Как любил одну девчонку, ни кому не говорил.
Просто он любил и верил, лишь её одну любил.
Сочинял стихи и песни, пел среди друзей,
Только ей. Лишь только ей.

Тополя, тополя, тополя.
Пухом белым укрыта земля,
А девчонка всегда лишь смеялась, она
Говорила что всё ерунда, ерунда.
А девчонка всегда лишь смеялась, она
Говорила что всё ерунда.

Как-то вечером дождливым, он спешил к себе домой.
Вдруг увидел как девчонку, обнимал пацан другой.
Поздоровался чуть слышно, и глаза отвёл.
Вечером с гитарой больше, больше не пришёл.

Тополя, тополя, тополя.
Пухом белым укрыта земля,
А девчонка, уже не смеялась она,
Все слова его вдруг поняла, поняла.
А девчонка, уже не смеялась она,
Все слова его вдруг поняла.

Каждый вечер ожидала, думала о нём.
Через месяц лишь узнала, что призвался он.
Вдруг письмо пришло с границы, и она прочла,
Всё что не успел сказать он, а в конце слова:

«Тополя, тополя, тополя.
Целовал он тебя, а не я.
Этот пух тополиный, глаза мне открыл.
Признаюсь, я любил, я любил.
Этот пух тополиный, глаза мне открыл.
Признаюсь, я любил, я любил». (с)


Парень отложил гитару и, улыбнувшись, прикрыл глаза. В тихом ночном небе переливались звёзды и светила полная луна. Тихая трель сверчков умолкала вдали, потрескивал костёр, журчал где-то рядом ручей.
- Сыграй ещё что-нибудь.
Голос прозвучал странно тихо в этот момент и парень, открыв глаза, посмотрел на Анжелику, девушку Павла, что сидела сейчас рядом с ним. Павел, обнимая её за плечи, прижимал к себе, тихонько прикоснулся к её виску губами и что-то прошептал на ухо. Анжелика, улыбнувшись, посмотрела на него и ткнула в плечо кулачком.
- Ну тебя. Вечно ты со своими приколами. – Она вновь перевела взгляд на игравшего парня. – Сыграй что-нибудь ещё.
Она его не знала, вернее, познакомилась впервые здесь, на берегу моря, когда своей компанией они приехали отдыхать. С Павлом Анжелика встречалась всего полгода, но по разговорам друзей, это могло перерасти в свадьбу.
- А вы хотите, что бы я спел, или сыграл? – Он встал и подошёл к костру, протягивая к нему свои руки, они казались светящимися в темноте, словно горят.
- А можно сыграть так, что будет казаться, словно это не музыка, а песня? – Анжелика смотрела на его руки и думала, что он может, если захочет.
- Можно, но у меня это не получается. – Он улыбнулся и, сев на своё место, взял в руки гитару.
Тонкий, нежный протяжный звон первой струны, уносился куда-то ввысь, вот следом за ним сорвался низкий, басовый голос шестой, уносясь в темноту леса. Мелодия начинала расплываться по поляне, разлетаясь в разные стороны, низкими и высокими нотами, мягкими и нежными, кажущимися звуками ручья и ветра, шелестом листвы и звоном дождя. Он играл? Нет, скорее он просто думал, думал через струны, думал о чём-то необычном, играл не только руками, но и душой. И казалось, что ещё миг, и природа будет подпевать ему. Когда он завершал, и мелодия становилась всё тише и тише, костёр словно зачарованный слушатель замер, языки пламени притихли, и стоило погаснуть последнему аккорду, как он вновь стал жить своей жизнью.
Кто-то неловко сделал шаг, и под ногой треснула ветка, словно пробудила от чего-то необычного всех слушателей.
- А… - Анжелика что-то хотела сказать, но не решилась.
- Никит, слушай, ты лучше бы сыграл что-нибудь, где можно проорать и оторваться. – Александр подошёл к нему с бутылкой водки и наполнил стаканчик. Затем разлил по всем.
- Ты же знаешь, что у меня репертуар очень ограниченный. – Поднимая свой стаканчик, ответил Никита.
- Знаю. Сначала давайте выпьем. Ну, за встречу, за то что собрались уже пили, а вот за то, что Ник вернулся из армии, мы ещё не пили. Два года прошло, для него, скорее всего, проползли, – он посмотрел на Никиту и пожал плечами.- Я то не служил, мне и сборов хватило. Вот он снова с нами, в нашей компании, надеюсь, что мы так и будем собираться, традиции нельзя забывать, как нельзя забывать и друзей. Выпьем за…
- Хватит что ли, короче, пора фестивалить, а он всё филармонит. – Славка не любил долго ждать, если разлили. – В общем, за тебя Никит, за то, что вернулся, хоть и другим.
Все выпили, поддержав тост, а вот Никита сидел и не пил, он смотрел на Вячеслава и как-то всё не решался выпить. Похоже, слова его застали врасплох, он хоть и понимал, что в чём-то его друг был прав, но всё же. Но вот он, тряхнув головой, выпил свою порцию горячительного напитка.
- Славян, а что, это так заметно? – Никита спросил Вячеслава только через пару часов, когда уже многие успели набраться, когда пошли пляски под гитару, когда на часах было уже около двенадцати ночи.
- Что заметно? – Без всякого удивления, но с заплетающимся языком, спросил Слава.
- Ну что я другой. Ты так сказал недавно.
- Я? – вот сейчас появилось немного ощущения, что он удивился.
- Ну да, не я же. – Никита начал понимать, что от Вячеслава не дождёшься больше ничего, кроме как вопросов. – Ладно, давай споём «нашу» что ли.
Вячеслав закивал и, хлопнув по плечу Никиты, поднялся, Читать далее...

