Certe volte.
Иногда я вспоминаю.
Жарко. Открытое окно. Ветер безразлично касается белой занавески. Солнце медленно падает за горизонт, будто в чьи-то ладони. Но небо… небо почему-то серое, под кристально черными облаками.
- Признайся, ты забираешь цвета?
Улыбаешься.
- Нет, правда. Зачем они мне?
Скрываешь взгляд ярко-синих глаза в начинающемся дожде. И он, тоже кажется от этого ярко-ярко синим.
- Если тебе они не нужны, конечно, верни их, пожалуйста…
Все еще улыбаешься и отворачиваешься. Хочется улыбнуться в ответ. Устало прячешь плечи в колючий шарф.
А мне кажется, что мы уже почти, почти, почти…не знакомы.
Certe volte.
Иногда я вспоминаю.
Твои черные растрепавшиеся волосы и темно-вишневые губы. И теперь я знаю, куда падало солнце. Это были твои ладони.Это был твой горизонт.
- Вот… Это тебе.
Бросаешь его на подоконник и смотришь в окно.
По поверхности солнца пробегает паутинка трещин. Да так и остается.
- Зачем ты…
Плачешь, закрыв лицо руками, прислонившись к стене. Устало прячешь плечи в колючий шарф.
А мне кажется что тебя уже почти, почти, почти… нет.
Certe volte.
Иногда я вспоминаю.
Ты засыпаешь, положив голову мне на колени. И я ненавижу тебя.
- Я хочу, чтобы ты хоть что-то помнил обо мне…- тихо шепчешь, срываясь со слов на слезы. Сквозь сон. И они говорят гораздо больше.
Провожу пальцами по бледной коже.
- Ты ведь любишь меня, правда?
- Правда…
Улыбаешься. Смеешься.
- Я так и знал.
Все же засыпаешь. Я устало прячу твои плечи в колючий шарф.
Перекладываю тебя на шелк простыней и ухожу. Мне еще надо вернуть солнце…)
Certe volte.
Я иногда вспоминаю.

- Я хотел проснуться в твоих объятиях…
Твои глаза нестерпимо яркие теряют цвет и ты рассыпаешься. Вот так просто. Вот так навсегда.

Жарко. Открываю закрытое окно. Ветер безразлично касается белой занавески. Солнце медленно падает за горизонт, будто в чьи-то ладони. Но небо… небо почему-то серое, под кристально черными облаками.
- Признайся, ты забираешь цвета?
Но ты молчишь, и я улыбаюсь, вслушиваясь в тишину. Я ненавижу тебя. Вот так просто. Вот так до сих пор.

Я выиграл.
И в награду поцелуй со своей тенью.
На сведенных судорогой губах прорезается улыбка.
Последняя на сегодня.

Рассматривая себя в зеркале, никогда не могу понять – то ли я безумен, то ли мое отражение.

Твой голос катастрофически несовершенен. Если долго петь, то он сведет с ума. Не так уж и плохо, правда? Сводить с ума. Мне до сих пор не хватает твоих пальцев в объятии тонких колец.

Рассматривая себя в зеркале, никак не могу понять - то ли я старею, то ли мое отражение.

Тебе вновь обрезают крылья, ты слишком любила жить. Впрочем это проходит, дорогая. По твоей спине расползается ржавый узор крови. На вкус как переспелая рябина. Впрочем это тоже проходит, дорогая.

Моя жестокая ведьма –
Королева пурпурной реки.
Ей не нравятся мои песни
О долинах, что не найти,
Ей не нравятся мои розы
И не нравятся мои сны.
Она вновь уходит под воду,
Королева пурпурной зари.

Под ночной грозой в кружевах реки ты танцуешь свой танец.
Звезды пали вниз к серебру воды. Звезды лишь потеряли память.
По дороге в тишь, в даль, которой нет, я уйду, чтоб найти дракона.
Я сплету тебе из драконьих слез безупречную сталь короны.

Моя жестокая ведьма –
Королева пурпурной реки.
Ей не нравятся мои песни
О долинах, что не найти,
Ей не нравится ни корона,
Ни звезда в золотой пыли.
Лишь безумно ей жаль дракона,
Из пурпурной…пурпурной воды.

