В борьбе романтики с мелкобуржуазным домоседством победила романтика: я купила не стеллаж, а палатку.
Петя: "У меня верхние зубы вверх ногами", (неизвестно, о чем): "Мааааленькая... как моя коленка".
"Поднялся такой шум и крик, грома Божьего не расслышать".
"Пятнадцать дней идешь по местам, где дорог нет, по лесам, и много тут слонов, единорогов и разных диких зверей (...) С виду зверь безобразный. Не похожи они на то, как у нас их описывают; не станут они поддаваться девственнице: вовсе не то, что у нас о них рассказывают".
"И у червей, говорят они, - душа".
"Найдут ли коня, или меч, или птицу, или что другое, и коли не знают, чья вещь, несут ее к тому князю, а он сторожит и бережет найденное; а кто нашел, коли тотчас не принесет, почитается за вора; а кто потерял, идет к тому князю, и тот приказывает отдать потерянное. Завсегда тот князь пребывает со своим знаменем в самом высоком месте стана, чтобы те, кто что-либо утерял, тотчас же видели его. Так-то ничего не теряется, а все находится и по принадлежности возвращается."
"На пиру великий хан за столом сидит вот как: его стол много выше других столов; садится он на северной стороне, лицом на юг; с левой стороны возле него сидит старшая жена, а по правую руку, много ниже, сыновья, племянники и родичи императорского роду; а головы их приходятся у ног великого хана; а прочие князья садятся за другие столы, еще ниже. Жены рассаживаются точно так же. Жены сыновей великого хана, его племянников и родичей с левой стороны, пониже, а за ними, еще ниже, садятся жены баронов и рыцарей. Всякий знает свое место, где он должен сидеть по порядку, установленному великим ханом. Столы расставлены так, что великий хан может видеть всех, а столов многое множество".
Июнь и на горизонте война.
Умолкла соловьиная артиллерия.
Пионы склонились над сырой землей.
Обнимите меня, комары, утешьте меня, лягушата.
Книги, закройте мне глаза.
Ну, допустим, мне удалось отскрести букву "Щ" из надписи "ЩАД" (?) на стене ванной...
Стал ли мир от этого лучше?
Что-то уже помнится смутно, а что-то еще живо.
Мон-Салев сверкает в последних закатных лучах, а виноградники уже в тени. Над ними висит облако, желтое и сладкое, как Сотерн. Сейчас солнце совсем завалится за Жура, по долине пробежит ее огромная тень, и все погаснет.
[700x519]
Шелковое поле молодой ржи, его хочется погладить.
[700x485]
Жизнерадостные поля рапса.
[700x489]
Облака сползают с горы.
[700x507]
[700x482]
Ветер.
[700x494]
Влажное утро.
[700x491]
Клочки снега на Жура.
[700x506]
[507x700]
У ЦЕРНа.
[500x700]
[700x497]
[700x506]
[700x500]
Нет больше того Гиршмана, нет больше того Херсонеса.
Оказывается, и юности больше нет.
В такую жару надо смотреть Вима Вендерса.
Красавицу-невесту везут морем к правителю. Пока длится путешествие, правитель умирает, а его царство захвачено. Невесту отдают в жены сыну правителя.
Кривой портной и толпа христиан молятся, и гора внемлет и сходит с места. Правитель мусульманин посрамлен. После его смерти на нем находят нательный крест.
"Страна эта большая, тянется дней на двадцать".
Марко Поло нанизывает ожерелье из пространств.
Выпускники подарили нам, училкам, красивые миски.
Мы переглянулись и сразу же решили: кто первый раскокает, несет в художку для натюрмортов.
В белопенной калине штиль, и она сама себе Афродита.
Всплески птиц в глубине.
Млечные пути, туманности одуванчиков.
Строй соловьев вдоль ручья.
Две спины, два хребта, два параллельных зверя,
Один скрывает рассвет от меня, другой скрывает закат.
Облака сползают по твоей влажной губе,
волоча за собой дождь от тебя к тебе.
Mont Saleve, Mont Jura,
mon Jura, mon Saleve.
После того, как солнце закатывается за Monts Jura, на несколько минут из-за восточного холма, на фоне серых туч, появляются вертикальные лучи: это последние светящиеся облака в вышине отражаются в Женевском озере.
У нас северноевропейский период: Петя (да и Ваня тоже) полюбил Мулле Мека и Петсона; Ваня неожиданно попросил почитать ему "Мир Софии". Правда, его больше заинтересовала детективная линия, чем рассуждения философов. Хотя Демокрит и теория мироздания из лего пошли на ура.
"На лицах всех присутствовавших выражалось такое довольство, точно не было никакой войны, не было поезда, который вез солдат на передовые позиции, на кровавые битвы и резню, а сидят они в одном из пражских кафе за игорными столиками... ...В то время как здесь короля били тузом, далеко на фронте короли били друг друга своими подданными".
"На военном кладбище на одном из белых крестов имеется надпись: "Ласло Гаргань". Там спит вечным сном гонвед, который при грабеже гимназических коллекций выпил весь денатурат из банки, где были заспиртованы разные пресмыкающиеся. Мировая война истребляла человеческое племя даже настойкой на змеях".
- "Как вы думаете, Швейк, война еще долго протянется? - Пятнадцать лет, - ответил Швейк. - Дело ясное. Ведь раз уже была Тридцатилетняя война, теперь мы наполовину умнее, а тридцать поделить на два - пятнадцать".
"Он очень красиво переплетал книги, но долго держал, потому что сперва прочитывал их, а потом переплетал соответственно содержанию. Если он делал на книге черный обрез, то ее не стоило читать: каждому сразу было понятно, что у романа очень плохой конец". Раньше не замечала, какая грустная эта книга.