Это был только вдох.

Это цитата сообщения GensoHime Оригинальное сообщение

В колонках играет - Suneohair - Sora mo Isogashii
Настроение сейчас - awake

Привет, я снова пишу тебе, зарекался, помню, говорил: хватит, полно, достаточно, вполне достаточно, я больше не буду, но мне ничего другого не остается, поэтому снова ты (ты – бестелесное, бескровное, бесполое, дымное, эфемерное, ты – черным изящным росчерком по бумаге, переливом цветного стекла в лучах солнца, каплей крови на снегу, у тебя и адреса-то точного нет, и телефон всегда отключен за неуплату, а мобильная связь мне может предложить только голосовую почту, но у тебя, должно быть, маленькие ладони и карие глаза, хотя я не уверен, может – голубые и ветер в голове, или седина на висках, а еще ты умеешь скулить и вышивать крестиком, хотя и в этом я могу усомниться) распечатываешь конверт и удивляешься, и хмуришься, и несешь сложенную втрое бумагу к столу, под свет и читаешь, и шепчешь одними губами мои слова, ты прости, мне в самом деле ничего не остается – только как раненому зверю бежать к тебе, зализывая раны, оставляя за собой цепочку кровавых следов, в которых, несомненно, есть ты.
Знаешь, это невыносимо больно говорить молча. Когда твой рот не закрывается, да только все не то, настоящее очередной опухолью назревает под рубашкой, наливается гноем, хворью, отчаяньем, набирает силу, нарывает, тревожит, не дает покоя, а во рту – таят, вязнут в слюне слова, впиваются в щеки, ранят и калечат рот, иссушают губы, а ты смеешься, ты хохочешь в ночные пролеты лестниц, ты исторгаешь смех и вместе с ним незаметные слезы, лучше было бы над морем-океаном, на самом пике, скользить вниз и трезветь от леденящего ветра, выплакивать хмель, громко и навзрыд, но comme d’habitude.
Как же мне так дальше жить, скажи, а?
Чего касаться, каких путеводных звезд искать на небе, м? Я и с собой-то самим совладать не могу – не впустить-не-выпустить, на замке, а замочная скважина залеплена глиной, но…
Стоп, я обещал не спрашивать. Ты просто пробегись глазами по этой сквозной риторике: сколько дорог мне еще исходить и сколько дорог мне не суждено будет увидеть? сколько песен не пропеть? сколько слов не сказать? сколько раз пытаться скрюченными пальцами выловить тебя, дымного и томного, тебя, нежную и хрупкую, тебя, дикого и скалящегося, тебя, ироничную, уставшую и надломленную изнутри, из воздуха? создать тебя из ничего, из пустоты и воспоминаний, слепить из глины, той, что в замке, ведь снега нет, из замерзшей осенней земли, забившейся под чьи-то ногти, начинить какой-никакой начинкой, начертить на лбу твоем aemaeth и вдохнуть в твою сердечную мышцу жизнь, чтобы действительно было существо, которому можно писать странные ненавязчивые письма, когда хочется блевать и на душе скребут кошки? сколько еще ненависти, мировых войн, сколько падений и потерь, сколько раз “отъебись” и сколько “здравствуйте, меня зовут так-то, давайте будем друзьями?”, сколько?
Ты не знаешь, я знаю, я уверен, не знаешь.
И ты, конечно же, простишь меня за грубые слова, за мрак и тлен, у меня просто в сукровице – лимон и соль, в холодильнике бутылка початого глинтвейна, не хватает текилы, я пью свой остывший кофе, а на стене висит приколотая пачка Marlboro Light, не моя, человека, который имеет привычку звонить в пять утра пьяным и говорить что-то о привязанности и справедливости.
Да, ты простишь меня, я собираю пороки, калечу свою нежную душонку, сдираю, деру с нее последнюю кожу, последнюю шкуру, наказываю ее, истязаю – она у меня с гнилью, с гнильцой и ее точат черви сомнений, и у меня детская хрупкая психика, я смотрю-читаю-слушаю невесть что, сплю мало и пререкаюсь, я вижу только плохое и темное, я разучился радоваться жизни, я не романтик нынче, но материалист – только оцениваю и анализирую, как сказал один знакомец – не чувствую эмоциональных импульсов, ни своих, ни чужих, абсолютно – я расчетливый, и по-холодному разумный до безумия, до стали в костях и скрежета зубов…
Ты простишь. Ты поймешь. Ты не осудишь.
О чем ты знаешь прекрасно – так это, что я тоже что-то прячу, на зиму, на холода и метели, чтобы не начинать весной всё сначала, чтобы был кусочек жизни на будущее, на черный день, знаешь, что я кропотливо собираю кусочки счастья в жизни своей, крохи радости, радужные переливчатые моменты, осколки витражей – и прячу их в кисеты, старые и холщевые, с золотой пылью и остатками табака внутри, с вышитыми петухами, прячу до Апреля, чтобы потом извлечь на свет божий – и вспомнить, и улыбнуться, и щуриться на неспелом весеннем солнце от радости и ощущения Бога в себе.
Я еще напишу, что моя Лилит не доступна, яненавижутебямерзкаяпсина (это – читай по губам, хоть и косвенно не

Читать далее...