Под ночной грозой в кружевах реки ты танцуешь свой танец…
Звезды пали вниз, разбивая сталь. Звезды лишь потеряли память.
По дороге в тишь, в даль, которой нет, ты уходишь, моя королева.
Ты прости мне грусть и печаль мою в изумленно-прощальных напевах.

На самом деле решил возродить дневник.
Тем более, что сервер мне нравится...))

Жду снега...белого и пушистого)

Быть прозрачной, как воздух? Ты все же попробуй.
Легче первого снега в пришедшей зиме?
Ярче лучика солнца в такой же свободной…
В такой же свободной и грустной воде.
Ты дыши. Не сдавайся. Нам только дорога
Ленточной вязью несбывшихся снов.
Эта жизнь как цветок, как цветок-недотрога
Скрывает под листьями жала шипов.

Быть прозрачной, как воздух на крыльях синицы.
Быть прозрачной, как ветер, как полночь, как дождь.
И смотря в отраженье слезы на ресницах,
Знать, что дальше уже никогда не уйдешь.
А в ладонях обрывки вчерашнего лета….
Сохранила? Я тоже. До боли смешно.
Ты осталась тогда, на потертой кассете
На последней секунде в забытом кино.

Мы учились летать. На длинных остроугольных крыльях, изрезанных темным узором. Они всегда меняли цвет, но узор оставался все время одним и тем же. Точь-в-точь, как и мы. Мы учились летать. Всю жизнь: пока были детьми; сумасшедшими подростками со своими тараканами в голове, если там, конечно же, не водилось кого покрупнее; людьми, которые раз за разом пытались, наконец, отвыкнуть от этой дурной привычки и твердо встать на землю. И даже когда ты…исчез. Все равно.
Мне сниться, как ты протягиваешь мне свою ладонь (все время теплую) и делаешь со мной первый шаг. Как ты разворачиваешь полотно своих крыльев и единственным взмахом рвешься вверх, рассыпая по воздуху капельки ветра. Они еще немного парят надо мной, а потом спускаются прямо к ногам. Твоя обычная детская игра.
Нет-нет-нет, не получилось у нас. Стать взрослыми. И не могло никак получиться. И когда над головой стрекочет край неба, нет ничего легче, чем упасть в него. А потом долго искать друг друга, почти волнуясь, но, зная, что все равно найдешь.
Я бы всегда говорила тебе что твоя, а ты бы с усмешкой отвечал:
- Нет, мы принадлежим небу.
И я бы шепотом повторяла: «Принадлежим»
А теперь я спрашиваю себя, стал ли ты для меня Небом…и я для тебя? И каждый раз отвечаю – нет. Это слово вырисовывается тем самым узором, которым исписаны крылья всех окрестных бабочек.
Нет-нет-нет. Свобода, вот что значит небо. И если оно любит кого-то, то убьет любого, кто встанет между ним и тобой. Каждого, кто будет мешать. Но разве свобода такая? Разве так?
Бешеный ритм сердца, пунктирная линия пульса, полет на грани своей и твоей жизни… и лететь над самой свободой, так за всю жизнь и, не узнав, что там, за пределом этого неба.