Прошло уже чертовски много времени, когда мой отец, по рассказам моем матери, приёмной матери, ушёл в лес. Эта женщина, что унесла меня на руках от убийц, ещё новорожденным воспитала и вскормила меня. Сколько же ей было тогда? Если мне сейчас двадцать пять, значит, тогда ей было что-то около двадцати, ну да, двадцать ровно. Хмм, как быстро летит время. Странно, я чувствую странное стремление жить, хотя понимаю, что я не живу. Кто я? Я сам ещё не знаю. Прошло слишком много лет, а я до сих пор не знаю. Мать не помнит точно, что произошло той ночью, да и что-то подсказывает мне, что она говорит мне не всё. Скоро день моего рождения, день, когда мне исполнится двадцать пять, ещё чуть-чуть. Я сижу в комнате, которую по праву можно было бы назвать логовом. В ней темно, занавешенные окна не пропускают солнечный свет. Они открываются мной лишь тогда, когда на небе восходит луна, не важно какая, главное луна. Сейчас там, на улице светит солнце и матушка наверное готовит что-то поесть, странно. Я отношусь к ней как к родной матери, настоящей, хоть она и открылась мне. Матушка. Она была со мной всё это время, рядом, когда мне было плохо, когда я радовался, я делился с ней всем, но мне всегда не хватало отца. А иногда, казалось, что не хватает его и ей. Странно, она никогда его больше не видела, лишь однажды, и матушка рассказывала мне о нём каждый раз, когда я просил об этом. Смотря в её глаза, виделось мне что-то другое, что-то иное, совсем из дрогой природы, не человеческой, а скорее звериной. На протяжении пяти лет, я замечаю за собой странные манеры поведения и общения, отличные от других. Недавно, я взглянул в зеркало и увидел не себя, вернее это был я, но и не я. Зверь, так, наверное, правильнее было бы сказать. Я поведал об этом матушке, и она вдруг вздрогнула. Я крепко обнял её и сказал что всё будет хорошо, но понимал, что она напугана, и этот страх я не мог не почувствовать. Тогда я понял, что жизнь моя должна скоро измениться. Шли дни, и я ждал, ждал и надеялся, сам не зная на что.
Откинувшись на спинку кресла, буквально лёжа в нём, я услышал голоса, тихие, но не от того что кто-то пытался быть не услышанным, а просто разговор был достаточно далеко. Я поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл её. Прикрыв глаза, я уже по привычке вслушался в окружающий мир.

- Ты же знаешь что я не могу без тебя, уже давно знаешь. Ты заменила её, она в тебе словно была, но это ты, ты другая, ты не она. Но ты…- голос был мужской, немного грубоватый, но не резким.
- Что я? Ты ушёл тогда, а вот год назад пришёл ко мне, почему только год назад? Почему? – я чуточку удивился, потому что матушка говорила резко, осуждая, она злилась, а я это ещё и чувствовал. Медленно двинувшись вперёд, я продолжил слушать.
- Потому что только год назад я нашёл последнего убийцу.
- Но ты не подошёл даже ко мне. Ты посмотрел на меня с другой стороны дороги и … и ушёл… исчез… и вот опять…
- Я не мог иначе.
- Мог, должен был, я ненавижу тебя, за то, что ты далеко от меня. Понял? НЕНАВИЖУ!

