Говорят, он носил вместе аметисты и жемчуг. Говорят, его пиджаки были вдвое старше его. Говорят, он слегка боялся зеркал. Говорят, его левая рука становилась его, лишь когда он держал в ней чашку напитка. Говорят, он был влюблен и от того, страшно рассеян. Говорят, он только пригрезился официанту в зелёной кофейне.
[640x480]

И не по ветру вьется река длинных черных волос, а ветер вьется по этой реке, ведомый мятущимися прядями и алыми складками одежды. И не запах цветочный расползается в воздухе и не запах кожи, умащенной розовым маслом, а лучшее розовое масло пахнет запахом бронзовой кожи. И не солнце белит задорную улыбку, а лучезарная улыбка играет с солнцем. И нет движений в ритме барабанов, а только барабаны и флейты подражают стуку шагов и звуку дыхания. Это танцует Нира, сестра и жена Нирана, прекраснейшая из прекрасных. Всякий пятый год, испокон веков, на рассвете Алого Дня выходит она танцевать на крыше Храма Божественной Пары, являя нам чудо своей красоты.

И не волчьи глаза сверкают из-за забрала, а молодой вожак стаи, только задравший оленя, являет отблеск этих глаз. И не грация снежного барса перенята в походке, а большая белая кошка училась след в след ходить по этим шагам. И не лунный отблеск играет на мече, а луна блестит его светом. И не пальцы превосходят металл силой, сминая его, как мокрую землю, а земля стала металлом, впитав твердость пальцев. И не наука лучших мирских воителей постигалась им год за годом, но сам он создал каждую из них, обучив когда-то лучших из лучших. Испокон веков, всякий пятый год на закате Алого Дня, стоя на крыше Храма Божественной Пары, Ниран, брат и муж Ниры, сильнейший из сильных, вызывает на бой лучшего война, являя нам чудо своей силы и чудо своего милосердия, всякий раз оставляя жить поверженного.

А когда проходит Алый День, они уходят в свои чертоги, дом Красоты и Силы, где живут следующие пять лет. Она танцует каждый день для него, а он борется ей на потеху с духами лучших воинов. И каждую ночь они дарят друг другу себя без остатка, каждую ночь Нира зачинает и рождает их дочь, Нейрану, спускающуюся утром на землю, чтобы подарить Любовь для каких-то двух смертных, как было испокон веков и как будет все века дальше.

Да что я вам это рассказываю? Через два годка будет время – сами все увидите и Ту, Что Танцует и Того, Что Борется. Легенды – это только слова, в них и толики правды не передано. Это все глупые люди написали да рассказали, а на деле все ещё краше и удивительней, чем на словах-то. Идите, дети, самое время коров с луга уводить, а мы тут с вами рассиживаем. – С этими словами высокий крепкий старик поднялся с камня, на котором сидел, оправил одежду, висящий на груди бирюзовый амулет – символ его принадлежности к сотне Мудрейших – и быстрыми шагами пошел в сторону луга, увлекая за собой толпу верещащей ребятни.

***
И не по ветру вьется река длинных черных волос, а сами волосы, колыхаясь, рождают ветер. И не шум проливного дождя слышится в шорохе складок одежды, а капли воды подслушали этот звук и выпросили себе в подарок. И не глаза цвета неба смотрят нежно и ласково, но небо разливает в себе их цвет от горизонта до горизонта…
Ты прерываешь свой танец на полувздохе, на полутакте, на полушаге, заставляешь время остановиться, напрячься и вздыбить шерсть на загривке, но кладешь на него свою мягкую тонкую руку, и оно успокаивается, принимаясь течь своим чередом. Мои мышцы слабеют, когда ты смотришь, я теряю четкость ударов и размеренность дыхания. Когда ты так смотришь, во мне теряются все мысли и образы, кроме твоего. Когда ты танцуешь, я смотрю на тебя одним глазом, я умею не забывать при этом о бое, но когда ты просто стоишь и смотришь… я не могу сосредоточиться. И я прерываю бой. Тень отбрасывает меч и ложится мне под ноги. Теперь только тишина и два наших сплетенных взгляда. Я вижу свое отражение в синеве твоих глаз: маленькое двуногое сплошь в черной одежде и латах, только два зелёных огонька сверкают на черном фоне. Я ныряю с головой в синий океан, плыву, все глубже, дальше. Мне не нужен воздух, ведь сам океан – воздушный, ведь океан любит меня…
Я улыбаюсь под шлемом, ты не видишь, но улыбка трогает уголки твоих губ.
-Может быть, ты все-таки станцуешь со мной? – твой голос безуспешно пытаются повторить сотни поколений музыкантов, но им никогда это не удастся.
-Ты же знаешь – я не умею. – Ты так любишь заводить этот диалог, неужели надеешься, что когда-нибудь я соглашусь? – Дело мое – сила, дело твое – красота. И ты никогда не возьмешь в руки меч, чтобы не загрубела твоя нежная кожа, как я никогда не смогу танцевать, ведь во мне слишком много, жесткости, игл и углов для хорошего танца. И я никогда не смогу обучить тебя воинскому искусству, ведь твои прикосновения способны лишь лечить, но не ранить. И ты никогда не сможешь научить меня танцевать, ведь всякое мое движение – удар или его отражение.
Ты киваешь и улыбаешься, ты подходишь ближе и двумя руками снимаешь с меня шлем; падают по плечам и спине легкие белые пряди, не короче твоих.
-Правда твоя, сестра, – говоришь ты, берешь меня за руку, скользят мягкие пальцы по грубой коже, и уводишь меня за собой.
Как бывает изо дня Читать далее...

