-**-

Станет годом выдающихся личностей и битвы сильнейших человеческих амбиций, годом достижений и испытаний на прочность всей нашей жизни! Не посрамимся перед нашими Небесными Покровителями!

В XV столетии произошли события, особо важные для России, оказавшие огромное влияние на всю её дальнейшую историю - в 1439 году во Флоренции было подписано соглашение об объединении католической и православной церквей; в 1448 году, в ответ на Флорентийскую унию, собор епископов в Москве провозгласил Русскую Церковь автокефальной, т.е. независимой от константинопольского патриарха

Британский борец за экологию объясняет, что сокращение народонаселения необходимо для улучшения окружающей среды

| 03/02/2006 03:55:12 |

Профессор Крис Раплей, директор Британской Антарктической Службы, утверждал в статье на вебсайте, что сокращение
народонаселения необходимо для сохранения окружающей среды. Он пишет: "Правда в том, что вклад каждого человека в
загрязнение не может быть сведен к нулю. Только отсутствие человека может привести к отсутствию загрязнения". Раплей
утверждает, что оптимальный популяционный уровень может быть вычислен. Необходимо управление численностью населения
говорит он, но признает, что осуществимость и достоверность его в Китае может быть особенно сложной. [BBC News, 6 января]

Луис де Камоэнс
О несправедливом устройстве мира

Видел в мире я одно:
Добрым - муки да терзанья,
Злым же всё разрешено,
Всё доступно, всё дано,
И не видно наказанья.

Горький жребий свой кляня,
Стал я злым, чтоб жить счастливо, -
Был наказан всем на диво.
Видно, только для меня
Мир устроен справедливо.

Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? чёрт с ними! слава Богу, что потеряны. Он исповедался в своих стихах, невольно, увлечённый восторгом поэзии. Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением.. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он мерзок, но не так, как вы. Иначе- иначе!

Страшная штука, однако, -- установившееся
равновесие сил. Но ведь Колдун сказал, что я тоже сила. И есть
конкретный враг, а значит точка приложения для этой силы...

Равновесие, -- произнес вдруг громкий хриплый голос. --
Я вам уже говорил это, Мак. Вы не захотели меня понять...
Непонятно было, откуда идет голос. Все сидели, скорбно
потупившись. Только птица на плече Колдуна топталась, открывая
и закрывая желтый клюв. Сам Колдун сидел неподвижно, закрыв
глаза и сжав тонкие губы.
-- Но теперь, надеюсь, вы поняли, -- продолжала вроде бы
птица. -- Вы хотите нарушить это равновесие. Что ж, это
возможно, это в ваших силах. Но спрашивается -- зачем?
Кто-нибудь просит вас об этом? Вы видите, что нет. Тогда что же
вами движет?
Птица нахохлилась и засунула голову под крыло, а голос все
звучал, и тогда Гай понял, что говорит сам Колдун, не разжимая
губ, не двигая ни одним мускулом лица. Это было очень страшно,
и не только Гаю, но и всем собравшимся, даже принцугерцогу.
Один лишь Максим смотрел на Колдуна хмуро и с какимто дерзким
вызовом.
-- Нетерпение потревоженной совести, -- провозгласил
Колдун. -- Ваша совесть избалована постоянным вниманием, она
принимается стонать при малейшем неудобстве, и разум ваш
почтительно склоняется перед нею, вместо того, чтобы
прикрикнуть на нее и поставить ее на место. Ваша совесть
возмущена существующим порядком вещей, и ваш разум послушно и
поспешно ищет пути изменения этого порядка. Но у порядка есть
свои законы. Эти законы возникают из стремлений огромных
человеческих масс, и меняться они могут только при изменении
этих стремлений... Итак, с одной стороны -- стремления
человеческих масс, с другой -- ваша совесть, воплощение ваших
стремлений. Ваша совесть подвигает вас на изменение порядка
вещей, то есть на нарушение законов этого порядка, определяемых
стремлениями масс, то есть на именение стремлений масс по
образу и подобию ваших стремлений. Это смешно и антиисторично.
Ваш затуманенный и оглушенный совестью разум утратил
способность отличать реальное благо масс от воображаемого,
продиктованного вашей совестью. А разум нужно держать в
чистоте. Не хотите, не можете -- что ж, тем хуже для вас. И не
только для вас. Вы скажете, что в том мире, откуда вы пришли,
люди не могут жить с нечистой совестью. Что ж, перестаньте
жить. Это тоже неплохой выход -- и для вас, и для других.
Колдун замолчал, и все головы повернулись к Максиму. Гай
не вполне уразумел, о чем тут шла речь. По-видимому, это было
продолжение какого-то давнего спора. И еще ясно было, что
Колдун считает Максима умным, но капризным человеком,
действующим скорее по прихоти, чем по необходимости. Это было
обидно. Максим был, конечно, странной личностью, но себя он не
щадил и всегда всем хотел добра -- не по капризу какому-нибудь,
а по самому глубокому убеждению. Конечно, сорок миллионов
людей, одурачченных излучением никаких перемен не хотели, но
ведь они были одурачены, это было несправедливо...
-- Не могу с вами согласиться, -- холодно сказал Максим.
-- Совесть своей болью ставит задачи, разум -- выполняет.
Совесть задает идеалы, разум ищет к ним дороги. Это и есть
функция разума - искать дороги. Без совести разум работает
только на себя, то есть -- вхолостую. Что же касается
противоречия моих стремлений стремлениям масс... Существует
определенный идеал: человек должен быть свободен духовно и
физически. В этом мире массы еще не осознают этого идеала, и
дорога к нему тяжелая. Но когда-то нужно начинать. И я намерен
начать сейчас.
-- Верно, -- с неожиданной легкостью согласился колдун. --
Совесть действительно задает идеалы. Но идеалы потому так и
называются, что находятся в разительном несоответствии с
действительностью. Я ведь только это и хочу сказать, только это
и повторяю: не следует няньчиться со своей совестью, надо
почаще подставлять ее пыльному сквознячку новой
действительности и не бояться появления на ней пятнышек и
грубой корочки... Впрочем, вы это и сами понимаете. Вы просто
еще не научились называть вещи своими именами. Но вы и этому
научитесь. Вот ваша совесть провозгласила задачу: свергнуть
тиранию Огненосных Творцов. Разум прикинул, что к чему, и подал
совет: поскольку тиранию изнутри взорвать невозможно, ударим по
ней снаружи, бросим на нее варваров... Пусть лесовики будут
растоптаны, пусть русло Голубой Змеи запрудится трупами, пусть
начнется большая война, которая, быть может, приведет к
свержению тиранов -- все ради благородного идеала. Ну что ж,
сказала совесть, поморщившись, придется мне немножко огрубеть
ради великого дела...
-- Массаракш, -- прошипел Максим, красный и злой, каким
Гай его никогда не видел. -- Да, массаракш! Да! Все именно так,
как вы говорите! А что еще остается делать? За Голубой Змеей
люди превращены в ходячие деревяшки.
-- Правильно, правильно, Читать далее...