«…за пределом этой свободы. Иногда я жалею, что так и не позволила себя приручить. Иногда мечтаю все вернуть. Но прежде, скажи, ты позволишь оставить мне наши крылья? Тогда бы я могла приносить тебе по утрам догорающие звезды и отблески молний. Тогда бы я могла падать вниз и лишь надеяться, что ты меня поймаешь. И ты бы каждый раз боялся, что я не вернусь, а я бы все равно возвращалась. Скажи, разве нужна мне была такая свобода? И еще, я вспоминаю, когда ты еще… не исчез. Я каждый раз вспоминаю. И прошу, возвращайся. Мне бы хотелось предать небо, ради тебя.
Элизабет».
Я смяла лист белоснежной бумаги, исписанный тонкими буквами не ровного почерка. Чушь, какая же это чушь. Серая мягкая шаль скользнула на плечи. Серебристо-русые волосы уютно обвили шею, а в глаза забрался туман от сигаретного дыма.
«Курение опасно для вашего здоровья».
Я перевернула пачку сигарет.
«Курение – причина заболевания сердца и легких».
Сердца… что вы знаете о сердце. Ту дрянь, которой оно болеет, называют – жизнь. По крайней мере, мое и, по крайней мере, я называю. И в этом смысле сигареты очень даже полезная вещь. А легкие? Легкие они на то и легкие, что бы со временем медленно, но упорно вывесить табличку «в отпуске».
А завтра твой день рождения. И мои мысли никак не могут успокоиться и оставить тебя в покое. Странно, не правда ли?
Я медленно дошла до столика в прихожей, оставляя за собой дорожку, да нет… тропинку синеватого дыма. Стянула с него ключи и захлопнула за собой дверь.
Лестница, рваными ступенями струилась вниз к входной двери. Сбежать бы по ней, но что-то тянет обратно, в душную однокомнатную квартиру на третьем. И я иду, тяжело ступая на каждую ступень…вниз. И воздух кружит вокруг, становясь, все гуще и гуще, накаляясь и обжигая эти самые легкие.
Вырвалась, оглянулась на окна, улыбкой выстроившиеся в линии.
Наверное, надо все же бросать курить.
Вытащила из-под шали волосы, уложила их на одну сторону, ветер тут же выхватил тяжелые прядки и сбросил их на лицо. Паутина… сквозь нее на меня смотрела осень. Та самая. Казалось бы почти обыкновенная. Кружились, падая самые обыкновенные пожелтевшие листья, а самые обыкновенные лужи блестели самой обыкновенной водой. Хватит. Не хочу больше!
Добежать до угла дома и пройтись по его каменной кладке кончиками дрожащих пальцев, уже почти замерзших.
Нет-нет-нет…не получилось у нас.
- Сейчас весна. – говорю я себе. И опавшие было листья, взмывают обратно вверх, как будто взмахнув невидимыми крыльями. Один лишь единственный раз.
Но нет солнца, только облака. Серо-зеленые, как иногда мои глаза. И фраза о том, что сейчас весна на промозглый холод, поселившийся на улицах, не влияет. Кончики шали, сжатые в одном кулаке выбираются наружу и щекочут кожу. Я снова ловлю их, приманивая раскрытой ладонью. Мне бы хотелось поймать так ветер. Знаешь?


- Привет.
Худая девушка в длинном темно-бардовом платье, закрывающем плечи, но оставляющем открытыми тонкие руки, склонила на бок голову.
- Как ты?
Светлые, очерченные бахромой ресниц глаза пристально вглядывались вдаль. Черты лица, будто специально заостренные, застыли. Так же неожиданно, как и дрогнул голос в первом слове.
- Нет, стоило начать не так, правда?
Ветер смахнул с узкой дорожки пыль и бросил ее в собранные в строгой прическе волосы, Читать далее...

Не/возможно ты любишь...меня. весна.
лето. нас не/было.
Нашей любви...листья..скрученные..инием. су-дорогой?

Белый цветок, алые губы. Поцелуй на шелковых листьях рассыпается тонкими рваными жилами.
Алый цветок, белые губы. И вниз по коже бежит струя горячей крови.
Поцелуй…удар.
И слетают хрустальные капли росы.
Вкус…
Это вкус холода.
Дыхание…
Это дыхание ветра.
Такт в такт. И обвивают тонкие линии, впиваясь в запястья…
Серебряные вены, окровавленный кинжал. Это не убийство. Это страсть.
Окровавленные вены, серебряный кинжал. Это там, изнутри. Такт в такт.
Поцелуй стали и сердца.
Это не смерть, это новое перерождение. Такт…в такт.
И бредёт безумие желтым взглядом.
Вкус…
Это вкус яда.
Дыхание…
Это дыхание страха.
И звенящая тишина, наполненная ритмом танца.
Это танец на лепестках цветка, расползается рваным шифром…
Это узорные кружева смеха спиралью спадают к ногам.
И исчезают, ввинчиваясь в камень струями горячей крови.
Это взгляд холода из-за хрусталя прозрачных глаз.
Это дыхание…такт в такт.
И это сердце…такт…в такт.
Кто же ты? Кто же ты, звезда острые грани?

Белый цветок, алые губы. Стелется листьями крик.
Алый цветок, белые губы. И в ладони ссыпается серебристая пыль с догорающей ночи.
Поцелуй…взмах снежных крыльев.
И уже практически не коснуться.
Вкус…
Это вкус разлуки.
Дыхание…
Это дыхание наедине… с собой.
Но почти без тебя.
Почти…

Феникс. Эффект возрождения..

