Уильям С. Коффин, некогда возглавлявший студенческое братство Йельского университета ,однажды заметил: Женщина, больше всего нуждающаяся в освобождении, – это женщина в каждом мужчине

Пресс-конференция и Путин: "Ты сердишься, значит ты не прав.."

В статье, опубликованной в "Эсквайре", Уильям Бройль-младший устало рассказывает читателям, насколько пустым может оказаться успех:
"Каждое утро я упаковывал себя в костюм, брал портфель и шел на свою престижную работу. Это была маленькая смерть. Я работал главным редактором журнала "Ньюсуик". Для многих такой пост – предел мечтаний, а для меня – ничто. Управление большой организацией не доставляло мне никакого удовольствия. Я хотел личных достижений, а не власти. Для меня успех на этом пути оказался более опасным, чем была бы неудача, – неудача вынудила бы меня задуматься, чего я хочу на самом деле.

Единственный выход для меня состоял в том, чтобы бросить работу, но это не в моем характере: в последний раз я бросал начатое дело в старшем классе школы, когда ушел из легкоатлетической команды. К тому же когда я служил морским пехотинцем во Вьетнаме, нас учили брать намеченную высоту любой ценой... Но вот я вскарабкался на самую вершину, и оказалось, что мне там совсем не нравится. Я влез не на ту гору, и все, что мне оставалось, – это спуститься и взбираться на другую. Это оказалось непросто: литературная работа продвигалась медленнее, чем я ожидал; мой брак трещал по швам.

Мне что-то было нужно, но я не знал что. Я жаждал испытаний, душевных и физических. Я хотел успеха, – но по стандартам, ясным и значимым лично для меня, а не основанным на мнении других людей. Я хотел опасных приключений, позволяющих ощутить полноту жизни и чувство товарищества. Родись я раньше – отправился бы завоевывать Дикий Запад или скитаться по морям, – но сейчас у меня двое детей и масса обязанностей"

Быть подлинным – значит обладать свободой развивать те свои черты и потенциальные возможности, к которым чувствуешь природную склонность. Когда человека принимают таким, какой он есть, он может быть подлинным, одновременно сохраняя высокую самооценку. Это возможно только тогда, когда реакция значимых для нас людей не расхолаживает, а поощряет нас к искренним и спонтанным поступкам или когда мы поглощены делом, доставляющим нам радость.
В начале родители, а затем культура с самого детства играют для нас роль зеркала, где мы видим себя либо заслуживающими приятия, либо нет. Если внутренняя сущность человека слишком расходится с ожиданиями мира, ему нередко приходится приспосабливаться ради того, чтобы быть принятым окружающими, и при этом может случиться так, что он будет постоянно носить маску и играть в жизни ничего не значащую для него роль.

Ночью поезд пересекает перешеек, отделяющий Крым от остальной Украины. Здесь стоит пятнадцатиметровый памятник хлебному колосу. Его основание, стебель и сам колос сварены из листов железа. Иногда приезжает большой грузовик с подъемником, и монумент подкрашивают серебряной краской. Усы колоса настолько заржавели, что краска на них больше не держится. Рядом с монументом проходит шоссе с глубокими колдобинами, которые зимой наполняются водой. Ветер встряхивает усы колоса, и степь наполняется громким грозным гулом. Для водителей грузовиков, везущих из Крыма полные кузова арбузов, монумент служит ориентиром. Как и для шоферов, везущих пустые бутылки с Украины. В ненастные дни от тряски по разбитой безостановочным движением дороге из кузовов в грязные лужи вываливаются арбузы и пустые бутылки. Вся дорога усеяна осколками стекла и арбузными ошметками.
Некий бандит, сбежавший из тюрьмы, добирается до Крыма, где надеется укрыться у кого-нибудь из родственников или друзей. Но его родня переехала в Сибирь, а старые друзья не пускают его на порог. Несколько дней беглец скитается в поисках убежища, пока не натыкается на этот монумент. Протиснувшись в щель в основании памятника, он оказывается в довольно обширном помещении среди стен, покрытых плесенью на швах сваренного листового железа. Снующие туда-сюда грузовики роняют арбузы и бутылки. Однажды он видит козу с обрывком веревки на шее, видимо, она была привязана ею к какому-нибудь забору. Ему удается затащить животное в свое убежище. Когда становится холодно, он прижимается к козе, которая каждое утро снабжает его молоком: он сдаивает его в бутылку, подобранную на дороге. Так он и живет. Через щель рассматривает проходящие грузовики, и порой ему кажется, что солдат в грузовике проезжающей машины натыкается на его взгляд. Однажды в полдень он видит, что к монументу подходит молодая крестьянка с веревкой в руке. Он безуспешно пытается помешать меканью козы, которая, почуяв хозяйку, обнаруживает свое присутствие. Крестьянка протискивается в щель: наконец-то она нашла козу, пропавшую несколько дней назад. Дело кончается тем, что, влюбившись в мужчину, она остается в монументе и заботится о нем и козе. Вскоре она тоже привыкает к дребезжанию усов. На постели, которой служат им сухая трава и солома, появляется старый ковер, на стенах — металлическая посуда и даже зеркало. Днем проникающий сквозь щель яркий свет освещает внутреннюю полость памятника. По вечерам они зажигают свечу. Иногда выходят погулять в темноте...