Что это за люди,
которыми можно управлять, как машинами?

"Ладно, -- вяло думал Гай, -- справлюсь. Максим все-таки,
не человек, не Творец, не бог - Максим... И еще он сказал:
"Злись! Как тебя скрутит, вспоминай, откуда это у тебя, кто
тебя к этому приучил, зачем, и злись, копи ненависть. Скоро она
понадобится: ты не один такой, вас таких сорок миллионов,
оболваненных, отравленных..." Трудно поверить, массаракш, ведь
всю жизнь в строю, всегда знали, что к чему, все было просто,
все были вместе, и хорошо было быть таким, как все. Нет,
пришел, влюбил в себя, карьеру испортил, а потом буквально за
шиворот вырвал из строя и утащил в другую жизнь, где и цель
непонятна, и средства непонятны, где нужно -- массаракш и
массаракш! -- обо всем думать самому, решать самому, все
самому... Да... Вытащил за шиворот, повернул мордой назад, к
родному гнезду, к самому дорогому и показал: помойка, гнусь,
мерзость, ложь... И вот посмотришь -- действительно, мало
красивого, себя вспомнить тошно, ребят вспомнить тошно, а уж
господин ротмистр Чачу... Гай с сердцем вогнал на место затвор
и щелкнул защелкой. И снова навалились вялость и апатия, и сил
на то, чтобы вставить магазин, уже не оставалось. Плохо, ох как
плохо...

Максим не мешал. Он вдруг сообразил, что поле последней
башни кончается, вероятно, где-то здесь, скорее всего, оно уже
кончилось. Последняя застава должна находиться на самой границе
крайнего поля... Пусть парень выговаривается, на обитаемом
острове слова ничего не значат... "Ругайся, ругайся, а я тебя
вытащу, нечего тебе там делать... Надо с кого-то начинать, и ты
будешь первым. Не хочу, чтобы ты был куклой, даже если тебе это
нравится -- быть куклой..."

