На Рождество 44-го года перевернулся немецкий грузовик, который вез так называемую еду. Это была теплая вода с капустными листьями.
И тогда пленные попросили "рассказать" им еду. Рассказать, как готовятся наши знаменитые тальятелли, такая плоская лапша.
Я был совершенно уверен, что не помню, как моя мама замешивала тесто, чтобы приготовить тальятелли, – я же в то время был маленьким мальчиком. Но тут был очень ответственный момент для меня. И вдруг все как будто всплыло в моей памяти – и голубой буфет, стоящий напротив стола, и сам стол, на который мама высыпала муку, и ее руки, когда она начинала замешивать тесто.
И дело пошло.
я начал работать. Я насыпал муку по кругу, бросил щепотку соды, туда же – яйца, замешал все это с водой. Одновременно я поставил на огонь кастрюли с водой, чтобы она закипела, и в это же время принялся за соус. Я работал! Вот получилась раскатанная простыня теста, которую я снова закатал и нарезал, чтобы получились эти длинные тоненькие тальятелли, бросил их в горячую воду и... они были готовы!
Внимание моих товарищей было невероятным. Я больше в жизни ни у кого такого внимания не вызывал – потому что это было внимание голода. Они следили за каждым моим жестом, повторяли за мной каждое движение, следили за мной глазами...
В конце они протянули руки, чтобы получить тарелки, и я начал накладывать им на тарелки эту несуществующую лапшу.
Я спрашивал:"Хотите пармезана?" И посыпал тальятелли пармезаном.
Я ждал, пока они ели. Но мой настоящий триумф был, когда один сказал:
"Можно добавки?"

Теперь я часто дома.
Смотрю бумаги или за окно.
Сухой миндаль на ветках
добрался до вершин
и кажется подвесками
в ушах людей, которых нет.
Или сижу на стуле у камина,
И ночь приходит рано.
Как только свет упал за горы,
И я иду в постель, мечтая,
чтоб приснилась Москва
И дни, когда шел снег.
Я был тогда влюблен.

Что такое любовь вообще? Невозможно определить, что происходит, когда ты, кажется, уже не ходишь, а чуть-чуть приподнят над землей. У каждого человека есть свой тайный способ, как он входит в это удивительное облако, любовное. самая волшебная вещь на земле – быть влюбленным, терять контроль над собой, дышать иначе. Или: Может быть, мне случится и в другом мире найти то, во что можно влюбиться, то, что вызовет это чувство? И именно там, быть может, найти Бога.... Не знаю....

Надо срывать дни, как спелые яблоки

Одна из многих легенд, услышанных мною в узбекском селении на границе с
Туркменистаном, рассказывает о поющем саде, который зачаровывал погонщиков
верблюдов, заставляя караваны, груженные шелком, отклоняться от торных
дорог. Но не было в бескрайней пустыне, поросшей колючкой, источников и
колодцев, лишь глиняные черепки попадались отважным путникам,
углублявшимся в эти дикие земли. На поиски поющего сада отправился один
юноша. Сада он не нашел, но увидел лес - сотню окаменевших деревьев с
твердой зеленовато-мраморной корой, иссеченной бороздами, как
потрескавшийся лед. Это были древние деревья с могучими стволами, верхушки
крон за долгие годы обломились, образовав внизу слой прутьев, щепок и
крошева. Ударяя по стволам ладонью, юноша заметил, что они издают глухой,
монотонный звук. Он глубоко вонзил нож в трещину, забитую каменной пылью,
и оттуда вдруг ударила струя прозрачной влаги - ствол был полон чистой,
свежей воды. С тех пор погонщики верблюдов и пастухи, томимые жаждой,
много лет подряд приходили к этим деревьям и откупоривали трещины, чтобы
напиться. Но однажды воды не стало, она иссякла в стволах деревьев
небольшого окаменевшего леса. И когда ветреной ночью деревья запели, люди
поняли, что этот лес и есть тот самый поющий сад, о котором рассказывала
легенда.

Мне она очень понравилась. Скажи ей. Я жду ответа.

- Ты же артист, ты режиссёр – ты должен снимать. Возьми любительскую камеру и снимай всё подряд, а оно потом всё само пойдёт
- это же самодеятельность какая-то получится
- А всё в жизни самодеятельность.И Феллини – абсолютная самодеятельность

Дымились низко облака
И волны, поднимаясь круто,
Катились к берегу – река,
Как женщина, дышала грудью,
Меж пальцев камушек вертя,
Лежал в траве я, слушал ветер
И думал о тебе, хотя
Тебя тогда еще не встретил.

Вместо сломанной ветки
столько новых сочных побегов!
Только ветер юго-восточный
с ароматом цветущей сливы
проникает в мою постель

По озерной глади деревянная лодка скользит,
На Луну в небесах из воды отраженье глядит.
Вот птица кричит - откликается голос птенца,
И на все, что кругом, откликаются наши сердца,
Вот и кубок вина! Будем петь или плакать беззвучно...

Ma l'amore no,
l'amore mio non puo'
disperdersi nel vento con le rose
tanto e' forte che non cederа,
non sfiorirа.

Моя любовь не умрет,
Моя любовь не исчезнет
Ветер не унесет ее,
подобно лепестку розы.
Я буду бесконечно хранить ее
в своем сердце.

