"Это навсегда" - настолько не ежедневное чувство, что с ним очень тяжело жить. Каждый день ты наполняешь грудь невозможностью, там же помещаются и мосты с еще не растаявшим снегом под ними, и горячая рука в моей, и губы, точно слепленные под мои, и бессилие вдоха - слишком много в груди, это больно, больно, как же это больно... И в ту же копилку - поле и небо, в котором один за другим пролетают самолеты, и мое решение, и мое лицо в этот миг на фотографии; и все сбылось, и мы летели в небе, и с него одна за одной слетали цветные звезды, и вдруг с неба мы упали на землю, в старый дом, помнивший только смерть, и заполнили его собой, и заставили его стены светиться древним золотым светом, и никому не было дела, что эта ночь похитила наши души. Больше уже ничего не было надо. Все дальнейшее было бесполезно. Все значило дальнейшее больше, чем мы могли и можем понять. Мы чувствовали лишь, что кончился долгий танец, где я наступал, а ты отступала, кончился тем, что ты шагнула навстречу и смело закинула руки мне на шею.
А потом были бессчетные ночи, которых мы ждали весь долгий день, и летняя счастливая тьма, в которой можно было утонуть, и только наш дождь, колотивший в крышу, и наш смех, и пальцы, незаметно переплетавшиеся во сне. Мы обменивались снами как книгами, нам нравилось в головах друг друга, мы готовы были друг для друга на любую услугу - значило ли это жизнь или смерть. Мы были злы, мы торжествовали над теми, кто не вознесся так же высоко, как и мы, мы хохотали, как безжалостные боги, и в ту же секунду прощали их, жалели, находили для них силы и добро, а, пожалев, опустошенные, возвращались друг к другу, и нам было плохо от высосанности другими, но когда я видел тебя, внутри меня все оживало. Это ты раскрасила мою раскраску своими цветами, ты в поцелуе вложила слова мне в уста, ты разозлила меня и заставила жить. Ты заслуживала оплеухи, а получила - любовь. И так оно будет всегда.
А что же такое страсть? Стремление утвердить свое существование в другом человеке. Оставляя на нем отпечатки. Погружая его в свое безумие. Сталкивая со своей яростью через тонкую пелену нежности. Заставляя запомнить себя, признать единственным, сжимать в объятиях, пытаться воплотить совершенство в плоть, а эту смертную плоть - своей. А самый главный и необратимый отпечаток одного человека в другом - ребенок. Может быть, это вечность прорастает в двоих, шепча им о том, что их страсть имеет смысл? И может быть, и прав Шопенгауэр, что страсть двоих - безумная воля их ребенка явиться на свет? Что ж, даже если так, если нами управляет чужая воля, разве это что-то изменит?
Веди нас на безумства, горячекожее божество летних ночей, и да будет с нами всеосвещающая темнота.