London, 1873

Душная ночь стоит над городом,  липкая в своем непроглядном мраке. Воздух недвижен, несвеж, плотен, будто слежался, растекся и слипся, и можно касаться его пальцами с зеленоватым чувством омерзения. Он будто пелена, будто вуаль плотной ткани перед глазами, на обратной стороне которой вышиты страшные узоры. И ты обречен не видеть, но слышать и чувствовать действие вокруг, и лишь эти картины ужаса для тебя свершаемы.

Город в ночной тишине. Старый, но постоянно бегущий за временем, стремящийся его обогнать, он будто истекает грязной кровью в агонии последней своей эпохи. Липкая черная грязь, будто слизь, покрыла гранит монументов – ад души его сочится наружу, каплет мерно на землю. Река, полная черных сточных вод, – вот кровь его, вот вены его, закованные в камень…

Что есть твой страх? Всего лишь слово, всего лишь мысль – без единого предмета, что можно ощутить под пальцами, под кожей, в крови. Без единого предмета, который ты можешь ощутить напрямую, сказать “вот он, и он есть страх, и он есть страх мой”. Что тогда страх твой? Тьма, смерть, забвение? Но нет, им всем есть имена, и тьма не страх, и смерть есть смерть. Страх – мысль твоя о тьме, о смерти в ней,  о забвении, что последует за ними. Но нет, есть мысль – бежит по телу, под кожу, по сосудам; томится, рвется, умирает – она не есть страх.

Есть мир вещей, которые я ощущаю, которые я вижу, слышу, и я знаю – они есть. Я мыслю их – отныне я знаю, что есть они такое. Я их могу ощутить, впитать – сказать о них, и они не растают, не утонут в глубинах чужих сознаний. И вот он мир, в котором я существую, в котором вижу людей, что мыслят, будто мир этот един. И мир этот подобен картинам, изображенным на бумажной ширме, что служит тонкой гранью – за нею несознанное мною, за нею ад мой, за нею страх мой.

…В небе восходит полная луна – тусклым зеленоватым светом льется горечь ее на черепицу крыш; высвечивает острые шпили – будто иглы, будто копья в сердце моем. Зеленым красит тучи – клубы таинственного дыма ползут по небу, по улицам, режут зеленым ядом глаза. Вдруг плотный туман прорывают черные стрелы – рвется тонкая грань, рушится обломками: Страх врывается в мой мир. На вороном коне летит Он над городом – грива того развевается по небу, серым ветром рассыпается в воздухе. Клинком своим разящим впивается Он в мое изможденное сознание, истязает его, бьет на тысячи осколков. Отравляет кровь мою зеленым душным ядом – мои руки покрываются струпьями серыми. Крик ужаса вырывается из горла – Он под кожей моей, Он есть Я, и Я отравлен им. Тонкую грань прорывают уродливые демоны безумия – я раб их, я пища их, я растерзан ими. Ад во мне, ад вокруг меня…

Тонкая иллюзия зарастает шрамами – демонам уж нет места во мне, я растерзан.Лишь луна скрывается за облаками, правя дверью в другой мир.