Я кинулся по лестнице вниз, на кухню, где шёл разговор, потому как матушка уже кричала, я собирался остановить это, прогнать незнакомца, но опоздал. Матушка сидела за столом и плакала. Яркие огненные волосы распались по её плечам, что содрогались порой от рыданий, я никогда не видел её такой.

- Он ушёл. – Еле слышно сказала матушка и обняла меня. – Он уже не вернётся, а он мне так нужен. Я просто устала жить с ним только во снах, он мне нужен рядом, здесь, как ты сейчас, что бы мы жили семьёй, что бы мы были одна семья. А он боится причинить боль.
Я не знал что говорить матери, лишь тихонько гладил её по голове и спросил лишь одно.
- Это был мой отец?
Она не ответила, просто кивнула и, отстранившись от меня, встала и пошла к себе в комнату, но на лестнице остановилась.
- Он сказал, что скоро и тебе придётся измениться, и что вы встретитесь с ним. А я хочу, что бы мы были вместе. Всего лишь, что бы мы были все вместе. – Голос её мне показался таким уставшим, каким я никогда ещё не слышал. – Сладких снов сынок.
- Сладких снов мама. Всё будет хорошо, ты же знаешь, что по-другому быть не может.
- Знаю. – Ответила она, улыбнувшись, и ушла к себе.
Я ещё какое-то время стоял посредине кухни и не знал, что мне делать. Захотелось побежать за отцом, и вернуть его. Но куда?
Утром, я увидел матушку счастливую и светящуюся, она бывала такой, редко, но бывала. Не выдержав, я спросил её об этом, как только сели за стол.
- Что с тобой? Ты давно такой не была.
Матушка промолчала, лишь смущённо опустила взгляд и взялась за чашку с кофе. После того как кофе было выпито, она подмигнула мне и, наконец, ответил.
- Он ждёт тебя сегодня в лесу, говорит, ты сам найдёшь его, как только войдёшь в лес и почувствуешь, как меняешься.
- Меняюсь? Откуда ты знаешь? И что с тобой происходит?
- Он ждал меня, и он не сердится, он был такой… - на щеках у матери появился румянец, и я не стал уточнять, какой был отец.
- Ясно, я сегодня же пойду к нему, странно, если тот волк во Читать далее...

