... Наш полк шёл по дороге к местам, более гостероиимным, чем недавно оставленное поле боя. С почётом оставленное, прошу заметить. С победой оставленное.
Наш полк шёл - распущенный отдельным приказом, запрещённый во всех провинциях как рассадник смуты и вольнодумия, даже знаки наши были признаны вне закона, а гимн - Песня о вОронах - был запрещён к пению. Ещё бы, паршивые наёмники, чего церемонничать? Вот только когда поднял голову "окочательно" замиренный Юг, рванул Восток и поднялся Север, нас быстренько созвали снова. Созвали - и на передовую, а к этому нам уж не привыкать. Справились, куда деваться?
И вот идём мы, орём во всю глотку всё ту же "Песню", поля кругом, леса - красота! А из-за поворота вываливается к нам навстречу патруль, а во главе - лейтенантик молоденький. И шлем надраен - аж глаза слезятся. Подскакивает это он к нашему полкану, да и говорит ему, мол, чего это вы песни запрещённые поёте? Доложу, мол вышестоящему, по всей форме! Думаю - всё. Хана летёхе, потом - патрулю, а потом - и нам. А полкан наш - вот ведь голова! - ему и отвечает, мы мол ничего запрещённого и не поём. У патрульных глаза по золотому, летёха аж от удивления присел, как мол так?" А вот так", лениво так отвечает ему наш. "Это ж разве пение? Поют в опере, слыхал про такую? А мы не поём, мы орём. Громко. Изо всех сил и во всю глотку. А против этого законов не писано". Сказал, и пошёл себе своей дорогой. А мы - за ним, как водится...