Излучение башен предназначалось не для выродков. Оно действовало на нервную систему каждого человеческого существа
этой планеты. Физиологический механизм воздействия известен не
был, но суть его сводилась к тому, что мозг облучаемого терял
способность к критическому анализу окружающей действительности.
Человек мыслящий превращался в человека верующего, причем
верующего иступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза
реальности. Человеку, находящемуся в поле излучения, можно было
внушить все, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и
единственную истину и готов был жить для нее, страдать за нее,
умирать во имя ее.
А поле было всегда. Незаметное, вездесущее,
всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен,
упутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из
миллионов душ всякое сомнение в делах и словах Огненосных
Творцов. Огненосные Творцы направляли волю и энергию миллионных
масс куда им заблагорассудится. Они внушали массам
отвратительные идеи агрессии и насилия; они могли бросить
миллионы под пушки и пулеметы; они могли заставить эти миллионы
убивать друг друга во имя чего угодно; они могли бы, возникни у
них такой каприз, вызвать массовую эпидемию самоубийств. Они
могли все.
А дважды в сутки, в десять часов утра и в десять часов
вечера, гигантский пылесос запускали на полную мощность, и на
полчаса люди вообще переставали быть людьми. Все подспудные
напряжения, накопившиеся в подсознаниии из-за несоответствия
между внушенным и реальным, высвобождались в пароксизме
горячечного энтузиазма, в восторженном экстазе раболепия. Такие
лучевые удары полностью подавляли инстинкты и рефлексы и
замещали их чудовищным комплексом преклонения и долга перед
Огненосными Творцами. В этом состоянии облучаемый полностью
терял способность рассуждать и действовал как робот, получивший
приказ.
Опасность для Творцов могли представлять только люди,
которые в силу каких-то физиологических особенностей были
невосприимчивы к излучению. Их называли выродками. Постоянное
поле на них не действовало вовсе, а лучевые удары вызывали
только невыносимые боли. Выродков было сравнительно мало,
что-то около одного процента, но они были единственными
бодрствующими людьми в этом царстве сомнамбул. Только они
сохраняли способность трезво оценивать обстановку, воспринимать
мир, как он есть, воздействовать на мир, изменять его,
управлять им. И самое гнусное заключалось в том, что именно они
поставляли обществу правящую элиту, называемую Огненосными
Творцами. Все Огненосные Творцы были выродками, но далеко не
все выродки были Огненосными Творцами. И те, кто не сумел войти
в элиту, или не захотел войти в элиту, или не знал, что
существует элита, были объявлены врагами воинствующего
государства, и с ними поступали соответственно.
Максим испытывал такое отчаяние, словно вдруг обнаружил,
что обитаемый остров населен на самом деле не людьми, а
куклами. Огромный аппарат гитлеровской пропаганды ничего не
стоил по сравнению с системой лучевых башен. Радио можно было
не включать, газеты можно было не читать, речи Геббельса не
слушать, но избавиться от поля было невозможно. В истории
земного человечества ничего подобного не было, и на опыт Земли
рассчитывать было нельзя. Надеяться было не на что. План Зефа
захватить сколько-нибудь значительный район представлялся
попросту авантюрой. Перед ними была огромная машина, слишком
простая, чтобы эволюционировать, и слишком огромная, чтобы
можно было разрушить ее небольшими силами. Не было силы в
стране, чтобы освободить огромный народ, понятия не имеющий,
что он не свободен, выпавший, по выражению Вепря, из хода
истории. Эта машина была неуязвима изнутри. Будучи частично
разрушена, они немедленно восстанавливалась. Будучи раздражена,
она немедленно и однозначно реагировала на раздражение, не
заботясь о судьбе отдельных элементов. Она была устойчива по
отношению к любым малым возмущениям. Единственную надежду
оставляла мысль, что у машины был центр, пульт управления,
мозг. Этот центр теоретически можно было разрушить, тогда
машина замрет в неустойчивом равновесии, и наступит момент,
когда можно будет попытаться перевести этот мир на другие
рельсы, вернуть его на рельсы истории. Но место нахождения
Центра было величайшей тайной, да и кто будет его разрушать?
Это не атака на башню. Это операция, которая потребует огромных
средств и прежде всего -- армии людей, не подверженных действию
излучения. Нужны были люди, невосприимчивые к излучению, или
простые, легкодоступные средства защиты. Ничего этого не было и
не предвиделось. Несколько сотен тысяч выродков были
разрознены, раздроблены, преследуемы, Читать далее...

Take me in your arms
Float with me
Die with me
Smother me with your blood
Bind me with that sun
We stroked the heads of angels
And smiled to clip their wings
This birth of rage
Another book - a bloody page
To turn again
Still, falling tears
Our memories lost
Throughout these years
Take me in your arms
Float with me
Die with me
Smother me with your blood
And blind me with your silence...

