Сделать правильный выбор

Медбрат неторопливо прошаркал мимо, мельком глянув на старика. Лежит себе - и лежит. Не кричит, не стонет, не ворочается... Когда шаги стихли, ОНА приблизилась к кровати. На табличке значилось: "Маловодьев Александр Иванович, 1920 г.р." Но и без всяких табличек ОНА прекрасно знала, кто перед ней. ОНА давно была готова к этому - с того душного июльского полудня, когда впервые решала, кому из двух сцепившихся людей жить дальше.

...У каждого из них была своя правда. И у молодого ленинградского парня Саньки, добровольцем отправившегося на фронт, чтобы бить фашистских гадов. Бить без пощады - за отца, сгинувшего в первые же дни войны, за всех советских людей! И у зрелого уже баварца, Генриха Таумеля, сознательно отправившегося в Восточный поход, чтобы снять подозрения с себя и всей своей семьи. Подозрения в не совсем арийском происхождении… Да, он может погибнуть - зато Марта и Магда спокойно вырастут!
Долго, целую минуту, ОНА наблюдала за молчаливой борьбой. Только свистящие выдохи, а в противовес им - яростное сопение. Бойцы оказались равны по силам и не тратили дыхание на ненужные слова. Да и не поняли бы они друг друга – один не удосужился выучить немецкий, а другой не знал русского. Но думали они об одном и том же: выжить, выжить.
«Эх, зря я попер напролом, - билось в мозгу одного – пропустил бы вперед, а потом прыгнул с ножом сзади!». «Не следовало выходить на рукопашную с этим юнцом – крутилось в голове у второго – было разумнее бросить гранату, а потом подбежать и добивать из пистолета!».
Казалось, вся окружающая природа наблюдает за исходом поединка – не крикнет птица, не прозвенит пчела.
Держа фашиста одной рукой за воротник, другой Александр ухватил горсть земли и попытался запихнуть ее в рот врагу - в надежде перекрыть тому дыхание. Мелькнула мысль: «Хотел нашей земли – получай!». Немец, сжав зубы и шумно дыша через свой крупный породистый нос, равномерно наносил удары по голове противника, постепенно наполняясь отчаянием: русская голова оказалась крепче немецких кулаков.
В суматохе борьбы внезапно совпали два движения – оба оттолкнулись друг от друга и, откатившись, вскочили на ноги. Один наконец-то смог выхватить из-за голенища нож, в руке другого оказался пистолет.
У каждого из них была своя правда… ОНА не сразу приняла решение – оставить сиротами двух прелестных девчушек или обречь на никчемную, одинокую старость пожилую повариху? Любая смерть – это всегда выбор между жизнями. И ОНА сделала этот выбор. Пистолет дал осечку. И еще раз. И еще. Нож не подвел.
Тяжело, со свистом дыша, не обращая внимания на густую слюну, стекавшую по подбородку, Саня Маловодьев сидел рядом с остывающим телом врага и лихорадочно трясущейся рукой все вытирал и вытирал о траву окровавленный клинок… Робко, как бы спрашивая разрешения, скрипнул кузнечик. ОНА немного помедлила и двинулась дальше.

…Была и еще встреча. Весной 44-го, под Псковом, их батальон не спеша переправлялся через реку. Да и не реку вовсе – речку! Правда, глубокую… Но после всего уже пережитого на войне, для опытного, матерого сержанта Маловодьева это не было не то что событием – а даже и эпизодом.
Вместе со своими солдатами повалил несколько деревьев, сделал подобия плотов. Доброволец Лысов, приняв 100 граммов слегка разведенного спирта, разделся догола, и под дружеские насмешки бойцов (голый среди толпы одетых всегда выглядит смешно), перебрался вплавь на другой берег с толстой веревкой. Подтянув за нее крайний плот и закрепив конец, опрометью бросился по бревнам назад – обтираться, одеваться, отогреваться…
- Тесаков, со мной! – сержант, не оглядываясь, двинулся первым по переправе на тот берег. Не нравился ему Тесаков… Чем? Не нравился, и все тут! Ни его лицо, ни походка, ни смех… За тот месяц, как он прибыл в расположение части, Александр Иванович никак не мог разобраться: какой-то странный отпечаток лежал на всей его личности. Он уже и с особистом на всякий случай сомнениями поделился. Тот обещал присмотреться к новому бойцу…
Они дошли до середины, когда с берега донеслось:
- Товарищ сержант!
Сержант оглянулся, по инерции делая шаг вперед. Зацепившись за сучок, Александр споткнулся и, сильно ударившись локтем о крайнюю лесину, грохнулся в ледяную воду. Черт! Говорил же! Говорил: ветви надо обрубать под самый корень, даже самые мелкие! За всем не уследишь…
- Александр Иванович, хватайтесь! – Тесаков, мгновенно расцепив пряжку, упал на край плота и сунул ремень сержанту. Но тот вытянутой левой рукой держался за мокрое скользкое бревно, а правая, ушибленная при падении, вообще не действовала.
ОНА, глядя с плота на суетящихся людей, медлила: сделать свое решение двухмесячной давности окончательным или выбрать второго? А может, ни тот, ни другой? А может, выбрать сержанта Маловодьева?