Это цитата сообщения Aminatl Оригинальное сообщение




Да нет, нет, это было нереально. Я шёл от нее, как пришибленный, у меня кружилась голова и вообще меня мутило, как будто я ничего не ел пару дней. Но каждый дом - слышишь - казался мне вечностью, произведением искусства, за каждым кирпичом которого скрывается еще одна загадка, и ты скрываешь то, что я скрываю, что ты скрываешь. Асфальт пах небом, и я чувствовал себя властелином мира, вернувшимся домой, да, мои ноги по мокрому асфальту - так ходят боги, не иначе.



А до этого - ради всего, забудь об этом - до этого я не верил своему отражению - неужели у меня глаза мальчика и чувственные губы, а от собственных вздохов, я чувствовал, как у меня плавятся кости. Натурально, ты только подумай, я решил, что если ты придешь ко мне - хоть когда-нибудь ты придешь ко мне, чтобы взять меня, наконец, да, и покончим с этим - если ты придешь, то мои кости будут плавиться под твоими пальцами, и я буду как глиняная фигура, слепи из меня всё, что тебе понравится, всё, что тебе захочется, вылепи мне крылья и тонкие пальцы, я буду прыгать с обрывов, учась летать.



Есть сердца, черт возьми, нежнее моих, думал я, когда одевал ботинки, а небо уже потеряло цвет; а потом, вернувшись, я помыл голову - ты не представляешь, мои волосы пахнут лесом, а коса пахнет так, как никогда не пахли мои пальцы, а я бы хотел; нежнее - но невозможно, я чувствовал то, чего чувствовать не мог, еще ярче и еще тоньше, что же ты делаешь со мной, мой мальчик, Лой, что же ты делаешь, я всегда хотел быть похожим на небо тебя, а теперь ты отнимешь это, опять загонишь в клетку, как певчих птиц?..

А потом мы поили друг друга молоком, оно было кислое и немного невкусное, понимаешь, мне еще только предстоит узнать, чем отличается снусмумриковый кофе, но я этого не должен был знать; ты не представляешь, как четко сегодня я понял, я вообще сегодня четко соображал, поразительно, натурально, эта глупая вечность за окнами метро.



Да-да, моя маленькая вечность, я четко понял, как разгадывать загадки сфинксов, четко понял, только я потерялся в твоих лабиринтах, и память моя отказала, как будто живу я одним моментом; я видел фасады домов, и были они бесконечны, дома-во-всё-небо, дома-во-всю-улицу, дома-во-всю-душу, и я был их частью, и каждое дерево мне улыбалось, и я верил в чудеса, ведь они вплетены в эту систему так прочно, так прочно, мы ведь действительно можем жить вечно, моя радость, мы ведь действительно можем видеть дальше и слышать больше, а я так и вовсе Луна, ты понимаешь.
Но всё это легко разгадать, надо всего лишь пойти по дороге и стать её частью, никак иначе, радость моя, никак иначе.



Ну что, радость моя, пойдём плавить мне кости или как?.. Я бы хотел себе крылья, да, а взамен я буду рассказывать тебе сказки и освещать путь.

Это цитата сообщения Aminatl Оригинальное сообщение

Get a piece of freedom

Как и аватар, нарисовано было летом. Только в разное время: эту картинку я рисовал на даче, высунув язык и мечтая о счастье, а печальная девушка была состряпана для мальчика с красивым именем, но я не успела ее отдать, потому что он нагло уехал, не попрощавшись. Ну, на нет и суда нет.
А это дитё в пальто посвящается... (Блю, ты никогда не догадаешься, кому).


[446x682]

Новый год я начинаю с сентября.
С завтрего вряд ли даже новую жизнь начать получится.

В подъезде завелась кошка.
огромная, белорыжая.
Из подъезда вывелось что-то плохое.

В то время, когда в Африке голодают дети, бесконечное перетирание проблем лесбийского социума начинает занадоедать.