«Что за тайное поведение, что за тупое выполнение неизвестного, что за идиотизм, который мы выполняем по единому решению мысли командования, может стоит воспротивится? Силы зла, кто мы? Странно, раньше я не задумывалась о том, что происходит, что я делаю, а теперь хочется. Может, стоит прислушаться к мыслям? Да, они такие новые, но откуда они? Ах, наверное, нужно открыть глаза и всё же посмотреть туда, туда, где я впервые увидела его? Ах, как хочется и страшно. Что это за новое чувство, что это за новые мысли? Как же они заманчивы. Я понимаю, что я изменилась, понимаю и ничего не могу сделать с собой. Странно, мы всегда были на службе сил зла, зачем они послали меня в этот мир? Но как хочу открыть глаза, как я устала от темноты и пустоты. Может открыть глаза? Но… Нет, не имею права, приказа нет, а я повинуюсь лишь приказам своего повелителя. Но зачем мой повелитель бросил меня сюда? Я самая лучшая, он во мне не сомневается и верит в победу моего таланта. Это же глупо, он знает, что есть те, кто лучше меня, а может нет? Хм. Я хочу открыть глаза, ну хватит пустоты и темноты, позволь мне это сделать, хозяин. Позволь».
Тишина ответила бесовке, она уже третий день была в состоянии сомнения и непонимания. Всего семь дней назад её отправили в мир людей, всего семь дней небес, а по человеческим меркам семь лет. Как это утомляет падших ангелов, когда они в неведении ожидают приказа, но его нет, нет и нет. Она сидела в мягком кресле, перед камином, в котором давно потухло пламя, она сидела уже три человеческих года. А мысли всё не покидали её, искушение в её вере в повелителя. Странное слово для падших ангелов, искушение, но оно присутствует и среди них. Никаких чувств, их создавали что бы убивать и снова бить. Они были и будут воинами, воинами там, где прикажут и жертвами там, где укажут. Сейчас она была воином, её цель была там, где она была когда-то, была человеком, она знала этот мир, знала и не желала возвращаться туда. Но приказ и нежелание забыто, как и всё что не нужно в её сознании для выполнения миссии. Она была безупречна, у неё не было промахов, у неё не было не выполненных заданий. Она всегда была победителем, она была великолепна. Прекрасный облик давал власть над мужчинами, давал всё нужное и не нужное. Она пользовалась и уничтожала, пользовалась всем, что помогало в достижении цели, пользовалась чувствами, душой, сердцем, проникая в сознание и поселяясь там. Она была Ангелом смерти, она была смертью в мире повелителя. Но сейчас уже три дня и тишина.
«Почему же ты молчишь, почему? Я бы выполнила приказ, не давай мне думать, я должна действовать, я устаю от бездействия. ДАЙ МНЕ ЦЕЛЬ. Почему я должна ждать? Дай цель. Дай цель или верни. Мои руки жаждут крови, я уничтожу парочку людей? Позволь, ну дай хоть знак».
В ответ тишина. Бесовка боялась открыть глаза, и она это чувствовала. Она почувствовала страх от мысли. Она поняла, что не одна, что рядом кто-то есть, но она не могла открыть глаз. Тишина пугала своей тишиной, словно все звуки исчезли, те звуки, что доносились через бронированные стены комнаты заточения. Но рядом кто-то был. Руки наливались болью, она чувствовала боль, чувствовала страх, чувствовала пустоту, чувствовала холод. Всё сразу. Никогда ей не было так холодно. Алые губы разомкнулись, выпуская воздух из лёгких. Он словно дым медленно поднимался к потолку, растворяясь в пустоте. Холод окутывал её огненное тело. Дрожь пробежала по её спине, дрожь от страха. Смертельного страха. Почему сейчас он овладел ей, она не знала. Она была воспитана не бояться, и она не боялась. И теперь это удвоило её страх, она испугалась впервые в своём нынешнем облике. Падший ангел, бесовка при жизни человека, она испугалась впервые. Почему сейчас? Почему в этот миг? Она не понимала. Но открыть глаза, она не смела, она не могла нарушить приказ.
- Пора. – прошептал голос, незнакомый голос, мужской. Такой нежный, мягкий, мягкий словно бархат. Он вселял спокойствие и веру. – Идём.
«Кто это? Зачем он зовёт меня? Нет, я не пойду. Нет. Но как хочется. А вдруг это он? Вдруг это он. Я видела его только раз и не могу забыть. Открыть глаза и увидеть. Но это нарушение приказа, зачем он делает это, зачем он хочет меня увести? Может это испытание? Да, наверное. Тогда надо оставаться на месте. Да, я остаюсь».
Бесовка ещё раз глубоко вздохнула и вопреки своему желанию встала. Саван, что укрывал её спал, освобождая прекрасное тело, крылья расправились и укрыли её куполом чёрных пушистых перьев, словно со стыда прикрывая её наготу. Бесовка улыбнулась, не открывая глаз протянула руку к камину. Она сделала шаг. Изящное движение казалось распутным и скромным одновременно, она казалась одетой, хоть была обнажена. Словно это была не нагота, а лёгкий саван красоты, телесной женской красоты, безупречности и идеала. В неё нельзя было не влюбиться, и это было оружием. В камине слабо заиграли языки огня, появляясь из пустоты, они сплетались в одно большое пламя. И вот уже камин в рост человека, пылал пламенем, словно его облили Читать далее...

Я открыл окно и увидел… Я увидел тебя? Нет, это была она, Смерть, тебя не было рядом, а так хотелось увидеть. Что ж.
Проститутка, грубо и грязно. Ночная бабочка, да. На всю ночь, но всего два часа будет достаточно.
Чёрный саван, накрывающий белоснежные одежды.
- Ну что ты смотришь? Тоже два часа?
Я киваю. Не знаю зачем, но даю ей белые фигуры. Она плавно, словно паря над полом, подходит к столику и садится, я сажусь напротив и смотрю на доску, словно вижу её в первый раз. Смерть делает первый ход и переворачивает песочные часы. Время… а на что оно теперь мне? Разве есть смысл в этом времени? Нет… Нет. Но игра начата и надо отвечать.
- Прошу, твой ход малыш.
Малыш? Улыбка и досада… Да. Малыш, да что там, всего-то 24, а ей? Я малыш для неё. Но…

Ход, ответ… ещё ход, ответ… атака, защита… пал офицер, солдаты один за другим, башня атакована кавалерией, что это?
Вспышка…
Латы… сверкают в лучах заходящего солнца. Стрелы и копья взметаются в короля. Кто это? Что? Второй офицер закрыл короля. А кто я? Я. Солдат, а там? Там впереди? Там она? Да, она. Я узнаю её, это она и всё так же в чёрном поверх белого. Королева смерти.
Вспышка…

- Не смотри туда. – тихий шёпот и новый ход. – Шах.
Офицер закрывает короля, и… да. Последняя пешка.

