
Дарева! Мне тут феньку такую гадскую прислали. Гы гы гы.=)) Вобщем посмеяцца надо.=)
КАК Я ПРОВЕЛА ЛЕТО.
В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый
червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и
весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и
знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь.
Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и
четырех туалетов. Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы,
закрывающего эту яму деревянного настила с дырками и говна с хлоркой.
Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили
далеко от жилых помещений и обсаживали их кустами.
Девочки долгое время думали, что я мальчик…
В общем, со мной не дружили. В ту роковую ночь полуночный понос стал
моим единственным товарищем.
Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое
дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело. Дырки в
тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и
девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб
первая не вляпалась в продукты распада предшественниц.
Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала
солянку в гордом одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны
только очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже
вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно какая-то тень
метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым
туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как
хорошо смазанная гильза.
Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой
смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то
положение мое ухудшится. Надо выбираться!
Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка
руками: это, блин, было сложно – все твердые опоры были
скользкими, как суки! Ухватившись за края дыры, я подтянулась и
высунула башку: от свежего воздуха закружилась голова и я удержалась
на завоеванных позициях только волей к свободе.
Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, чтоб
не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно было
только за поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с
остервенением пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения:
- Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то
стон, и глухой стук – я пересрала и свалилась обратно. Еще
полчаса – и я снова над очком. Так. Тянемся… Есть!
Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол еле дыша от
счастья. Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти
от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь
– сдох что ли?
Я пошла на речку, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и
не сдох еще, спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь
он только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на
веранде и ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его
часто, он меня особенно любил – ведь именно я тогда позвала к
нему людей.
На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго
пришел в себя. Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию,
случайно услышал странное пыхтение в туалете и открыл дверь.
На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул
к нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у… Иди же сюда-а… ссссука-а…. Дай, я до
тебя дотянуссссь!..
За лупоглазую обидно, конечно.
ВО!:pikachu: вот те и пикачу. хых.