там всякие, ну ты знаешь. Чего-нибудь тяжелого, неблестящего и такого раздолбайского, да? – Бенджамин переключился на Адама, увлеченно давая ценные указания. А я никак не могла взять в толк, какие трусы, какие украшения? 

Взяла в толк. В семь часов утра, в субботу. Провались ты пропадом, уважаемый мост Блэкфраейрс! Ты арочный, ты старинный, полезный, но надо ж быть таким холодным, обдуваемым со всех сторон ледянющими ветрами. Как бедный принц Уильям не остался отмороженным калекой, проведя там ночь? Я, конечно, понимаю, посильная поддержка нищих и обездоленных, но во мне, видимо, не живет столь бурной жизнью жажда к борьбе за сострадание и справедливость. Следите внимательно за моим пальцем.

Бенджамин довольным котом ходил в дутой куртке, в шапке, перчатках с обрезанными пальцами и чашечкой кофе, доставленной заботливой ассистенткой.

Адам, сонный, упакованный в два свитера и какой-то бабушкин махровый шарф, сидел неподалеку на раскладном стуле и зевал, так, что мне казалось, у него челюсть соскочит с петель. Он неспешно собирал линзы, скрючившись над огромной сумкой.

Я. В хлопковой майке-алкашке и одних трусах с британским флагом, которые все почему-то слишком уж великодушно называли шортами, увешанная панковскими цепями, холодными металлическими часами, синяя и в пупырышку от мороза, корчилась посреди правой половины моста, которую перекрыли специально для нас, в ожидании главных мук. Этот весь цирк грезился мне финальным аккордом мироздания. Макияж был ну просто сродни существа из потустороннего мира. Я думаю, пришельцы, увидели бы меня из космоса и приняли за дружественный символ. Выбеленное до неузнаваемости лицо, припудренные бесцветные ресницы, блеклые губы. Я была похожа на манекен, заболевший цингой. И черные волосы, не пришей кобыле хвост, уложенные, поднятые в высокую элегантную прическу. В общем всё, как я люблю.

- Ты не заставишь меня прыгать в воду? Мне бы не хотелось умирать – стуча зубами, так что королевская семья содрогалась в своих покоях, спрашивала я у Бенджамина.

- Нет, ну я же не дьявол!

- Охотно верю…

- Еще секунду, милая, сейчас этот криворукий – он кивнул в сторону пыхтящего Адама – соберет камеру и всё пойдет так быстро и просто, что ты моргнуть не успеешь…

- Как будешь на том свете… - уныло продолжила я.

Бенджамин как можно более ободряюще похлопал меня по плечу, на котором остался белый след его ладони.

«Точно. Первая стадия обморожения. Моргнуть я теперь уже точно никогда не смогу» - обреченная мысль мелькнула в голове.

Когда всё было готово к съемке, я думала, что навсегда потеряла контроль над своим телом. Но Бенджамин знал, что нужно делать и пришел на помощь.

- Музыку нам, погромче! – он раздраженно орал на всех, кто сновал вокруг.

Да, то что надо. Last Shadow Puppets. Отличный альбионный дуэтец. Милые ребята, милая музыка, тягучая, немного скрипочек, и такая же туманная, как воздух на набережных Темзы. My Mistakes Were Made For You любимая композиция, такая, что нервы в струну вытягивает, да и по названию понятно, не двусмысленная.

Бенджамин скакал передо мной и всё время причитал что-то о моей неподражаемости. Я двигалась спокойно, стараясь не умалить ни одну возможность человеческой грации, изо всех сил заставляя себя выкинуть из головы холод и обрывки мыслей. Камера щелкала, Адам сосредоточенно наблюдал, я складывала губы в размазанную полуулыбку, щурила глаза, Бенджамин кричал…Так продолжалось достаточно долго. Но когда капитан опустил руки и, облегченно вздохнув, воодушевленно пропел «Мне пришлось потрудиться больше, чем этой крошке, так давайте аплодировать уже!», всё поняли, что мы каждый миллиметр работы сделали на ура.