Io lo vegliero',
io lo difendero'
da tutte quelle insidie velenose
che vorrebbero strapparlo al cuor,
povero amor.

Я буду наблюдать за ней,
я защищу ее от всех тех ядов,
которые хотели бы порвать ее в клочки,
бедный amor.

Forse te ne andrai
da altre donne le carezze cercherai
- ahimu'! -
e se tornerai
giа sfiorita ogni bellezza troverai
in me.

Возможно, ты уйдешь
других женщин ласки будешь искать
- увы! -
и если ты возвратишься
ту красоту найдешь во мне.

Ma l'amore no,
l'amore mio non puo'
dissolversi con l'oro dei capelli
finch'io vivo sarа vivo in me,
solo per te.

Моя любовь не умрет,
Моя любовь не исчезнет
Не улетит, как светлая пушинка
Она будет живой во мне,
Только для тебя
[699x301]

Укрывшись за стенами дома от непогоды и холода, находишь утешение в сострадании к самому себе. Жалость, направленная на себя самого, — это единственное, что заставляет нас испытать сильное чувство. Когда меня начинает все раздражать, я пристально всматриваюсь в окружающие вещи. Вчера моим собеседником оказался камень. Он дал мне совет — замри, стань неподвижным. Я внял совету, перестала жестикулировать и замерла. Долго всматривалась в гроздья капель, застывших на стекле входной двери. Настольная лампа отразилась в дождевых брызгах. Казалось, будто в сиянии тысячи кристаллов отпечаталось мое отражение и отражение камня. Затем воображение увлекло меня на пути, ведущие в никуда.

На просторах сухого ила, рядом с макушками нью-йоркских небоскребов, два рваных носка, подталкиваемые ветром, кажется, хотят коснуться друг друга, но вместо этого проходят мимо и останавливаются на некотором расстоянии.

Нитка черной шерсти, торчащая из носка, движется по земле, стремясь добраться до красной нитки, которая ползет ей навстречу. Когда две нитки сближаются, они встают на дыбы, как змеи, которые готовятся к атаке. Они смотрят с вызовом, но сразу же падают без сил на землю, разочарованные встречей. Потом снова гордо поднимаются, чтобы посмотреть друг на друга. Кончики ниток едва соприкасаются и тут же расходятся. И так не один раз. В общем, они имитируют любовное свидание со всеми присущими ему играми, намеками и непременными ласками. Затем обе нитки сплетаются и движутся, как будто танцуя под один из многих исчезнувших мотивов и ритмов. Они танцуют до тех пор, пока постепенно не останавливаются и не замирают в желанной неподвижности.

посвящается всем, кто бежит.
[349x219]

старик спустя тридцать лет возвращается из изгнания и видит свою жену, которая его ждет. Я не мог найти первого слова, первых слов, которые могла сказать женщина после тридцати лет разлуки.

- Ты поел?

После смерти жены журналист остается жить один. Но когда его нет, к нему домой регулярно приходит дочь, переставляет вещи, вытирает пыль и уходит. Он возвращается домой, и начинает все восстанавливать, ставить на свои места, как было при Ней. Это совершенно удивительная история любви к ушедшей. Все должно быть так, как при жизни жены, даже то, что ему раньше казалось ошибочным. Никто не понимает, почему он стал так себя вести. Как ему помочь… Это уже характер.

Тайна кроется в окружающих тебя вещах.
Мы можем лишь задавать вопросы, но у нас никогда не будет ответов. Я не говорю о детективных загадках – это не тайны, это задачки, которые легко разрешить. Наши тайны – это вопросы: почему мы в этом мире? куда мы идем? Как на это ответить?


любой старт – это игра. Нужно начинать с простого: ты возвращаешься домой.
Это бывает в любом произведении, потому что в возвращении есть тайна. Все так просто – он возвращается домой…

это и есть тайна.

Если ты хочешь чего-то достичь, стать художником или писателем – творцом, все полезно, любые ошибки полезны, они еще более полезны для духа человеческого, чем успехи. Я вижу, что ты сейчас труженица и в этот момент растешь над собой… Я был бы никем, если бы я не был в плену. Если бы меня не наказывали, если бы я не казнил себя, что плохо себя вел по отношению к матери, я был бы никем…
Когда человек вот так растрогается, он словно наказывает сам себя. Понимаешь? В такой момент я не слабый, я сильный благодаря своим эмоциям. Не бойся, нужно, чтобы ты влюбилась в свое дело, ты должна им заболеть. Если у тебя получится, то тогда всё – ты вышла и спаслась. Если тебе хотелось уйти в монастырь, это исключительно, это замечательно – как наказание самой себе и всем вокруг. Единственное, чем ты можешь и наказать, и спасти себя – это быть молодцом

нужны очень простые, простые радости… Такие, как будто кто-то тебя гладит по голове, — вот такая ласковость и нежность жизни
Четыре года назад было очень жаркое лето, все сухо, и вдруг ночью пошел дождь: вот у меня было впечатление, как будто кто-то гладит меня по голове. Такие моменты жизни меня радуют. Потому что наступает день, когда человек начинает любить не столько путешествия, сколько свой дом, ему нравится смотреть на мир из окна этого дома. То есть остается окно. И память. Но это отрывки памяти.