В дипломатическом церемониале важную роль играло целование государевой руки. Возможность поцеловать ее рассматривалась как честь, причем послы нехристианских государей были ее лишены. И в дипломатической практике, и в частном быту широко практиковалось крестное целование. Для клятвы мог быть использован простой нательный крестик.

«В этой стране, - сообщает современник Иоанна Грозного английский мореплаватель и дипломат Ченслер, - нет собственников, но каждый обязан идти по требованию Государя, солдат или работник со всеми необходимыми принадлежностями… Если бы русские знали свою силу, никто не мог бы бороться с ними, а от соседей сохранилось бы только кой-какие останки».

«Русские в крепостях являются сильными боевыми людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, - русские работящий народ. Русский в случае надобности неутомим во всякой опасной и тяжёлой работе, днём и ночью, и молится Богу о том, чтобы праведно умереть за своего Государя. Во-вторых, русский с юности привык постяться и обходиться скудной пищей (изнурять себя)(111); если только у него есть вода, мука соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдадут крепость, как бы ничтожна она не была, то не смеют показаться в своей земле. В чужих же землях они не могут и не хотят оставаться, поэтому они держатся в крепостях до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти под конвоем в чужую землю. Немцу же решительно всё равно где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться. В-четвёртых, у русских считалось не только позором, но смертным грехом сдать крепость. Ивану Грозному достался по наследству этот клад, невидимый по внешности. Его самого судьба наделила исключительными данными выдающегося правителя и воителя».

«Он не только основал царскую власть в России, но и явился основоположником понятия самодержавия, дав целую теорию монархического права. Он дал учение о целях власти, об её основах и её пределах. Он оттенил и священный характер сана, говоря об отношении подданных к царю. «Если царь не справедлив, он грешит и отвечает перед Богом, и Курбский может порицать Иоанна, как человека, пишет он, но не может не повиноваться тому, что божественно его сану. Не мни проведно на человека возъярився, Богу приразиться ино бо человеческое есть, ащё и порфиру носит, ино не Божественное». В себе он видит одного из тех царей, которых помазал Бог на царство, но также низвергал, и наказывал, и считал себя призванным ответить за каждый поступок перед Царём царей. Он поставлен для доставления другим тихаго и безмятежного жития, для наказания злым, для поощрения делающих добро, для осуществления правды на земле… Не на народном суверенитете основал он свою власть. Не на многомятежного человечества хотении. А на том, что «искра благочестия дойде и до русского царства». Царь – не делегетарий прав народа; верховная власть принадлежит не народу, а той высшей силе, которая указывает цели жизни человеческой. Власть царя – миссия, свыше данная, она – служение, подвиг, а не привилегия. Монарх лишь выразитель веры народа, а не представитель его воли. Права его были ограничены не правами подданных, а их обязанностями по отношению к Богу. Где верховная власть требует неповиновения Богу, там кончается повиновение ей, ибо она выходит тогда из своей компетенции… Не обязанности определяются правами, а права обязанностями… Царь от Бога пристав. Царь земной под Царём Небесным ходит. Суд царёв, а правда Божья. Как без Бога свет не стоит, так без царя земля не правится. Государь-Батюшка, надежда, Православный Царь»

В историческом и археологическом описании Успенского монастыря в г. Александрове (в центре опричнины) описан частично распорядок для опричнины: «Царь, поселившись в кельи близ церкви, завёл у себя весь монастырский обиход, составил из трехсот опричников братию, наименовал себя её игуменом, Вяземского – келарем, Малюту Скуратова – еклессиархом, сам ежедневно в 4 часа утра ходил с царевичем и Малютою на колокольницу благовестить к заутрене, и, одевшись в «смирное» платье (монашеское облачение), становился в храм между опричниками, являвшимися в скуфьях и чёрных рясах. Из церкви опричники собирались в 11 часов за общую трапезу, а сам Царь, стоя у аналоя, читал вслух трапезующим душеспасительные поучения, кушал же сам после… В 8 часов был благовест к вечернему богослужению, продолжавшемуся до 9 часов».(64)

Ливонский дворянин Э. Краузе оставил свои воспоминания об опричном монастыре: «В колокола звонят он (Иоанн Грозный) сам, его два сына, да пономарь, все вместе. Рано, в 4 утра все члены братства должны находиться в церкви, отсутствие, кроме случая тяжёлой болезни, строго наказывается и виновный, кто бы он ни был, бросается в монастырскую тюрьму на 8 дней на покаяние. Во время Божественной службы царь поёт с прочими членами духовного братства (опричниками, - авт.) и церковнослужителями от 4 до 7 часов утра. В 8 часов он сам благовестит и каждый должен опять идти в церковь, где он (царь) поёт вместе с другими до 10 часов. К этому времени бывает готов обед и братия по выходе из церкви садятся за стол, но царь по должности настоятеля, во всё время обеда, стоя читает им назидательные книги».(65)