Тут же сзади на меня накинули пальто, сунули в руки горячий чай, и ко мне подскочил Бенджамин.

- Можно петь гимны и танцевать серенады! В смысле наоборот, ну ты поняла – он добро, так искренне, скалился и растирал мои плечи.

Мы все улыбались, мы очень устали, но мы были удовлетворены.

Время летело так быстро, что я не успевала откусить свой положенный кусок. Мы целую неделю болтались неизвестно где, Адам затащил нас в East End и заставил лазать по старым нерабочим баржам, заметьте, это всё было незаконно. Но нам это безумно нравилось, Бенджамин щелкал меня везде и на всё, на пленочный фотоаппарат его отца, на крутую камеру, на обычную мыльницу, постигая разные техники и добиваясь своих непонятных волшебных эффектов.

Он любил застукать меня врасплох. Когда я  выходила из душа или открывала один глаз после сна, когда я подносила ложку ко рту, озадаченно смотрела Discovery, надевала носки или в очередной раз налетала на дверной косяк. Он был вездесущ. Не упускал ни одного момента.

Про квартирку в Блумсбери все естественно забыли и отдали обратно в пользование агентства. Я даже не успела там по-своему нагадить. Мы жили втроем. Бенджамин говорил, что мы Том Сойер – это он, Гекельберри Финн – это, естественно, я, а над Адамом кэп галантно подтрунивал и называл его третьим – беглым рабом Джимом. Адам смертно обижался и говорил, что никакой он ни Джим, и что он вовсе не хочет в рабство. А я, перестав называть Адама по имени, ласково звала его Curly (прим. «кудряшка») и, окуная нос в непослушные волосы, хрюкала ему прямо в макушку, от чего «Джим» еще больше бесился.

Мы ходили по всяким пабам и кабакам, пили много эля, как настоящие проспиртованные английские мужчины.

Я пару раз звонила Даше. Она сначала долго всхлипывала в трубке, а потом вдруг заговаривала странным серьезным тоном, что наводило меня на мысли о её неспокойном и несколько неустойчивом психическом самочувствии.

- На меня так весна влияет – неубедительно отнекивалась Даша и переводила тему.

- Ну смотри…Даш, много успокоительного и много мужчин одновременно вредно для здоровья.

- Да ну тебя…Я скучаю.

- Я тоже. Совсем скоро приеду. Что тебе привезти?

И тут, разрази меня гром, наш разговор превращался в один большой конфуз. Даша начинала придумывать и высасывать из своих хрупких пальчиков всё, чего ей якобы не хватает в жизни.

- Привези мне спортивный костюм…Хотя нет, привези платье, какое-нибудь хорошенькое из NEXT…И можно часики смешные… - оно долго вздыхала, работала мозгом, сразу ясно.

- Ну, как всегда? Мармеладок и шарик со снегом.

- Ну да…Наверное. И куклу.

Я молчала и кивала на другом конце провода.

Даша любила игрушки. До беспамятства, до смеха, до жалости к игрушкам. Даша их совала везде, она с ними спала, она их переставляла, иногда даже разговаривала с ними, а не со мной. Вот она, неустойчивая женская психика. Всё таки, я на какую-то немалую часть определенно мужик, иначе как объяснить всё моё прямо таки внутримышечное и подреберное отвращение к подобным бабским штукам. Вот именно, никак по-другому не объяснишь.

Но я любила Дашу и любила дарить подарки, из-за чего таскалась по расфуфыренным детским, коллекционным и даже антикварным магазинам, пристально и щепетильно разглядывая фарфоровых кукол с огромными стеклянными глазами и в платьях фасона девятнадцатого века. Для меня они все на одно лицо, похожие на большое пирожное, щедро измазанное масляным кремом.

Илье я покупала в основном всякие диски, и смешные штуки для ноутбука, например, совершенно бездарное, но забавное изобретение китайцев – юэсби-вентилятор. Он, скорее всего, предназначался для отморожения какого-нибудь избранного квадратного сантиметра лица, но в этом было что-то такое ребячески буржуйское. 

Ну, а маме, как обычно, непригодные в быту, но зачем-то крайне необходимые ей детали интерьера.