Златовласка моя, Златовласка…Глаза цвета ветра, да голос – перезвон ручья.
Венчаны плечи жемчугом…
Тихая моя…тихая. По следам зари…по песку белому…
Где же ты, моя нежная?
Златовласка моя…Златовласка…Глаза цвета…ветра…Да голос…перезвон ручья.
Выскользнула из ладоней шелковой лентой, взмахнула крыльями-инеем… И рассыпалась… Пеплом… золотым-золотым пеплом.
Где же ты моя..?
Клонится солнце к горизонту. Тонкой грани прозрачной…
Стелется под ноги свет опавший…бьется в дыхании…в стуке сердца…медленным медным ядом. Терпким-терпким. Или чуть горьким? Не разобрать.
Клонится солнце к горизонту. Прячет в его тень отблески…
Крошится за край. Быстрыми осколками… или медленными, не разобрать…
Струятся друг к другу пепельные перья, сплетают силуэт твой.
Тонкий…хрупкий…живой.
Златовласка моя, Златовласка. Птица огненная… Завтра ты опять умрешь.

И был дождь. И завтра она действительно опять умерла.
И был дождь. И уводил он за своими струями золотой пепел…

Где же ты моя?

И ловил…пытаясь в пальцах удержать.
В смешном объятии.
А дождь размывал ее тело…
Золотой-золотой дождь.

Где же ты?
Златовласка моя, Златовласка…Глаза цвета ветра…Да голос…перезвон ручья…
Где же?

Вернулся.
На улице чертовски жарко.
И это мне столь же чертовски мешает дышать...

Ветры тлетворные,
Ветры не верные.
По сердцу подковой разорванных слов.
Чья это песня,
Горько-надменная
Сливается с криком растоптанных снов?
Чья это песня? Чей этот голос?
Срывающий звуки до диких октав.
Ветры тлетворные,
Ветры не верные…
Это уставший, терзающий страх.
Песня по горлу
Сталью кинжала.
Кровь омывает берег любви.
Кто-то оставленный
Кто-то надломленный…
Кто-то поет. Так может быть ты?

Пылай мое имя! Рассыпься!
На яркие звенья ручья!
Смотри! Наша вечность – волчица
Со взглядом слепого дождя!
Смотри! В вальсе звезды кружатся,
Вскрывая собой небосвод!
И снегом в ладони ложатся…
И стынет в крови алый лед.
Кричи! Это только лишь ветер!
И боль это способ уснуть,
Когда любят нежностью плети
По коже протянутых рук,
Когда прорывается смехом
Сквозь шрамы седая луна,
И дым сигарет тлеет эхом
На гране разреза зрачка.

Когда-то научившись ценить одиночество… ты никогда не сможешь забыть его противоположность.
Когда-то научившись причинять боль, ты никогда не поверишь, что можно жить без нее.
Когда-то попробовав ярость, ты не сможешь от нее отказаться.

Я одержим одиночеством… я одержим болью и яростью. И я буду жить пока по середине лета не прорежет небо снег…и пока не наступит зима.

Глупая вечность ушла искать границы.
Для одиночества, для боли и для ярости их нет.
Есть только металлическая ледяная цепь, обвивающая шею холодом звеньев, не дающая дышать.
Но мне дышать не нужно.

Виктоар Фаянсэ.

Никто никогда не понимал, почему он так поступает.
Никто никогда и не старался понять, кроме старого отражения в зеркале, сейчас валяющегося осколками на полу в сумбурном наброске нового танца.
Где же ты черный галстук-удавка?
Терпение. Тишина полоснет своей гибкостью по горлу…
Мой голос сладок, кровь же горька…

Он не умел летать, но любил гулять по карнизу и стенкам домов, проходя от окна к окну по следам свежего ветра.
А у меня нет ничего что бы ты мог отнять.
Кроме темноволосого мальчишки с плетью из вельветового моря.
И прижимать к себе его крылья, стараясь согреть прожженные сигаретами вены.
Мое нежное одиночество… мне иногда так трудно тебя любить.
И в рубиновых струнах скрипки путается привкус соленых слез. Ты любил огненно-кровавые цветы вплетать в длинные волосы. А я срывать их сечением серебряного ножа.
И вдруг промахнувшись…

Я приеду. 7. скинешь в приват номер?