Я просто уйду.
Сегодня, завтра, через год, однажды.
Я уйду.
В ящиках моего письменного стола, в карманах одежды, в сообщениях, посланных из оффлайна в оффлайн, после моего ухода, найдутся записи.
Их будет много. В большинстве из них притаится молчание, молчание-с-улыбкой, молчание-со-скорбью.
В некоторых - целые стопки оправданий. Слов "так надо", " так решил", "видите ли".
В пяти, не больше, будут просто мысли. Самые правдивые.
Это всё - будут последние слова. Тысячи последних слов, из которых не смог выбрать самые правильные.
Все не_последние слова я, по возможности, уничтожу. Сожгу, сотру в порошок, испарю нажатием кнопки Delete. Они будут не нужны. Оставлять так многое о себе, почти как остаться самому.
Я не буду бежать. Когда бежишь - догоняют. Я буду медленно-медленно уходить в это уютное слово "спокойствие".

 Обернувшись на первом пороге, соберу полные горсти травянистозелёной воды, моей боли, и выплесну. Брызги будут стекать по стенам, не опасные в одиночку.
На втором пороге оборачиваться не буду. Просто потеряю память. Вместе с ней оброню ностальгию, жизненный опыт и все не данные при рождении имена.
На третьем пороге я остановлюсь послушать голоса. "нам больно!" - будут кричать они - "больно! нам! зачем ты оставил здесь свою боль? забери! нам без тебя хуже, чем было! вернись!" Это будут только голоса. Я не пойму о чем они говорят. Я не буду знать, что такое боль. Я забуду, что можно слышать голоса в голове. Я не буду помнить, что вообще откуда-то уходил.
Четвертый порог перешагну не задерживаясь. Это буду уже не я.

Так и уйду.
Сегодня, завтра, через год, а может и никогда.

[323x452]

И пусть весь этот мир с перекореженными аксиомами знает: под солнцем люстры, в полости когтя неведомого зверя храню бесконечность; под настроением  - книгу под подушку (можно и наоборот, но нужно ли?);  под цвет волос моих шарф храню в прихожей. Под сердцем всякую  требуху и никого больше. А что же в сердце пусть мир только догадывается.


[700x700]

Это цитата сообщения И_г_о_л_к_а Оригинальное сообщение

Здравствуйте, дорогие друзья и прочие живые твари!
С вами говорит метеослужба славного индийского города Дели. Ветер.(Туман без снега). В небо залили голубизну, Москва- собраный паззл
удивляйся, Мир, завидуй! Мы есть, мы переврали все твои аксиомы и написали их своими неровными простужеными почерками в белолистных блокнотах.
______________
Я не знаю, что ещё хочу сказать, буквы бегут от моих когтей.
- Некий здоровый пафос есть, - говорит один голос.
- Есть, - подтверждает. И оба к карандашу.
Есть. Они не хотят ничего добавлять, но без них нет этих слов.

Я бесполезность.
Для тебя я даже вредность.
Ничему хорошему мне тебя научить не удалось, плохому, впрочем, тоже. Единственно что твой матерный лексикон обогатился некоторыми другими языками, да и всё. Как-то не густо за два года попыток обучить тебя жизненным премудростям. Глядишь, лет через пару тысяч я изничтожу в тебе слово "ненавижу", отучу пользоваться знаниями своего матерного лексикона и закатывать истерики.
Если обещаешь  дожить, попробуем реализовать эту программу: "Школа жизни. Класс коррекции. По окончании пойдете клеить марки на чужие судьбы"

Это цитата сообщения чай_с_молоком Оригинальное сообщение

Приятно остановится на минуту, засунуть руки в карманы как можно глубже и со спокойной улыбкой посмотреть на то, как все остальные лихорадочно бегут, стремясь добежать до состояния взрослого человека. Приятно почувствовать себя очень мажорным и всем таким стоящим против течения. А потом понять, что омг, я должен догнать, надо думать, осмысливать, расти, бежатьбежатьбежать... И раствориться в толпе бегущих.

Толпа хороших людей, думающих, умных и образованных, это тоже толпа ?

"Записки были лаконичные, одинаковые по смыслу. Помимо места-времени сбора да необходимых предостережений в них содержалось всего по паре строк:

«О Высокородный Ллиотарэль! Зло не дремлет, тьма вырвалась на волю и пожирает землю подобно раскаленной лаве, оставляя после себя пепел и тлен, и лишь неугасимый светоч вашего блистательного воинства способен загнать ее обратно в логово».

«Госпожа Торесса, приглашаем Ваших девочек принять участие в сражении. В случае победы обратную переброску гарантируем. С уважением, Верес».

«Гномы! Друзья! Отважные воители! На вас одна надежда! Покажем троллям, кто тут самые крутые!»

«............и......, с ..., ... в ... на ..., .... Ждем»."