К тому же мне обязательно надо было оставить что-то в память о себе моим лондонским безумцам. Это, пожалуй, было главной целью моих нынешних бесконечных пропаданий на блошиных рынках, торговых центрах и etc.

- По каким таким делам ты всё время ходишь? – заговорчески вопрошал Адам, когда я вваливалась в дом, громко хлопая входной дверью.

- Отстань от неё, может она стала наркобароном, и теперь она должна будет нас убить – как обычно издевался Бенджамин. Он бродил по квартире в халате и потягивал виски. Ужасно пафосный вид и перекошенное лицо. Еще бы, наша работа была изнуряющей, а отдых и подавно.

Я прыгала на кровать к Адаму. Он обнимал меня за плечи, не отвлекаясь от переключения  каналов кабельного. Мы смотрели с ним анти-интеллектуальные передачи по Discovery про свадьбы и тату-салоны. Я вспоминала Лену и Калле. Бог ты мой, кажется, это было еще до нашей эры. Это казалось мне другим миром, в котором меня возможно и не было никогда. Но я продолжала убеждаться в обратном, стоило мне только взглянуть на свою ногу. Я гордилась. Красивая, такая же, как тогда. Даже может еще лучше. Я помню, как он гладил пальцами мою щиколотку. Раздраженную кожу немного покалывало, но было приятно. И снова я будто, падая куда-то в темное подземелье, придавалась воспоминаниям.

- Ты посмотри, какой ужас набивают, просто срам! – горланил Адам, вырывая меня из моего мирка.

- Что орать-то… - недовольно шептала я и переворачивалась на другой бок.

Так мы провели много дней. Нам было спокойно и хорошо вместе. Мы дурачились и совсем не уставали друг от друга. Это было лучшее, что могло встретиться в людях, для меня по крайне мере.

Эти ребята были полны сюрпризов и искренних человеческих мыслей. Не переставайте, верить в то, что люди могут вас приятно удивить.

Хмурое утро, за пару дней до моего отъезда. Кофе, кексы, которые вчера усердно лепил Бенджамин. Вышли, конечно, кляксы на противне, но очень даже не плохие на вкус. Кудряш спал.

- Фотографии готовы – с набитым ртом, довольно промычал Бенджамин.

- Здорово, покажешь хоть?

- Я еще кое-что доделаю и презентую тебе всё!

- Оу…это восхитительно. Кстати, тебе стоит немного поработать над формой, а вкус отличный – я кивнула на половинку кекса в моей руке.

- Мастер талантлив во всем!

- Очень самонадеянно! – засмеялась я.

Спустя минуту, Бенджамин наблюдал за жирным голубем, сидящим на краю нашего окна.

- Знаешь, когда-то, очень давно, я был еще молод и красив – он усмехнулся – У меня была девушка из Швейцарии. Замечательная такая. Белобрысая, скептик еще тот, носила футболки с Che Guevara, хотя не верила ни во что, ни одному людскому слову. У неё была родинка над бровью. Маленькая такая, но очень томная. Мы мотались из одной страны в другую, без конца. И однажды, я, уезжая от неё, впал в странную паранойю. Мне казалось всё это бессмысленным и ничего не стоящим, никаких совместных усилий. Я учился, она тоже, к тому же собиралась уезжать в Америку на какое-то время. Наши жизни, наши любимые дела, всё, вдруг показалось мне таким несовместимо разным, что в груди нещадно жгло. Я улетел. И больше не писал ей. Она искала меня, я знаю. Приезжала, но я игнорировал все её появления. В конце концов, от общего знакомого я случайно услышал, что она уехала таки, только почему-то в Японию, работать. Больше я о ней ничего не слышал – Бенджамин сощурил глаза и вздохнул. Пузатый голубь нерасторопно расправил крылья. Помолчав, Бенджамин добавил:

- Спустя время, много времени, я понимаю, что только она давала мне все чувства, о которых люди писали и продолжают писать поэмы.

Больше Бенджамин ничего не говорил. Разговор на эту тему заглох, и он принялся рассказывать мне о других своих кулинарных подвигах. Что он хотел мне этим сказать? Зачем развел все эти мозговые медитации? Черт его знает.