простите, инета временно нет, да и меня тоже...)
скоро вернусь..)

Только тише,
Поверь, моя птица:
Снег растает на бледных губах.
Сердце бьется
И я его слышу,
Пусть застывшее в вечных волнах…
И жестокий порыв белых крыльев -
Одиночество в ярких глазах.
Только тише…
Поверь, моя птица:
Снег растает на наших губах.
Разорвутся сплетенные кольца
Золотых обжигающих рун.
И дотронувшись
С яростью ветра
До запутанных в памяти струн,
Мы исчезнем, прольемся дождями
На ослепший от солнца асфальт
И уйдем вслед за тенью словами
В тихий шепот преступных наяд.

И ты летел на холодный огонь. и ты любил его.
А огонь, хоть и горел, но оставался холодным.
Блестящие, переливающиеся искры тепла вместе с дыханьем и простыми словами.
Такие невыносимо трудные фразы, так легко давались.
"я тебя люблю"
И развеивает ветер их по свету погасших звезд
Вместе с мириадами частичек пыльцы на крыльях оседала грусть.
"Я так безумно...так неправильно тебя люблю.
И я чувствую, мой огонь, ты поглащаешь меня."
Тускнеет затейливый рисунок, узор из полу-весны полу-прошлого дня.
Смывается вместе с последней минутой этой ночи,
Вместе с первой минутой новой мысли.
"и так будет лучше"
Радужные крылья тлеют, прогорают... становятся белыми-белыми, как первый снег, еще не коснувшийся земли.
И ты думаешь, что лучше бы не любил, лучше бы всегда оставался просто листком, куражащемся на прозрачном смехе жизни.
А песок протекает сквозь стеклянную оболочку, сквозь пальцы, сжавшие в объятьях слезы, в попытке удержать себя.
Тает память, запутывается в исчерпавших себя мгновениях.
и эхом отражается прошлое...
"я люблю....тебя...люблю."
После прошедшего запаха близости...
"жить без тебя...так трудно. будь со мной. я скучаю."
Перед заново повторяющимся ощущением безнадежности.
"ты мой, помнишь? ты мой, а я твой...не забудь."
И не нам винить если все же забывают,
Но нам самим никогда не забывать.

Я люблю всего раз в жизни. а остальное лишь привязанность, замена того, что не состоялось...того, что забыли...того, что оставили где-то вне себя. Выбросили за шелуху своего сердца, за хрустальную паутинку нас с тобой.
И теперь этого нет...нет такого слова как "мы", а есть отдельно "ты" и отдельно "я"....
когда кончаются слова, начинаются чувства, когда кончаются чувства, кончается жизнь.
И белые крылья, рассыпаются в прах прошлого.
Ты любил холодный огонь.
А огонь хоть и холодно, но любил тебя.

жуть...умираааю.....спааать хочу....и я больше никогда-никогда не буду танцевать на сцене...))))))))))

Он остался без права на память.
В глухом времени тысячилетней тишины.
Без зрения, но с сердцем, которое не бьется.
Застыл, на ладонях протянув его к лучам черного солнца, расправив крылья из шелковых лент.
И этот мир, в котром вечное солнечное затмение.
И эта жизнь, в которой нет стука пулься под тонкой кожей на запястье.
А ветер срывает невидимые листья с серых деревьев и, как пыль, гоняет над сухой землей.
Реальность разрезанная ирреальностью.
Момент полета, остановленный на затертой видеопленке.
Повторить, переснять.
B смерть на грани воздуха и кнопкой REC.
В черно-белом, немом кино.
На краешке песочного мира, в самом центре исчезающих начальных велечин.
Отыскать себя в закатном море.
Отыскать тебя в рассветной дымке тумана.
На осколочках звезд, упавших на песчаную гальку перекрестка теней...

Грррр...скучно! скучно! и еще раз СКУЧНО!
Мой ночной режим полетел ко всем чертям.
Настроение...не будем о настроении...ограничусь фразой "а оно ушло нафиг, далеко и на долго"...
Кто бы для меня чудо сделал...
А то я как царевн-несмеян...скучно мне...пойду Рагнарек устраивать, вдруг повеселеет.
Кто-нибудь со мной хочет или все тоже скучные?