Это цитата сообщения Тошиа Оригинальное сообщение

Легкие век

Сегодня началась осень.

Сидя на ковре в моей комнате, Сирой осознал и высказал ту идею, которую я в последствии совершенно разделил и сейчас, практически, выдам за свою. Есть на свете такие люди (не будем показывать пальцем на очередной раз прячущеюся от объектива небритость), которые называются скорочтенцами. В самом деле, я не знаю, как у них это и почему происходит (небритость говорит, что у ней это врожденное и наследственное, так что анализу не поддающееся), но если почитать разную литературу по развитию этого таланта (ну или божьей кары, тут, с какой стороны посмотреть), то можно узнать пару интересных вещей. Мы, простые смертные, читая текст, проговариваем его про себя. В детстве большинство из нас сначала училось читать вслух, потом уже молча, но многие до сих пор при чтении беззвучно шевелят губами или проговаривают внутри читаемый текст, хотя для осознания его смысла это не нужно, а только отнимает много времени. Скорочтенцы же ничего не проговаривают, воспринимают текст напрямую и от этого не только быстрее его читают, но и запоминают лучше. Я думаю (Сирой думает, я краду идею), что аналогичное происходит с творящими. Поступающая нам из Астрала\воздуха\Великой Небесной Книги информация проходит сквозь нас и выступает каплями на кончиках пальцев. Но одних приучили "проговаривать" про себя эту информацию, а других – нет. Вот одни мусолят месяцами маленький абзац, а другие пишут по десять страниц в день. Внутреннее чувство справедливости подсказывает мне, что и у того и другого способов бумагомарания есть плюсы и минусы; но чувство зависти упрямо твердит, что у второго способа недостатков либо нету вовсе, либо они гораздо меньше, чем у первого. В любом случае, здесь речь идет о внутреннем удобстве пишущего, о его уверенности в себе, а не о степени его "настоящести" как писателя. Я вообще не знаю толком, как делить на настоящих и ненастоящих, у меня сложные отношения с "труЪ" и "не труЪ", хотя бы, поскольку как, по-моему, не дели на "настоящих" и нет писателей\анимешников\меломанов \технарей\людей\девочек\мальчиков\андрогинов\собак\волков\витающих в воздухе частиц золы\влюбленных\психов-знаменосцев\эрудитов\коготамещёможновыдумать, я всегда окажусь за бортом, хотя упорно причисляю или хотя бы мечтаю причислить себя ко всем вышеперечисленным

Детская рассказка без намеков и посвящений

...мы не знали такого кошмара

Представь себе гвоздь, вбитый в открытую ладонь. Вокруг него задираются кусочки кожи, течет кровь, сукровица, застывает. Прилетают мухи, садятся. Появляется гной. Потом ткани гниют, мертвеют, отмирают вокруг железа. Гвоздь все также торчит, только ржавеет немножко.
Все что мы пишем, когда пишем "про любовь" это описание стигматов, судорог в пальцах, алой липкой жидкости на них, без описания гвоздя. Потому что гвоздь – это не то, что описывается с помощью чего-либо кроме как самого него. И ни один любовный лирик, безумный поэт, ни Шекспир с его сонетами, ни Данте, ищущий свою возлюбленную в раю, ни девушка, пишущая собственной кровью признание в кухне своего бывшего парня, ни он, превращающий её строки в самую болезненную песню, никто из них не продвинулся дальше вкладышей в жевательную резинку "Love is…". Да и надо ли что-то больше.