Фигуры выпадают из слабеющих рук, словно капли крови, срываются с кончиков пальцев красные фигуры. Да, я играю красными. Красные и белые фигуры. Мои воины, один за другим падают к ногам Смерти. Медленно, словно пытаются задержаться за жизнь, что не принадлежала им, уже не принадлежала, она не принадлежала даже мне.

Вспышка…
- Король в опасности, жизнь за короля. – Кто кричит, почему это мой голос, но…
- Не смей. – она. Но почему здесь. Её голос звучит так же тихо. Опять она думает обо мне.
- Но ты же…
Вспышка…

- Говорю не смотри туда.
Смерть тоже женщина. Жизнь её сестра и они знакомили меня друг с другом. Зачем?
- Час. Мы играем один час.
- Да, я знаю. Твой ход женщина.
- Ты хоть понимаешь с кем играешь?
- Да. Твой ход.
- Ты понимаешь на что играешь?
- Да. Твой ход. Не тяни. Твой ход.
- Ты меня пугаешь, меня…
Я чувствую, но что...? Взрыв эмоций, гнев, ярость, злость. Обоюдоострый нож, словно сквозь масло, проходит сквозь плоть, прикасается к сердцу. Ни брызг янтаря, ни вспышки света, он выключен, игра в темноте всегда опаснее и страшнее. Время замерло, всё остановилось, правая рука сжимала рукоять ножа, она была тверда но словно чужая. Но она моя. Почему я вижу всё со стороны. Я же делал это сотню раз, я же всегда чувствовал это, почему? Фигура короля застыла как и всё вокруг…
Вспышка…
Всё, воины, кони, стрелы, копья, мечи, природа.
Вспышка…
- Всё, кроме часов, песок… Как медленно ты падаешь… Падай быстрее, я хочу чувствовать боль, хочу…
- Ты уверен?
- Да. Ты же играла со мной. Почему ты теперь спрашиваешь?
- Посмотри ещё раз.
Вспышка…
Меч пробил латы и коснулся сердца. Боль… Король спасён? Крик. Король?
Вспышка…
- Смотри на доску, малыш. Ты проиграл.
- Да.
- Значит смерть? У тебя есть выбор.
- Уже нет.
Улыбка и последняя песчинка сорвалась вниз. Время сверкнуло болью… Свет,.. Вспышка… Король спасён! Крик… Смерть… Я чувствую боль. Она наконец моя, наконец я обманул сестёр… Последний выдох, последний взгляд на короля. Медленное падение по доске к ногам белой королевы. Но белый саван сорвался с её плеч обнажая чёрный балахон. Нет… Я победил… Но разве это были мои мысли? Нет. Уже нет…

- Сестра? Почему он позволил мне выиграть? Он же мог выиграть?
- Он устал. Он слишком часто умирал.
- Но ты его можешь оживить? Можешь конечно.
- Могу. Но разве нужно?
- Да, он же нас считает женщинами, так пусть верит в своих королев, белую и чёрную.
- Посмотрим, но пока пусть отдохнёт от нас. А через сто лет, он вновь захочет играть.

Жизнь и Смерть пошли вместе по жизни, так же, как и ходили всегда, бродя там где они нужны и там, где их не ждали.

- Во что ты оцениваешь жизнь этого человека?
На стол легла фотография. Тёмные карие глаза светились весельем и радостью, он похоже что-то рассказывал кому-то, вернее тому, кто делал эту фотографию.
- За жизнь полную радости я не возьму ничего, лишь оплату оружия, и расходов связанных с выполнением задания, личной награды не нужно. – Рука, затянутая чёрной перчаткой сделанной из тонкой кожи, накрыла фотографию. Ещё пару секунд убийца зацепил её за уголок и поднял со стола. – Я должен задать вопрос.
- Да, конечно. – Заказчик знал, что если убийца взял заказ, то он его выполнит. А потому любой ответ не смог бы отменить сделки. – Задавай.
- За что? Ведь сейчас таких очень мало? – Убийца смотрел на фотографию неотрывно, изучая лицо цели, запоминая каждую чёрточку улыбки, морщинки на глазах, от весёлого прищура.
- За что? Не знаю, откровенно говоря не знаю точно. Просто встал утром, и захотелось убить его. Я ни когда не убивал сам и не собираюсь делать этого. Зачем, когда есть те, кто могут сделать это профессионально. Здесь адреса, где можно найти его, принеси мне его душу. Я знаю, что ты мастер в этом деле. Принеси мне душу. – На стол легла папка с другими фотографиями, картами маршрутов движения, планировками помещений. Заказчик мрачно улыбнулся, было в этой улыбки что-то затягивающее в черноту, именно в черноту, а не во тьму. Чернота и боль, тоска и ненависть.

