Разорванный стих  
Старый Чёрт и молодой Ангел устало сидели на скамеечке заброшенной спортивной площадки и, поглядывая на клонившееся к закату солнце, расслаблялись после отработанной смены. Молодой Ангел оживлённо рассказывал о сегодняшней работе, периодически запрокидывая бутылку импортного пива; старый Чёрт спокойно слушал, не спеша прихлёбывая из пластикового стаканчика портвейн, купленный в ближайшей забегаловке. 
– Представляешь? Чуть глотки друг другу не перегрызли!… Налупили оплеух… Она ему даже нос разбила! А после пошли домой и, не сговариваясь, сожгли все свои фотки. Девка – в ванной, пацан – в унитазе… А потом сочинили каждый по бездарнейшему стиху. Поэты, блин… Но потом порвали… – Ангел громко хлебнул пива и добавил с усмешкой, – На шестнадцать… 
– Почему именно на шестнадцать? – удивился Чёрт. 
– Песня такая есть… Они с неё балдеют… – нехотя пояснил Ангел, подумав, что старый Чёрт всё равно не знает этой песни и тем более не поймёт, почему лист бумаги чаще всего рвётся на шестнадцать частей. 
Но, к его досаде, Чёрт тут же понимающе хмыкнул вполголоса: 
– Ага… На четыре, и ещё раз на четыре… А что за песня? 
Собственно, Чёрт не был таким уж старым. Ему было только сорок. Он считался опытным техником-искусителем, надёжным и добросовестным. Да и Ангел был не пацаном-практикантом, а двадцатичетырёхлетним специалистом, окончившим один из небесных ВУЗов и уже пару лет проработавшим в должности спасателя. Но разница в возрасте (шестнадцать лет) была весьма заметной. 
– Ну, как спасать таких придурков? Слава Богу, стихом дело закончилось! Могли и вены порезать в свои шестнадцать… – сердито продолжил Ангел. 
– Закончилось ли… – с сомнением протянул Чёрт, пытливо взглянув на Ангела. 
– Закончилось!– отрезал тот, допивая пиво, – Смена у меня закончилась! Не ночь же до утра их пасти… 
Чёрт также допил свой портвейн, аккуратно поставил стаканчик на скамеечку и почти безразлично поинтересовался: 
– А помирить не пробовал? 
– Помирить? – хохотнул Ангел, – После такого? Да они убить готовы! Кроме того, абсолютно друг другу не подходят!... Да и надо ли? Какая может быть серьёзная любовь в шестнадцать лет! И вообще – дебилы!… Наркоманы потенциальные… 
Ангел встал и, швырнув в траву бутылку, подытожил: 
– Нет! Что разорвано – не склеишь! Как и их дурацкие стихи. 
Чёрт тоже встал, разминая костлявые ноги в потёртых джинсах, и вдруг спросил: 
– А стихи где? 
– Я ж говорю, порвали! – раздражённо откликнулся Ангел, – То ли выкинули, то ли в карман сунули… 
Чёрт удовлетворённо кивнул и, сосредоточившись на несколько секунд, материализовал над протянутыми вперёд ладонями ворох бумажных обрывков. 
Ангел завистливо глянул на Чёрта. Он ещё не умел делать такого. А чёрт присел на корточки и начал терпеливо раскладывать на песке разорванные клочки по порядку. 
«В маразм впадает старикан…» – презрительно подумал Ангел. 
– И вправду – на шестнадцать, – умилился тот, разложив, наконец, все куски так, как они были в целых листах, и прочёл стих на бумаге в клеточку, написанный парнем. 
Не надо финтить, / не стоит вертеть! 
Всё – лживо как / будто пазлы! 
Мы не желаем / советы терпеть 
ханжей из / правильной касты! 
Давай же сшивать / мы не станем / прочной 
ниткой / и суетиться. 
Иголку втыкать / бесполезно./ Тихой 
молитвой / пора молиться. 
Сцепленье / порвалось. Спеши составлять 
некролог. / Ускользающий смысл 
пропадает и гибнет. / Воссоединять 
уж поздно. / Теряется мысль. 
Мы щекою щеку / устало скривим, 
скрывая улыбку / предсмертного бреда. 
Черепок к черепку, / в ледяной крови, 
И обрывок к обрывку. / Узри победу… 
Струится по ней / серпантин рваных лент, 
мелькание / модных когда-то рубашек. 
Я в очередь стал / и обломками лет 
закидал и добил / расставание наше. 
«Так он писал, темно и вяло…» – процитировал Чёрт. 
– Чего? – не понял Ангел. 
– Классику читать надо, – добродушно упрекнул тот и принялся за стих девушки, написанный на листке в линейку. 
Если счастье разбилось / на сотни кусков, 
зря осколки его / собирали 
и, надеясь на милость / жестоких Богов, 
от всезнающей / жизни спасали. 
Если счастье разлезлось / за давностью лет, 
мы его лоскуты / распустили. 
Невзирая на ревность, / сияющий свет, 
заглушая боль, / всё ж погасили. 
Если счастье / так зыбко, что не одолеть 
полуслов, / полуправд злую стаю, 
наплевав на усталость, / мы будем болеть, 
чувство с чувством и с мыслью / стравляя. 
Черепки битых ваз / не приклеятся сразу. 
Тряпки / нам не добавят воли. 
Мы обрывками фраз, / приближаясь к экстазу, 
усложним / гармонию боли. 
В такт дыша, подопрём / мы судьбу рычагом, 
аккуратно / придавим прессом, 
не спеша соберём / всё в огромнейший ком 
шов ко шву… / И раздавим весом! 
– Да… Гениальности и здесь не наблюдается…. – задумчиво протянул Чёрт и замолчал, внимательно водя глазами по тридцати двум бумажным лоскуткам. 
Ангелу надоело смотреть на это, и он уже, было, собрался уходить, но Чёрт вдруг еле слышно 
Читать далее...