...Тесаков чудом избежал штрафбата, что в той фронтовой обстановке было бы равносильно гибели. Его почему-то пожалел майор-особист, присвоив себе ЕЕ право решать: кому умереть, а кому жить дальше… ОНА же и тогда колебалась: Тесаков или Коренев отправится в составе штрафного батальона брать ту высотку? Майор решил по-своему… Но именно сейчас, когда штрафники, где-то за двести километров отсюда, под пулями ползли вверх по сырому склону, именно сейчас все и решится на самом деле. Вскрикнет ли смертельно ужаленный металлической осой молодой псковский парнишка и, выпустив из пальцев так и не брошенную гранату, начнет сползать вниз? Или обжигающе-холодная вода накроет с головой и потянет вниз человека и его еще действующее сознание в какой-то момент вдруг поймет: обратного хода уже нет! И тогда в безумном танце задергается висящее в воде тело, забьется в невероятной попытке вырваться на поверхность и втянуть ртом глоток воздуха. Хотя бы один глоток…

Еще немного помедлив, ОНА двинулась по бревнам на другой берег. По переправе уже грохотали сапоги спешащих на помощь, но время шло на секунды. Тесаков держал сержанта за запястье. Держал – ну и держал бы! Но он вдруг ослабил хват и зачем-то потянулся дальше, к плечу… Мелькнули ноги и раздался громкий всплеск! Потом еще раз. И еще.
Уже схваченный за руку подоспевшим бойцом Александр Иванович, сколько смог, вывернул голову назад и, увидев исчезающее в воде лицо Тесакова, вдруг понял, чем оно ему не нравилось! На нем все время лежал отпечаток смерти! И даже сейчас оно не поменяло своего выражения.
Растертый спиртом и подтянутый к мгновенно разведенному костру сержант молча смотрел, как солдаты, громко матерясь, вытягивали на отмель безжизненное тело.

…После, до самого конца боев, ОНА ни разу не обеспокоилась судьбой Маловодьева. Однако след Страшной Войны длинным грязным шлейфом тянулся за очень и очень многими, как дым от паровоза, постепенно истончаясь, делаясь все прозрачнее, но не исчезая полностью. И даже те, кто смогли в свое время вырваться невредимыми из-под этой черной пелены, все равно, нет-нет, да и обнаруживали на светлых полосах своей судьбы темные пятна прошлого... По этому следу ОНА безошибочно находила их в общей человеческой массе и оценивала: пора или еще нет?

Они встретились вновь. Произошло это гораздо позже, в конце семидесятых...
В тот свежий январский вечер он возвращался с работы. Надышавшись цеховых "ароматов" - тут тебе и сварка, и растворитель, и табачный дым – мастер Маловодьев (а попросту – Иваныч) с наслаждением втягивал ноздрями морозный воздух.
Равномерному хрусту снега за спиной не придал значения - идет себе человек в ту же сторону, ну и идет...
А третьей, неслышно, буквально в двух шагах за случайным попутчиком, двигалась ОНА. ОНА еще не решила, кто из этих двоих останется лежать на искрящемся снегу, когда "попутчик", сделав несколько быстрых шагов, подскочил к Александру Ивановичу и, сбив с головы кроликовую шапку, с размаха ударил куском "дюймовой" трубы.

…У нападавшего была своя правда - уже месяц, как он освободился, но с таким "послужным списком", как у него, на работу нигде не брали. А ведь все в его жизни могло сложиться иначе, если бы... Эх! Если бы тогда, в 42-м, родители вовремя эвакуировались на Урал. А они все откладывали и откладывали отъезд... Ему было всего шесть лет, но он помнил до сих пор ту ночную бомбежку, грохот рушащегося дома, летающую повсюду пыль. Но сильнее всего он запомнил тишину – страшную, бесконечно долгую тишину в груде обломков. Ему повезло - его откопали еще живого. Только его... Дальше - детдом, колония для несовершеннолетних, тюрьма. И еще тюрьма. И еще.
Сегодняшнее чувство голода не шло ни в какое сравнение с желанием выпить. А у работяг на этом заводе сегодня зарплата. И неплохая!

Александр Иванович ткнулся лицом в холодный снег и тут же пришел в себя. Какая же соленая у него, оказывается, кровь! Грубые руки перевернули его, и не пытаясь расстегнуть пальто, рванули за отворот. Обшарив костюм изнутри и не обнаружив ничего существенного, нападавший задрал полу и сунул правую руку в карман брюк. ОНА, наконец, сделала выбор - и Александр Иванович, крутанувшись на левый бок, придавил грабителя к заснеженной земле. Рука сама выхватила из кармана пальто отвертку (Люся все уши прожужжала: подкрути, да подкрути швейную машинку – а отвертку нужного размера как одолжил сосед, так и не отдал до сих пор) и не раздумывая воткнул ее в горло подонку. И еще раз. И еще.
Кусок трубы с отпечатками пальцев рецидивиста, безупречная репутация и два боевых ордена за Великую Отечественную позволили самому гуманному суду в мире посчитать, что "превышения пределов необходимой обороны" не было. Что такое "год условно" для человека, даже улицу переходящего на зеленый свет?
Этот год пролетел незаметно, а за ним еще и еще... Но заводские друзья старались теперь не отпускать его с работы одного - а ну как в следующий раз нападет не трижды судимый убийца, а ватага несовершеннолетних...