Однажды вечером крестьянка, возвращаясь, видит, что рядом с монументом стоит грузовик с подъемником и приехавшие люди готовятся обновить его покрытие.

Маляры красят монумент бронзовой краской. Крестьянка стоит в стороне, ожидая, когда они закончат работу и совсем стемнеет. Но в это время она видит голубые искры: это заваривают разошедшийся шов, что служил им дверью. Когда рабочие уезжают и устанавливается абсолютная тишина, она подходит к монументу. Рука ищет щель, но ее нет. Она начинает стучать кулаками по железу, чтобы сообщить пленнику о своем приходе. Но никто не отвечает на ее стук. Возможно, он и коза молчат из опасения быть обнаруженными. Она стучит еще и еще. Бесполезно. Она подносит испачканные краской руки к залитому слезами лицу. Рядом проносится грузовик, груженный арбузами. На колдобине он подпрыгивает, несколько арбузов падает в грязную лужу, другие катятся по сухой траве откоса. Дорога окрашивается в красный цвет. Женщина опускает руки на живот, опухший от пяти месяцев беременности, и уходит, крича от отчаяния...

Роберт Розенталь обнаружил, что учащиеся ведут себя согласно представлением о них учителей. Розенталь спланировал проект, чтобы определить, что приходит первым: ожидание или выполнение.
Он пришел к выводу, что ожидания оказывает на других не замечаемое нами сильное воздействие.

между прочим. Они как бы одно целое. Он без нее - не то. И она - без него тоже не то.

праздник этот справляют под Новый год - свызывают хлебные колосья в нечто наподобие деревца, и люди верят, что в деревце живет дух их предков. И так деревце стоит в доме до конца зимы.

пойдем гулять на улицу,
там снег развесил рукоделия,
солнце вышло вдруг
и свежесть в воздухе летает
вдвоем пойдем?
нет, нас трое:
ты, я и бог

В 20-ые годы Тышлер и Шагал вместе делали спектакли для еврейского театра, которым руководил актер и режиссер Михоэлс. Министром культуры в то время был Луначарский. Он вызвал к себе обоих художников, подавших просьбу об отъезде в Париж для учебы. Министр дал разрешение лишь Шагалу, а Тышлеру сказал: "Саша, ты талантливее и должен остаться в России и для России. Я ведь знаю, что Марк из Парижа не вернется".

Кто пуговицы ищет, кто железки,
Девчонки-лоскутки или обрезки,
Но вот они уходят, и тогда
Явлется последний, он опять
пришел к забору. Но не унывает,
Счастливец улыбается - он знает,
Что самое прекрасное - искать.

В арабской части деревни, что повисла на калабрийских утесах, омываемых
бурным морем, которое успокаивается только внизу, на небольших песчаных
отмелях, расположена старая гостиница. Названия узких, не больше метра
шириной, улочек восходят, вероятно, к временам Ибрагима ибн-аль-Аглаба:
после завоевания Таормины он устремился к носку Апеннинского сапога. Здесь
попадаются даже старые надписи, нацарапанные ребятишками на арабском
языке. Вся округа белым-бела от известковых деревенских стен с маленькими
окошечками без ставен, но с вышитыми занавесками и стеклами, вставленными
в голубые рамы. Этому белому и голубому цвету не одна сотня лет. В
гостинице большой, облицованный красноватым с прожилками мрамором холл
выглядит разрубленной на части тушей. Светлая обивка на подушках и диванах
заштопана теми старухами, что приходят сюда на рассвете и бродят по
тенистым дорожкам вокруг гостиницы. Мельтешение рук и иголок не
прерывается даже в присутствии клиентов; а тех вовсе и не смущает то, что
на их глазах беспрестанно плетется паутина, дабы остановить износ ткани,
вызванный ее древностью и продолжающийся ежечасно по сей день. Приезжих
иностранцев когда-то привлекла сюда красота садика, разбитого одной
английской супружеской парой в начале нашего века. В саду цвели цветы,
вывезенные со всего мира, один был даже доставлен в шляпе из Австралии.
Садовник и садовница умерли в 1932 году. Сразу же пришел в запустение и
садик. Несмотря на заботы гостиничной прислуги, посвященной в тайны
каждого растения, цветы стали гибнуть один за другим.
Вину свалили на загрязнение подземных вод: в них якобы проникли
ядовитые вещества. Но теперь уже точно установлено, что растения погибли
от горя. Прежние завсегдатаи гостиницы все еще заглядывают сюда, чтобы
полюбоваться высохшим, заброшенным садом. Быть может, при виде царящего в
нем запустения в памяти возникают прежние цветы и запахи. Служители сильно
постарели, они зачастую гораздо старше самих клиентов. Лениво бродят они
по залам и коридорам, помогая переносить только самые легкие вещи. За
столом обслуживание идет очень медленно, на пол часто падают тарелки и
стаканы. Среди служителей очень много слепых и близоруких. Сегодня в
газете появилось сообщение о том, как недавно вернувшаяся в Англию группа
завсегдатаев гостиницы своими глазами видела, что садик снова расцвел,
хотя никто не сажал в нем новых растений и не ухаживал за погибшими.