Это цитата сообщения Super_kid Оригинальное сообщение

Песня "Радиошторм". Текст

Слушай, я тихо ночью
Прорежу голос среди других
Неровный узнаешь с первых нот
По волнам пройду наоборот
Сигналом, я радиошторм

Я радиошторм...
Я радиошторм...
Я радиошторм...
Я радиошторм...

Видишь, я же обещал, что я вернусь
А ты боялась, глупенькая
Я всегда выполняю свои обещания

Я целил в грудь, в самое сердце
Пытаясь подобрать ключи к этой дверце
Хочу тебя видеть, мне плевать на погоду
Надо - создам для нас любое время года

Я приду к тебе в бреду по тоске
Как по полоске тонкой резкой лески
Тая намотаю часть её
И на твоё запястье, ведь ты - то счастье
В которое я никогда не верил
Отбрасывал, мерил

Слушай, я пройду к тебе
Сквозь любые форматы
Потому что среди других

Я радиошторм
Я радиошторм...
Я радиошторм...
Я радиошторм...
Я радиошторм...

музыка

Все нижеизложенное можно интерпретировать как угодно

[0]

Я не люблю мужчин.
Я не люблю женщин.
Я не люблю детей.
Мне не нравятся люди.
Этой планете я бы поставила ноль.
Рената Литвинова
"Офелия, безвинно утонувшая"/"Три истории"

 

 [1]

-Не приставай к коту, - говорит моя мать собаке, – кот – он тоже человек.
Это значит, что кота надобно уважать.

 

[2]

Ни один из них не назовется человеком, да разве ж только на уроке биологии, да разве только чтобы отвязались, не произнесет гордого человеквфутлярского "антропос", скорее смолчит, сложит крылья, прикроет веками нечеловечьи глаза. Потому что "человек", не Humanus – Human ругательство мирского языка, пустопорожняя оболочка, "рождается, умирает и если происходит что-то между, значит повезло". Они молчат и не смотрятся в зеркала, они рисуют свой образ ложечкой в кофе. Я люблю их, я сам такой.

 

[3]

Изворачиваю голову за девочкой-блондинкой лет четырех, одетой в синие резиновые сапоги и зеленый, задом наперед, сарафан. Нет никого кругом прекрасней этого ребенка. Туман говорит, что вряд ли отпустит меня гулять с его гипотетическими детьми в лес без присмотра.

[4]

-Вот, посмотри, видишь? Только в таком черепе мог зародиться Такой мозг. Умище гигантское! Мозг Человека! – говорит отец сыну, подводя его к витрине Тимирязевского музея с черепом не запомнившегося мне динозавра.

 

[5]

Как показывает жизненный опыт, незнакомый тебе человек, к которому хочется броситься поздороваться, пообщаться, познакомиться – это не человек, а, с вероятностью близкой к стопроцентной – призрак.

хвостик из одной странички ворда

Achtung! Восемь без хвостика вордовских страниц лытдыбра

Мне снился сон. В этом сне я держала тебя за руку и постыдно заплеталась в словах.

Я привез текстов, яблочно пахнущих букв. В самом-то деле немного, потому что не всегда удавалось писать, а иногда удавалось настолько, что тексты для вас разрастались почти в повесть, и я пока не знаю как и что сократить.
Я привез воспоминаний, о  визитах, об июльском дожде и августовской жаре, об улыбках и диалогах.
И что-то ещё, что пока не совсем довез.

черт бы тебя побрал, с твоей нежностью

она мне рассказывала. про тебя. я слушал и не слушал, ей хотелось стать облаком и Лилей Брик
ты мне рассказывал. про неё. светом и горечью, я не знал, что она - она.
она тебе рассказывала. про него. в слезах, говорила, что смешна
он тебе рассказывал. про них. он молчал, он сходил с ума
один из них приходил ко мне. не рассказывал ничего. я снова слушал и не слушал.
кому ты рассказываешь обо мне? и что?

про рассеянный свет; шумы; жесткость губ, подобранную от матери; оранжевый и синий, которых обоих не видно; чб; неожиданное количество пикселей

[598x600]

я всё ставлю Арефьеву, кофе варю, крепкий и, впервые в моей практике, вкусный.
вдруг ты услышишь звуки, почувствуешь запах и придешь.
постоишь у подъезда, покуришь, напишешь мне смску, забыв вдруг код моего домофона

преодолевая лесбийство и давние сексуальные травмы, теряясь, смущаясь и передозировываясь, отбивая его у его парня, с которым они были вместе три года... девочкам снова становится модно любить мальчиков.