Опять послышались шаги - медбрат прошествовал в другую сторону. Что-то вспомнив, подошел к кровати Маловодьева. Вот это да! Да он уже холодный! Медбрат потрогал артерию на шее. Пульс есть! Срочно дежурного врача! В другом углу большой палаты неожиданно застонал с подвыванием молодой парнишка. Только вчера привезли, а уже хлопот с ним.… Вот оно, эхо войны! Нашел в лесу с приятелем старый снаряд - дальше нетрудно догадаться… Медбрат судорожно оглянулся – кем же заниматься?
Но тут ОНА сделала выбор, и медбрат двинулся в сторону парнишки.
У подростка была своя правда – был он очень молод и очень хотел жить. А еще сильнее, чем он сам, за его здоровье переживала больная пятидесятилетняя вдова, сидящая сейчас у себя на кухне в большой квартире. Ее Алешенька был поздним, но желанным ребенком. Он оставался последним осколком того большого, по нынешним меркам – огромного счастья, которое раньше она так просто называла жизнью.

...Начало девяностых. "Свободный рынок". Первые успехи в бизнесе. Первые большие деньги. Первые очень большие деньги. Все впервые: машина, отдельная квартира, поездки за границу. И первая беременность, уже дающая о себе знать нетерпеливыми движениями внутри. Он торопится выйти в эту жизнь, чтобы тоже стать во всем первым...
Но за "во-первых" всегда следует "во-вторых". Однажды вечером ей позвонили и нарочито хриплым басом сообщили, что муж похищен. Она не колебалась - все что хотите! Только отпустите Алексея! Только дайте услышать голос! Но ее Алексей был умным и мужественным человеком. В его бизнесе - перепродаже восстановленного оружия времен Великой Отечественной - других и не было. Он понимал, что живым его никто уже не отпустит. А значит...
Когда, перетерев скотч, которым были стянуты его руки и, раздавив каблуком очки, он поднес осколок к запястью - ОНА не колебалась. В эту минуту у красивой тридцатипятилетней женщины начались преждевременные роды. Новая жизнь была куплена ценой старой. Тех пятнадцати дней, что она провела в карантине роддома, хватило на то, чтобы организованная преступная группировка, занимавшаяся похищением людей, была полностью уничтожена другой группировкой. Гораздо более организованной и гораздо менее преступной.
Сына она назвала Алексеем в память о муже...

Больной Маловодьев напоследок хрипло вздохнул. И еще раз. И еще.
Любая жизнь - это всегда выбор между смертями. Алексей двинулся по тропе жизни дальше в будущее. Но и для него, и для любого другого, будущее в этой жизни - за смертью.

Однако была у них и последняя встреча.
Он лежал в гробу чисто выбритый, в хорошем костюме. На кладбище присутствовало немного родственников, но лица у всех были заплаканные.
- Не пей, Коля, не пей! - молодая девушка хватала за локоть парня. - Ты же за рулем!
- Чтобы я своего деда не помянул по обычаю? - парень опрокинул рюмку в рот.
ОНА неспешно двинулась дальше, оглядывая аккуратные могилы. При взгляде на каждое имя тут же всплывало в памяти и другое. Имя того, кто остался, по крайней мере, на какое-то время, в этой жизни. Не догадываясь, что невольно купил ее чьей-то смертью...
- Николай, ну я тебя очень прошу! - донеслось издалека.
- Отстань!
Каждое имя - это выбор. Иногда простой и быстрый. А иногда - мучительный, затяжной баланс между чьими-то правдами. Но только ОНА всегда по-настоящему права. СМЕРТЬ всегда права, потому что она всегда побеждает жизнь.
ОНА обошла несколько участков и снова вышла к свежей могиле. Рабочие оглаживали лопатами земляной холм, родственники собирали остатки поминальной трапезы.
- Ну не надо, Коленька! Ну давай я поведу!
- Т-ты же... еще не получила права... Вот... получишь - и пож-жалуйста, вози меня сколько душе уг-годно...
Парень со своей спутницей садился в большую черную машину. ОНА немного помедлила и устроилась на заднем сидении. Выбор, впрочем, еще не сделан. ОНА определится позже, на набережной, где водители разгоняются до ста километров…
Кто будет выбран, когда огромный джип приблизится к автобусу с немецкими туристами? Николай Маловодьев, активист «черного поиска», живущий за счет продажи на Запад солдатских медальонов и наград? Или Гюнтер Шлоссер, еще в 42-м собиравшийся посетить Петербург (да-да, на их полковой карте не было города «Ленинград»)? Тогда не получилось, а сейчас вот собрался…
Но каков бы ни был этот выбор, он, безусловно, окажется правильным!