Светлой памяти строгой Юркиной тёщи

Иванов, н-цать лет назад мы на чёрной четвёрке картошку возили . Помнишь?

У Иванова тёща. Огородница. По воскресеньям в городском автобусе она колет грабельками влажные попы. Пассажиры подпрыгивают, но молчат. Голов не поворачивают. Красивые и мудрые, как свинксы. Колют попу граблями – значит надо так. Поделом, значит. Прибалтийский менталитет.

Семь-я тёщу не поддерживает. Метастазы эндогенного крестьянства купируют огнём, мечом и оралом. Особенно - оралом.
Сам Иванов на призыв к сохе отвечает тонким свистом из ушей. В переводе с Фортрана значит «Какова чорта?!?!»

Однажды бомжи не собрали весь урожай. Оплошали. И вот: три спасённых помидора и кукумбер притворяются настольной икебаной с тщеславным названием – «своё»!
По замыслу, за неделю через кухню пройдёт достаточно гостей, и молва о благосклонности Деметры долетит до самых до окраин.

А японцы говорят, что прекрасное должно быть мимолётно, как рисунок на морском бреге. Как цветение этой, как их... Алычи.

Идею мимолётности Иванов реализовал блетяще. Он вдохнул натюрморт, не размениваясь на манипуляции с солонкой. Съел год вспашек и прополок. Ведро автобусных талонов и тысячу исколотых граблями задниц. Иванов просто схлопнул челюсти. Как морской индонезийский крокодил. Гребешковый. Или гребенчатый – не помню.

Иванов, если слышит эти возмутительные враки, увеличивается в размерах, мутнеет взглядом и повсюду на его теле проступает надпись «Мы – не рабы!». Из чего понятно, унизительную барщину никогда не оправдает мешок землистой картошки по осени. На редкость глазастой. Теоретически возможный мешок.

Я лично участвовал в составлении призыва к восстанию. С калькуоятором в руке. Получился мерзкий пасквиль, весь из возвратных деепричастий. Распечатали и пустили в народ. В конце столбика цифр значилась стоимость килА клубней – два убитых енота.

Отдельной строкой оговаривались расходы на психиатра, который склеил бы порватую о грабли психику.

Впрочем,однажды я видел Иванова на огороде. На моём огороде. Он ходил в пальто и в шляпе, по грудь в крапиве, как ледокол Арктика в своих торосах. И спрашивал всё:
- Ну, и где твоя клубника?

Он же вегетарианец, мой Иванов....