В агентстве на следующий день мне заплатили вполне приличные деньги и предложили приехать начале июля, на какой-то показ. Всучили кучу одежды и всякого хлама. Я довольная ковыляла рядом с Адамом, который уныло мямлил себе под нос.

- Вот уедешь, и всё опять начнется по новой…Никаких тебе поблажек, работа-дом, работа-дом. Отец. Склоки…

- Ты вообще хоть разок пытался? – я  совсем не мастер давать советы, но сейчас было хотя бы настроение сказать что-то дельное.

- Пытался что?

- Пытался нормально с ним поговорить и привести все доводы?

- Какие доводы?

- Ну как…У тебя творческая профессия, она приносит недурные плоды, ты занят полезным, а главное эстетичным делом, ты человек техники и искусства одновременно, к тому же ты сам всего добиваешься. Хотя бы за это отец может проявить к тебе хоть капельку снисхождения и уважения.

- Даааа… - неуверенно протянул Адам – Но…

- Что но? Мне кажется, ваш конфликт завязан исключительно на том, что отец не может допустить, что кто-то посмел противостоять его мнению, тем более его собственный сын. А ты осмелился. Значит ты не менее волевой и самостоятельный молодой мужчина. Ты просто должен дать понять отцу, что этот жизненный выбор никак не умаляет его авторитета в твоих глазах. Вот и всё…

- Ты права, но я не смогу набраться смелости, чтобы ему всё это сказать… - хныкал кудрявый.

- Слушай, только вот этого не надо! Ты осмелился уйти из дома, окончить университет без всякой родительской поддержки и двигаться вперед! Так что, ты не в силах сказать несколько правильно сформулированных фраз обращенных к родному человеку? – наступала я.

- Да, наверное, в силах - смущенно кивал Адам.

Я бодро зашагала вперед, вдохновленная своими открывшимися психотерапевтическими качествами.

И вот опять. Эти постные морды. Ну что ж такое, нет, бы радоваться, веселиться, транспаранты там всякие, плакаты и хлопушки, фейерверки и крики «ура-ура». Нет, три кислые физиономии в аэропорту Gatwick. Этот аэропорт чуть менее загруженный, но всё равно сию неразбериху можно сравнить только с давкой в московском метро в час-пик.

- Ну, хватит, уже! Уберите эти выражения со своих лиц! Вы будто хомяка идете хоронить! – истерично взвыла я и резко затормозила, две опешившие бабушки врезались в мою спину и суетливо кудахтали за спиной.

- Ты не понимаешь, ты нас развлекала! – развел руками Бенджамин.

- Я? Ну ничего, заплатите какой-нибудь бездельнице, она будет так же лежать, упершись в телек! – когда я нервничаю, я начинаю заговариваться.

- Очень смешно – буркнул Адам.

Дальше они волокли мои сумки молча и угрюмо.

Рейс задерживали на полчаса. И у нас еще была крошечная возможность урвать частицу времени, поделив его нас троих.

Бенджамин, расторопно сунул мне в руки толстый матовый конверт.

- Потом посмотришь, в самолете.

- Ладно – я растрогано заулыбалась и сунула конверт в сумку. Я-то знала, что оставила висеть на двери в квартиру Бенджамина металлическую табличку. Бродя по рабочим кварталам, я наткнулась на забегаловку, где суровый с виду мужчина с кустистыми усами и большущими ручищами чинил всякие железяки. Я заплатила ему денег и попросила сварганить эту табличку. Он помялся, но согласился. Теперь там, правило перед квартирой, зажатой где-то в сердце между музеем Диккенса, Олд-Бейли и Британской библиотекой, гласит «Берегите ноги. Опасно для жизни. Здесь обитает Капитан Том Сойер повелитель кексов»

Адаму я оставила на тумбочке в прихожей книгу «Страна Армения», красивую, красочную и очень увлекательную. Я её купила еще, когда возвращала в агентство ключи от квартиры в Блумсбери.  Может он в порыве смелости еще и на родину, так сказать, заскочить решит.

