Я дождалась, когда дождь станет нестерпимо беспощадным и народ попрячется под крышами. Только тогда я отправилась через мост в Hayward Gallery на очередную скоро-закрывающуюся выставку. Проходя через Сомерсет Хаус, заглянула на трехзальную бесплатную выставку фотографий Лодона. Фотохудожника зовут Richard Bryant: он богато-качественный, крупноформатный, впечатляющийся и вообще очень и очень не дурен. Мне очень поравилась фотография «Призрак», в которой столько воздуха и Тернера, а густо-черные линии матч пересекаются, образуя некий иероглиф, обозначающий воду и нежный закат. Хорошая фотография с Банкси: я тем временем начинаю все больше любить и сознавать нужность этого художника-хулигана, большого умницы и оппозиционера.
[533x400]

[533x400]

Те доброжелательные отношения, которые я день за днем налаживала с Лондоном разрушились до основания, как я уже успела пожаловаться, после поездки в Москву, а потом сразу в Рим. Но осталось у Лондона одно, что на время примиряет меня с ним: его влажная дождливость. Когда я шла по мосту Ватерлоо, когда крупно капало с неба, мелкими брызгами обдавали летящие машины и на поручнях моста набухли крупные капли, мне было хорошо и насквозь мокро, так что капало с носа. Мой бантик в косе промок, потемнел и отяжелел – его аристократической натуре явно нравилось промокать гораздо менее, чем его хозяйке. Ладно, в следующий раз спрячу под пальто, будет мяться в тепле и сухости.

Пока стояла в небольшой очереди за билетами, с меня натекла эдакая приличная лужа. «The Russian Linesman», которую составил супер крутой анлийский куратор Mark Wallinger, показалась неплохой даже моему консервативному, застывшему где-то в начале 20 века вкусу. Мне нравится, когда сложность и интеллектуальность сочетаемости объектов заранее оговорена, когда ты приходишь на выставку и понимаешь, что тебе сейчас надо будет внимательно смотреть, примечать и думать. Я старалась так и делать, в награду за что очень приглянулись несколько отдельных экспонатов-фильмов-инсталляций и в целом идея того, как анархично зритель может передвигаться по выставочному пространству, но одновременно наблюдая, не ходит ли он по экспонатам (была там одна натянутая по стене и затем по полу красная веревка, на которую я чуть не наступила), будет ли смотреть весь фильм или часть, будет ли прислушиваться к непрестанно работающему радио. Мне близко то главное, что, как мне показалось, беспокоит куратора: как обращаться с информацией, которую мы теперь знаем, а раньше знать не могли. Отсюда x-ray картины Тициана, фотографии 3-D со второй мировой и снятые на камеру перестрелки во время гражданской войны в Югославии, которые, как напоминает табличка с текстом, в свое время не только не показывали, но и не говорили. Есть там и замечательный, по-моему, коридор: серый офисный ковер, стены выкрашены белым, на потолке длинные офисные жа лампы. Идешь, идешь прямо, поворачиваешь направо, идешь, а потом тоже самое поднимается наверх! То есть ты упираешься в стену с ковром, но создается иллюзия, что ты сейчас сможешь пойти перепендикулярно земле, но, увы.
Про название: да, я тоже сразу же купилась на слово Russian, но русского искусства там и не упоминалось. Оказывается, на финале Чемпионата мира по футболу в 1966 советский арбитр засчитал выигравшим у Западной Германии англичанам спорный гол. Отсюда и подзаголовок выставки – “Frontiers, borders and threshold”.
[380x507]

У музея замечательная политика: билет продается сразу на две выставки, поэтому не зайти на Anette Messager невозможно. И ведь это одна из самых прославленных современных художниц, пару работ которой я даже учила к экзамену в институте год тому назад. Куча разорванных, подвешенных, механизированных, смутированных мягких игрушек; естественно, коллажи из фотографий обнаженных частей тела; череп из перчаток, у которых вместо пальцев остро наточенные карандаши; чучела птиц в вязаных кофточках под навзванием «отдых пенсионера»...Мне продолжать? Очень неприятное ощущение от выставки, а вы бы видели, как много приходит групп детей-школьников, а кто-то даже что-то зарисовывал и конспектировал. Впрочем, понравились две задумки: огромная комната с дверным проемом посередине, из которого поддувают шикарную красную ткань, которая волнами течет на зрителя и успокаивается у его ног – ощущение картинки из дорогой рекламы, роскошь красной шелковой материи, а звук завывания, за которым следует шурщащая тишина напомнил тревожную ветренную ночь в дервне под конец августа. Еще забавно выглядела инсталяция из надуваемых морских водорослей, звезд, медуз и прочих тварей: они сначала шумно надуваются по очереди, забавно «заползая» и на стенки, а потом резко сдуваются; потом снова чуть-чуть поднимаются и опять сдуваются. Получается будто вздох: довольно мило и вызвает у зрителей доборый смешок, что, на мой вкус, лучше всей той неприязни и нечистоты, что остается от остальных работ, как бы умны и обоснованны они не были.
[380x507]

Уходила я в уже прояснившийся Лондон. На улице разгоняли прохожих: там снималась какая-то реклама. На ступенях на спуске с моста Ватерлоо к галерее двое ребят в низких джинсах и небержно надетых кепках прыгали с одного края на другой, так что невольно замирало сердце. Вот если бы кто-нибудь из контемпорари художников смог бы мне передать всю ту жизнь, по-доброму хулиганскую дерзкость, молодость и рискованность, безфанатичность и подмигивающую естественность, из которой состоят эти ребята, я бы не смела ни язвить, ни критиковать.