При входе в мечеть люди снимали обувь и, погрузившись в тишину, становились на колени на красивых коврах, начиная молитву. Я припоминаю мое впечатление от одной ночи в Турции. Наши окна выходили на узкие улочки, заполненные толпами народа; доносился шум повозок, крики ослов, и вдруг совершенно внезапно наступила такая тишина, будто вся Вселенная затаила дыхание. Перед мечетью, которая поднималась на фоне ночного неба, словно палец к Господу, провозглашал славу муэдзин: "Аллах Акбар". Это зрелище заставило меня долго размышлять о сущности религии

В романе "Феничка" героиня горячо спорит с Максом Вернером:

- Эти длительные брачные церемонии на самом деле затянуты выше всякого разумения,- сказал Вернер.

Феня покачала головой.

- Нисколько! Совсем наоборот! Ведь что на самом деле происходит? Есть двое людей, которые хотят соединиться навсегда, потому что, по-видимому, они любят друг друга, но не только ради личной любви, но в единстве с чем-то высшим, третьим, в котором они могут нерушимо скрепить свои узы. Иначе весь союз не имеет никакой цели. Нет, они хотят быть выше чего-то личного, эмоционального - вровень с некой высшей инстанцией, называют ли они ее Богом или священными узами семьи, вечной клятвой брака или как-либо еще.

В любом случае, всегда присутствует это загадочное нечто - другое, отличное от простой любви между мужчиной и женщиной".

Возможно речь идет о понимании того факта, что брак означает жить друг в друге (а не друг с другом), пусть даже в религиозном, совершенно идеальном смысле.

нет дороги от художника к художнику, от вершины к вершине без погружения в пропасти, и реки и живительные источники искрящейся интересом атмосферы всегда наполнены чем-то тайным, необъяснимым речью, а наиболее скрытые движущие силы, как ожидающие своего часа вулканы: чем глубже пропасти, тем и сильнее извержения. и это не все причины

Есть особая прелесть в том, что ты встречаешь сходные идеи, чувства и мысли. Мы понимаем друг друга полностью. Мы живем одинаково и думаем одинаково. Только потому, что мы такие одинаковые, так бурно реагируем на различия между нами или на то, что кажется различиями. Если два человека такие разные, они довольны уже тем, что нашли точку соприкосновения

Вы выбираете свою судьбу, и надо ее наполнить, чтобы она Вам что-нибудь принесла

Любовь похожа на упражнения в плавании с мячом: мы действуем так, как если бы Другой сам по себе был морем, которое нас несет, и непотопляемым шаром, который держит нас на плаву. Поэтому он становится для нас одновременно и настолько же драгоценным и незыблемым, как наша исконная родина, и настолько же волнующим и смущающим, как бесконечность

Когда пойдешь через воды, я буду с тобой.
И когда через реки, они не затопят тебя.
И когда пойдешь сквозь огонь, он не поглотит тебя.

Слуга, который зимой приносил в город свежие яйца из нашей усадьбы, рассказал мне, что он видел посреди сада, перед домиком, принадлежащим только мне одной, "семейную пару", которая хотела войти, но которую он выпроводил. Когда он в следующий раз пришел, я у него спросила о парочке - конечно же потому, что мысль об их страданиях от холода и голода меня беспокоила:
- Куда же они ушли?
- Ну,- сообщил он мне,- они не ушли.
- Тогда они все еще перед домиком?
- И это не так: они полностью изменились... и, можно сказать, исчезли.

Потому что однажды утром, когда он подметал перед домом, он нашел только черные пуговицы от белого манто женщины, а от мужчины осталась лишь совсем мятая шляпа; земля же в том месте была все еще покрыта их застывшими слезами.

тот кто поддерживает мечту
[548x450]