- Семейные объятия! – почти фальцетом заверещал Бенджамин, пробудив от крепкого сна весь зал ожидания.

Мы втроем сбились в громоздкую кучу. Постояли пару минут, кряхтя. Потом меня крепко обнял Бенджамин.

- Дерзай, моя русская девочка! – «русская» он произнес именно по-русски, но с каким-то даже казахским акцентом – И возвращайся скорей. Я буду ждать этого лета, как еще не ждал никакого лета в своей старой жизни!

Я улыбалась, так что щеки ныли.

- Спасибо тебе за всё, ты самый лучший ирландец из всех ирландцев!

Адам скромно стоял в стороне, ожидая своей минуты славы. Я подошла и посмотрела ему в глаза. Потом накрутила на палец его кудряшку, свисающую прямо посреди лба, и постаралась, как можно теплей улыбнуться. Открыла рот.

- Подожди – он приложил палец к моим губам – Слушай, я не знаю, как тебе дать понять, что мне будет очень грустно без тебя. Ты первый человек, после Бенджамина, с которым я заговорил открыто о своих делах. Это очень много для меня значит. К сожалению,  у меня нет для тебя какого-то отличного подарка. Разве что только это… - он смущенно полез в карман и достал оттуда ключи. Они были нанизаны на брелок с маленькой черной машинкой, вроде лондонских такси.

- О, боги, что это? – мои глаза стали размером с блюдца.

- Ты знаешь, где нас найти… - протянул Бенджамин.

- Да вы что? С ума посходили? Я не могу это взять! Нет-нет-нет! – я начала отмахиваться, словно от мух.

Адам сунул ключи в карман моей толстовки.

- Мне всё равно, что ты тут возмущаешься, я так хочу.

- Дураки! – я свела брови и напрягалась, чтобы не зареветь.

Мы втроем прилипли друг к другу, как старое шведское семейство, которое вот-вот отгремит по миру своей бриллиантовой свадьбой.

«Завершается посадка на рейс №ВА878 Лондон-Санкт-Петербург!» - марсианский голос дикторши заставил меня оторваться от уже родных плеч.

- Иди, а то опоздаешь – насупившись, сказал Бенджамин.

- Иду…иду – я неловко взяла сумку и пошла спиной вперед.

Они становились меньше, я уже шла в пол оборота… «Здравствуйте!», билеты, тоннель. Я оборачивалась, они всё стояли. Всё меньше и меньше, с поникшими лицами. Я скрылась из их поля зрения. И всё.

«Вас приветствует старший пилот Блаблабла. Пристегните ремни тарампампам. Спасибо, что воспользовались нашими авиалиниями»

Я будто уже не здесь, но еще и не там. Возможно, меня вообще в тот момент нигде не было. В голове почему-то всё крутились слова Бенджамина «Только она давала мне те чувства, о которых люди пишут поэмы».

Об этих безумцах можно состряпать отдельную книгу. Но я не так красиво выражаю свои мысли печатными буквами, как они того достойны.

Под нами были уже пригороды Лондона, облака еще мягкие и невесомые, не такие, как будут скоро, в далеком небе. В том небе, которое не принадлежит никому. Оно само по себе, и никаким границам оно неподвластно.

Я долго сосредоточенно смотрела в иллюминатор, наблюдая за большими перьевыми  клубами, которые летят во все стороны, будто кто-то разорвал пуховую подушку. Уснула. Когда проснулась, нас уже по-свойски, по-домашнему встречали Пулково и питерская  посадочная полоса.

Я забрала сумку и отправилась искать своих. Когда Даша с Ильей разглядели меня в толпе, я сразу нашла их местоположение, потому что оттуда донеслись жуткие крики. Надеюсь, они не прирезали кабана на радостях. Даша прыгнула на шею, Илья вырвал практически из рук мои вещи и обняв нас обеих, получается, поцеловал меня в волосы.

Только потом, когда мы шли к машине, я заметила в них что-то странное. Они щебетали на посторонние темы, вроде вчерашней погоды и того, сколько стоят сухой Пармезан и мой любимый Гауда в соседнем супермаркете.

