вотты меня любишь, а я тебя нет. меня кучи любят и мне нравится. а если я тебя брошу, то кучам станет похуй и я никого себе больше не найду. они меня за то что я занята любят.
В ту и другую сторону - особенно в ту, прямой точкой смыкающуюся около горизонта - иголки фонарей, сетью вуду воткнутые в ставшее игрушечным уставшее тело Земли. Дао вуду. Несолнцезащитные синестеклые очки охраняют мои глаза, лишая резинодорожную пыль доступа к ним. Старый бомж у синего пепси-киоска с завышенными ценами. Пластмассовая бутылка терпения готова лопнуть от перегрева. В оба уха из науников - страшная попса Найка: ты унеси меня из этого ада. Мой собственный плюшевый ад меня устраивает и удовлетворяет, позволяя выблевывать словами эмоции. Ржавая остановка в жирнопыльной серой краске. Схематичный человек на треугольном знаке с магической красной каймой. Вудусток. Человек выплевывает грязь на зеленеющую траву. Вот он, душный автобус. Достаю книжку, но в какой-то момент возможность читать отпадает третьей ногой, и я бесцельно пялюсь в пыльную пустоту под зажигательную музыку, не пытаясь даже выключить плеер.
В аэропорте - около входа - кровавая лужа, в которую я чуть не вляпываюсь, выходя из общественной газовой камеры. Собираемся в круг, Найк Борзов уступает место Федорову. Птица. Воняет дерьмом, но это не снаружи - запах идет из меня, начинается и заканчивается во мне. Я гнию и разлагаюсь. Девочки собираются в стайки и начинают обыденное щебетание. Вдруг - действительно, с чего это? - мы начинаем двигаться. Бессмысленная лекция утомленной девушки с высокой грудью. В какой-то момент - уже в конце часовой лекции - я замечаю её светлые усики по бокам её накрашенного рта. Меня тошнит от них. Они жесткие. Так и переливаются на солнце. Выходим из аэропорта, садимся на быстрый, вибрирующий по кочкам автобус до Речного. В окнах - картинная травяная пыль.
Я была бы рада закрыть глаза и кружиться вокруг своей оси в середине комнаты. Двери включить на полную. кружусь, на стенах остаются куски ментальной рвоты, она стекает по обоям, и тут я понимаю, как давно я не спала в чужой постели.
Мысли складываются в слова, остается надпись на диске: "Я должен переродиться нравственно". Отчетливо вижу каждый пиксель. Кто-то слизывает мысли с внутренней стороны моей черепной коробки, я надеюсь, что это ты,
и я готова взять свои слова обратно, проглотить их снова, знаешь, не пережевывая, потому что кто же пережевывает своих лягушат,
или хотя бы засунуть их в рот, защитить от внешнего посягательства, чтобы после меня стошнило ими в твою глотку,
в твою гортань,
сначала нежно, потом - почти сразу - порывисто, страстно, жестко, как так можно, удивительно,
и где-то в глубине одежды напомнить тебе, что я давно не спала в чужой постели.
роль архивов в моей жизни, жизни общества и государства.30-04-2007 11:54
Пишу стихи я с детства. Записывала, помнится, их на бумажечках каких-то оставляла на столе. Не знала, куда и как положить. Потом - во время генеральной уборки стола - собирала их все в конвертики, запечатывала и подписывала иногда, какой год. Находишь так какой-нибудь старый конвертик и всё вспоминаешь. в ярких красках - самое главное.
достаешь старую открытку. когда её отправили, тебя еще и в проекте не было. берешь в руки, ощущаешь ее запах, читаешь странно написанные буквы - и воздух вокруг наполняется шумом трамваев, запахом шипучей воды, ожиданием выхода какого-то фильма, который теперь уже каждый по нескольку раз смотрел, надеждой на встречу с людьми, которых не воскресить.
мельчайший осколок в руках может оживить эпоху.
Это затягивает, как наркотик. Главное не забыть об окружающем мире и не разучиться жить сегодняшним днем.
одной рукой абхайя-мудра, второй варада-мудра, стою посреди комнаты такая добрая и хорошая. третьей рукой земли чуть не касаюсь. четвертой говорю: привеееет. пятой и шестой беззвучно на флейте играю. При этом умудряюсь еще на лепестках лотоса танцевать. одна грудь выросла до 2го размера. теперь за меня все замуж хотят
мимо слон проползает на мыши
Голос её - тихий, нежный, красивый, сказочный. пишет истории о смерти хрустальными слезами. пишет и улыбается. не узнает, что шифт не успеваю нажимать - не узнает. ничего не узнает. светло и хорошо мне от её хрустальных слез. от гуся ее хрустального.
стоит вот такая нежная, с волосами до пят карими, стоит и не знает, что я её себе представляю. стоит, эльфийка, тщедушная девочка из русских народных. ласково её обнимает человек в маске безликой. а может, и не человек.
а я сижу, слушаю продиджи, да и пишу слова эти. увидела бы её - прошла, не заметила. а так - хоть что-то.
тепло ли тебе, девочка? надеюсь, холодно.
у кого-то внезапно рождается сын
во мне двойное яблоко, а в остальных - бензин.
я иду по улице,
курю себя, дышу собой,
вот такому умнице
дожны отпуск-запой.
у кого-то внезапно рождается мысль,
у меня есть идеи, у прочих - смысл.
я иду по улице,
курю себя, дышу собой,
вижу себя в отражении,
горжусь собой, любуюсь собой.
у кого-то внезапно рождается боль
я играю себя, остальные - роль
я иду по улице
пуля застряла в моем лице
пуля застряла в моем лице
я иду по улице
по всей комнате
от двери до двери -
запах.
по всей кабинетной дрожи
пахнет одно и то же
пахнет одним и тем же
запахом обнимая
цвет лепестков из мая
только намного реже
по всей комнате
от рамы до рамы
цвет
жаль только, света нет
есть только ощущение
ноловкости движения
цвет лепестков из мая
запахом обнимая
ласковое обнажение