Таким образом, сам Царь Иоанн Грозный и его опричная братия стояли на молитве 6-8 часов в день (на общественном богослужении), не считая сугубых келейных молитв. Почти ежедневное причастие давало большую духовную силу, а соблюдение Закона Божиего, Божиих заповедей и церковных канонов, пост и молитва делало опричников неуязвимыми для жидовствующих. Опричник олицетворял в себе небесного воина-монаха и земного воина-князя. Над каждым опричником совершалось церковное таинство пострижения в монахи и таинство пострижения во князи. Опричники жили по монастырскому уставу, который составил их игумен – Грозный Царь Иоанн IV. Опричнина являлась образом Апокалиптического воинства на последние времена. Нечто подобное было у царя Давида – гвардия Хелефеев и Фелефеев, состоявшая из славян (хеттов). Царские опричники получали особый дар духовного видения окружающего мира, поэтому они и могли изгонять жидовскую нечисть из Российских пределов. Постом и молитвою каждый опричник изгонял беса (жида) из себя, а затем переносил изгнание жидовской нечисти из опричных областей. Крестными ходами как огненным мечём Грозный Царь рассёк Русь на Опричнину и Земщину очищения России ради. Каждый опричник научался распознавать ересь жидовствующих, и в первую очередь выявлял ритуальные убийства, чёрную и белую магию, колдовство и всяких «мумей». Породнённые с жидками княжеские роды «выдёргивались» и переселялись.(66) Очищенная таким духовным образом опричная земля возвращалась в земщину.

Как это происходило на практике, правдивых источников очень мало, они закрыты по причине «страха иудейска», но с ними можно ознакомиться на примере жития святого Кирилла Александриского (+444 г., память 9 июня), который из города Александрии изгнал жидовскую нечисть. Вначале святой Кирилл в пригород Александрии, город Мануфин, перенёс мощи Кира и Иоанна, умученных от жидов в 311 году, и устроил в Мануфе во имя их церковь. «Нечистые духи немедленно были изгнаны оттуда, - сказано в Житии, - И место то было источником исцелений от мощей мучеников. Изгнавши, таким образом, невидимых бесов из предместья Александрии, святой приложил все старания, чтобы самый город совершенно очистить от бесов видимых, каковыми были христоненавистные иудеи». И очистил. Вначале постом м молитвой, а затем «изгнал из города всех жидов, разорил жилища их и сжёг их синагогу».(67)

на ракетах и бомбах в пасхальные дни были ритуальные надписи: «Счастливой Пасхи», «Это вам пасхальный подарок», «Надеюсь, вам это понравится»

Владимир Мономах (38) был призван на великое княжение Киевским Вечем, собравшимся в храме Святой Софии 18 апреля 1113 года. Владимир Мономах в то время княжил в Переяславле и отказался занять Киевский Стол. Более подробно об этом пишет историк В.Н. Татищев: «Киевляне же, не хотя иметь Святославичев (потомков почившего 16.04.1113 года покровителя иудеев Киевского князя Святослава), возмутились и разграбили домы тех, которые о Святославичах старались: первее дом Путяты тысецкого, потом жидов многих побили и домы их разграбили за то, что сии многие обиды и в торгах христианом вред чинили, множество те их собрався к их синагоге, огородясь, оборонялись, елико могли, прося времени до прихода Владимирова… Владимир… пришёл в Киев… в неделю 20 апреля (1113 года)… Мятеж же преста. Однако просили его всенародно о управе на жидов, что отняли все промыслы христианом, а при Святополке имели великую свободу и власть, чрез что многие купцы, и ремесленники разорились: они же многих прельстили в их закон и поселились домами междо христиан…, что прежде не бывало, за что хотели всех побить и домы их разграбить. Владимир же отвечал им: понеже их всюду в разных княжениях много, то мне непристойно без совета князей, паче же и противно правости, что они допущены прежними князи, ныне на убийство и ограбление их позволить… Когда же князья съехались на совет у Выдобыча по долгом рассуждении установили Закон таков: Ныне из всея Русския земли всех жидов со всем их имением выслать и спредь не впусчать; а если тайно войдут, вольно их грабить и убивать. С сего времени, - пишет Василий Татищев, - жидов в Руси нет, и когда который приедет, народ грабит и убивает».(39)