Убийца не задал больше вопросов, он взял папку, вложил в неё первую фотографию и вышел из помещения. Его глаза казались небесно-голубыми, если бы не примесь карего, что изменяло их, придавая оттенок зелёного, но стоило выйти на улицу, и они становились голубыми. Словно небо отражалось в них, но при искусственном свете они становились карими, странное сочетание, и потому не позволяющее запомнить эти глаза, не позволяющее проникнуть в глубину этого человека, в его сознание. Не позволяли они проникнуть в его Душу. Сколько уже душ он заключил в вечный плен, запер их в маленькие камни, что носят на шее люди. Простой камень стоит гроши, по сравнению с тем в котором живёт душа. Камень обладает силой, силой души. У самого убийцы такого камня не было. А может, и был, ни кто не знал, но ходили слухи, что у него нет души, что не может убивать хладнокровно, кого скажут, тот, у кого она есть. Не сможет и сломается. А этот убивал. Он выполнял задания, заполняя камни душами, заполняя мёртвые куски душами, отдавая эти куски заказчикам. Тем, кто больше платит, тем, кто имел право, на получение такого камня. Редко выпадал случай на долю простого человека, который мог получить душу того, кого захочет. Удивительный мир, удивительное пространство мира, в котором ты и всё и ни кто. Убийца был лучшим, а правильнее было назвать его единственным. Да, он был единственным, единственным в своём роде, серым воином, бесшумным и незаметным, гремящем и каждый день на виду. Его любили и ненавидели, боялись и смеялись над ним. В нём не было ни света, ни тьмы, он был ничем и началом всего. Кто он был? Ни кто, он был просто человек. А может, нет? Его лица ни кто никогда не видел, он всегда был в маске. Он знал, что жребий не падёт на него, знал, что его никогда не закажут для камня, знал, но ждал этого.

Прошло три недели, три долгих недели наблюдения и знакомств, он знал многое об этом человеке, и понимал, что почти ничего не знает. Он был готов убить, но он не был готов заключить душу. Маска, которую он носил, стала тяготить его, ему захотелось снять её, выполнить задание, убить, но душа, как же душа? Но срок выполнения задания истекал, у убийцы оставалось всего 7 дней. Неделя, последняя, по истечению которой, он должен был убить и принести душу. Перед его каре-голубыми глазами постоянно вспыхивал контракт на убийство. Он впервые медлил. Нет, он медлил не потому, что ему было жаль цель. Нет. Проблема была в другом. Он чувствовал душу, но не понимал причин колебаний. Душа была другой, чужой.
День выполнения контракта. Убийца был готов, но сознание бунтовало. Говорило что рано, что он ошибается. Никогда ещё не было такого трудного задания, но он должен его выполнить. Цепочка из чёрвлёного золота держала маленький камушек, напоминающий сердце. Багровый цвет агата казался зловещим, ожидающим своей души, готовым впитать её и поглотить. Широкие рукава чёрного плаща скрывали ножи из воронёной стали, острые, как самурайские мечи. Убийца шёл медленно, на встречу с этим человеком, со своей целью, с жертвой жребия. Он улыбнулся на доброжелательную и тёплую улыбку, на блеск карих глаз, на тепло идущее от него и на миг остановился. В голове словно появился голос, умоляющий не делать это, и убийца заколебался, заколебался впервые. Он понял, что у него есть душа, и эта душа перед ним. Он понял, что сбывается его мечта, и понял, что мечте не суждено сбыться.
- Здравствуй. – Протянутая рука человека дружелюбна и раскрыта, бес перчаток даже в этот морозный день.
- Здравствуй. – Убийца пожал руку и почувствовал вновь своей ледяной рукой то тепло, что было в этом человеке, которое шло от Читать далее...

... создавать что-то, если это уже есть...