В колонках играет - тишина заигрывает с колонками


Лежа на полу, сложив ручки на груди в позе многократно упоминавшегося вчера вечером трупа, Генрих Г. задумывался над тем  что же изменилось; рисовал в воздухе фразы, которые забудет к утру; старался закосплеить труп как можно качественнее.
Хранители календарей, покровители дотошных хронометров, плюясь и матерясь, пытались поместить его в рубашку, которая была ему сильно на вырост. И, к величайшему сожалению Генриха Г., им это всё-таки удавалось.
Кроме того, что рукава его рубашки болтались теперь жалкой пародией на два паруса, в Генрихе Г. не изменилось ровным счетом ничего.
Когда он это осознал, Ему стало тоскливо и одновременно радостно.
Через пять секунд тоскливо извинилось и в спешке ушло,
а радостно радостно осталось, расширилось и заполнило всего Генриха Г.
Новый день давно уже начался, Генрих Г. косплеил  Эвридику, которую Орфей всё же вывел из ада и трупного окоченения, носился по квартире, размахивая слишком длинными рукавами своей смирительной рубашки.


[600x425]

Куплю охры и буду совсем оранжево пахнуть.

Вот ты сейчас, наверное, треснешь уже меня чем-нибудь тяжелым, но подоконники для меня в воспоминаниях действительно начинаются с Нади.
"Солнце ты моё"  - говорила Емцова, нежно откручивая пуговицу мне с кофты. Мы садились рядом на подоконник и солнце заливалось в наши короткие детские жизни. На подоконниках, конечно же, сидеть было нельзя. Нельзя было на них болтать ногами и улыбаться, но мы всё равно сидели, потому что никого не боялись и были ближе всех к небу.

Ты и я, у метро, в пустоте,
погруженные в небо по локоть.
Ты и я, только в глаза.
Смешные, смешливые люди.
Секундные существа, ждущие до "без пяти три".
Ты и я. В ноябре этом теплом с серебряной филигранью на облаках.
открыты всем ветрам.
здесь и сейчас случайны и никем не ожиданны.
Ты и я.
Совершенно друг друга не знали.
Не знаем друг друга ещё совершенней.



[494x699]

Каждый охотник желает знать как однажды Жак-звонарь...
А что Жак звонарь? Радуга не признается, охотник остается неучем.
Каждый охотник желает знать где, кто, как и с кем...
Каждый оранжевый слон... нет, это не из той оперы.
Так что там Жак-звонарь?

upd. Хэй, ну и куда забрали радугу? Я же на ней повеситься собирался.

[294x427]

Я понял, понял так ясно, как не дано было раньше.. Я живу. Живу в квартире, но не той, что некоторые из вас видели, щупали руками и примеряли как место жительства. Не в той. Несколько не в той.
Я живу в квартире, где всякий сентябрь не пахнет человеком. Пахнет сухостью и летом, что здесь ночевало.
Там два письменных стола деревянных, постарше и помладше. В нижнем ящике постарше в кожаном чехле лежит чудо техники - диктофон. Но кассеты с голосами все утеряны.
В верхнем ящике того же стола - хирургический скальпель, в верхнем ящике ластик, большой и зелёный. Очень зелёный, как козы у Шагала. Впрочем, в квартире где я живу не помнят о козах, но помнят, что люди летают на картинах  у Ш. (который почти как Шопен. в редких случаях Шуберт, возможно, что Шуман (а слова "шампань" и "шоссон" ещё толком даже не нюханы)).
Где я живу, это квартира с белой кухней, где ещё тикают большие черные часы и стоит белый обеденный стол (это тот, что будничный. А праздничный деревянный мы раздвигаем и ставим в Большой комнате всякий раз как приходит много народу, забавных и взрослых людей).
В комнате, которая примыкает к кухне (там стоит тот самый стол постарше) на книжной полке (третьей сверху, слева. ближе к двери) лежат серые, перемотанные пластырем очки. Их, бывает, ворует, жует и слюнявит собака, за что ей, конечно же,  достается. В ящике под полкой лежат перфокарты, несколько тысяч. На перфокартах синим паркером выписаны книги. Название, автор, год и место издания. Работа по перечислению нашей библиотеки не закончена и  будет длиться вечно.
В квартире, где я живу, по утрам звучит не телевизор, а ганоны. Кварты, квинты, простые гармонии, которые по сути своей так близки к мятной зубной пасте. У нас и по утрам и по вечерам чисто, пахнет чем-нибудь съестным и лавандой, весь хлам аккуратно распределен по коробочкам.
В Большой комнате под сервантом в картонной коробке лежат ракушки, их можно достать и послушать море, додумывая и дорисовывая чаек, красным фломастером на дереве серванта.
В квартире, где я живу. никаких продуктов китайского ремесла, заикающихся компьютерных мышей, пропадающего интернета, исчезнувших драйверов. Только книги и добрые светлые люди.
Я всё ещё живу. Там. С ними.