Илья вообще был крайне улыбчив, что в последнее время было на него не похоже потому, что он считал себя моим суровым мастером Йодой и не давал спуску юному падавану, который патологически ничего не смыслил в житейских проблемах.

- Ребят! – окликнула я их.

- Что? – оба обернулись.

- У вас всё в порядке? – подозрительности моей уже не хватало места где-то внутри.

- Ну да, а что? – они держались молодцом.

- Может вы спалили хату или грохнули мой ноутбук? Или…ну не знаю, случайно убили бомжа с соседнего чердака и спрятали труп в моем шкафу?

Даша с Ильей переглянулись и как-то нервно захихикали.

- Да вроде нет… - ответил Илья.

Я недоверчиво повела бровью. Моя любимая машина отвлекла меня. Я села в водительское кресло и положила руки на руль. Погладила его, прижалась щекой к прохладной коже.

- Родная моя…Я так по тебе скучала…

- Нам бы хоть раз такие тексты услышать, мы б умерли от умиления – бормотал Илья на заднем.

- Она меня не терроризирует и не ноет, и вообще выносит все мои криворукие делишки! – вякнула я, гляди в лобовое стекло.

Завелась, поехали. Домой. Питер встречал меня, как заблудшую подругу. Он мне всегда рад, я это знаю, и всегда возвращаюсь с светлой радостью и трепетом.

Солнце било во все щелочки. Май в Питере обычно прекрасен. Еще не теплый, но и не ледяной и бездушный, вроде февраля.

Я гордо щурилась, а ключи в кармане на пузе будто прожигали на коже теплые дырочки и рисовали розы.

Даша лепетала что-то непонятное, в перерывах между моими монологами. Я рассказывала о мальчиках, о городе, о фотографиях, о вытрезвителе, в который случайно загремел Бенджамин, когда мы его оставили неподалеку от бара и ушли ловить такси. Илья задумчиво смотрел на проносившихся мимо людей. Обстановку нагнетал. Я просто пальцами ног чувствовала, что дело не чисто.

Я припарковалась у дома и выскочила из машины, любовно мягко закрыв её дверцу. Поднималась домой и предвкушала, как буду вытаскивать из сумки подарки, Даша будет заливисто хохотать и прыгать, задевая макушкой плафон. А Илья мельком поцелует в куда-то в район уха и побежит ковыряться в своих бесконечных техниках. Потом будет румяная от счастья мама.

Открыла дверь, улыбаюсь. Пахнет странно и накурено как-то. Дымлю здесь я одна.

Солнце залило весь холл, слепило глаза. За столом кто-то есть, глаза слезятся от яркости, никак не пойму…Твою ж мать! Спотыкаюсь обо что-то твердое и большое, растягиваюсь дохлой селедкой на полу и больно ударяюсь локтем о край вешалки. Какая-то возня и чертыханье. Голос. Этот голос. Я узнаю его из трилиарда человеческих голосов. Дайте мне поговорить с половиной вселенной по телефону, и даже искаженный миллиардами проводов я вычислю его с первого звука. 

Тянут за руки вверх. Становлюсь на ноги. Запрокидываю голову. Всё это чертовски странно, боюсь от шока даже разлепить веки. Сначала тру лоб, только потом поднимаю глаза выше уровня своего взгляда. Серые.

В голове замелькали какие-то картинки ,точно как слайды в проекторе. Не могла тогда никак понять, то ли это моё прошлое, то ли вообще кадры из каких-то фильмов, а может привиделось. И улыбка такая непонятная, вроде с какой-то надеждой, но в то же время обреченная. Ощущение тела и реальности в миг куда-то улетучилось. Я была не я. Солнце не солнце, город не город, секунды стали годами. Пожирающий изнутри страх уже подобрался к самой шее. Я развернулась и пулей вылетела из квартиры, несясь подальше, как от холеры, от того, кто стоял посреди моей кухни, в центре всей моей галактики, в футболке с глазастым бананом, грустной щетиной и бледными щеками.

Не видя дороги, не считая шагов.