наконец, остановка после долгого скрежета сцеплений и тормозов, чтобы направить длинный ряд наших вагонов, полных беспокойного сна, в лунную белизну ледяного перрона

дудук - это когда окутываешься сетью нежных музыкальных узоров, которые заставляют дрожать и страдать воздух. эти жалобы оседают в памяти, там, где ею были уже собраны звуки детства.

что ни загадаешь - сбудется,
что ищешь - найдется,
что впустишь - войдет,
что ушло - вернется.



Джузеппе всегда носил при себе тетрадь, в которую ежедневно записывал свои музыкальные впечатления от прожитого дня. В этих своеобразных дневниках можно было найти удивительные вещи: любые звуки, будь то выкрики мороженщика на жаркой улице или призывы лодочника прокатиться, возгласы строителей и прочего рабочего люда или детский плач, - все он объединял в музыке Верди..

[699x466]

Когда перед солнцем появляется дымка влажного тумана, тогда жара застилает глаза.По всей долине дикие яблони остались без плодов. Небо спокойно. От жары даже на кончиках пальцев проступает пот. Вспоминается старый документальный фильм о Грузии, когда в горах не хватало соли, и животные облизывали вспотевших людей и землю, смоченную мочой.

Живите с нежностью, даже если движение встречает препятствия, все делается своевременно и так, как и должно быть, это не упущенные случаи, это лишь открыты не все возможности. и это не все причины.


Камни всегда указывают движение потока

Иногда случаются теплые встречи с посланием, что будто утонуло в твердой воде каменного мегаполиса.
От большой территории монастыря осталась лишь тихая церковь,сохранившаяся над аркой выхода из бывшего двора обители. Она покрыта только вуалью времени, глаза тонули в поисках остатков фресок на стенах арки и церкви, потолке, и воображение с радостью начинало дополнять эти фрагменты. Эта церковь не обрела то назначение, которое ищут люди в сооружениях. В ее стенах можно посидеть только глазами, послушать легкий вздох грусти, она никак не напоминает о себе, обрела покой, и ее основание касалось не той поверхности, по какой двигались мы.

 

Поделись живыми снами,
Говори душе моей,
Что не выскажешь словами,
Звуком на душу навей…

Афанасий Фет

Старый, больной Антониони вдруг звонит и сообщает, что работает над документальным фильмом о карнавале в Сицилии. Смеется: "Никто не понял, зачем мне вертолет. А я снял сверху кратеры действующих вулканов, языки пламени, стихию. Потом — красочный карнавал с масками. И объединил все это в фильме — карнавал земли и людей".
[250x187]

Ты меня не забывай,
даже если будет трудно
Я вернусь весенним утром,
ты меня не забывай

Ты меня не забывай,
облака в реке уснули
Я вернусь дождем в июле,
ты меня не забывай
Милый друг, не скучай,
я вернусь, ты так и знай
Может днем, а может ночью,
ты меня не забывай

Ты меня не забывай,
не считай часов песочных
Я вернусь осенней ночью,
ты меня не забывай

Ты меня не забывай,
упадет снежинка с неба
Я вернусь январским снегом,
ты меня не забывай
Милый друг, не скучай,
я вернусь, я знаю точно
Может днем, а может ночью,
ты меня не забывай

Руки Шостаковича на клавиатуре рояля. Композитор ищет первые ноты Ленинградской симфонии, и он их находит. Взгляд переносится на сонную утреннюю улицу и следует за вооруженными людьми, которые садятся в трамвай, движется за трамваем, который едет по улице и подбирает на каждом углу новых и новых солдат. В конце трамвайных путей их ждут грузовики, следует за грузовиками, которые едут к первым траншеям и окопам за городом. К роялю постепенно присоединяются другие инструменты. И когда начинает играть весь оркестр,открывается огромное поле сражения советских и немецких войск. Залп орудий. Занавес открывается, и на фоне начальных титров мы видим премьеру Ленинградской симфонии в концертном зале.
Так должен был начаться фильм "Девятьсот дней Ленинграда", который так и не успел закончить Серджио Леоне.

Комната, в которой я нахожусь, годами наполнялась предметами, купленными по миру. Камни, грозди ржавого добра, которые все более затрудняют мое передвижение к окнам, чтобы увидеть долину, когда падает снег, и становятся белыми горы.

Всякий раз, когда безысходно тоскливо, мне нужна бедность, запах подгнившего дерева, вяжущий вкус плодов, сорванных чуть раньше срока. Представить как славно сидеть в сарае и стеречь гору картошки. Как прекрасно дать увести себя далеко, следуя запаху. Или идти по мощенной дороге и подставлять рот падающим каплям дождя. Я не ищу богатства, потому что оно никогда не сможет утешить меня.

Когда пространство желаний сужается, окружая дом, вспоминается одна старушка в своем домике в горах, ждущая когда проплывет луна мимо средневековой щели ее окна. Тишина становится пищей старости.




Жизнь в горах удобна в эти годы.
Слышишь, как дождь падает на листву,
а не голоса прохожих под окнами.

Старая часть Центрального кафе на Главной площади Сантарканжело была именно той, которой пользовались старики, чтобы посидеть, прислонившись к стене, не заказывая себе ничего. Летом все они казались одним темным пятном, и, поскольку все курили сигары, каждый старался удержать как можно дольше пепел своей сигары, чтобы он не падал, все глядели на белые трубочки пепла ожидая, когда они упадут, осыпятся. Такое происходило иногда у всех в один и тот же миг, и тогда они спешно начинали отряхивать руками брюки, чтобы развеять белую пыль.

из записей в клетчатом блокноте одного мальчика:
".. сидя на уроке, я не замечаю цифры, которые пишет учитель на шершавой доске, больше мне интересен миг, когда рука учителя перечеркивает минус другим минусом, так быстро он это делает, что приходится быть крайне внимательным, чтобы не пропустить новый момент волшебного превращения. Не знаю, где это повторится вновь вне арифметики, но уменьшение уменьшения - это не только математическая абстракция.. "

очаровательны фасады, испачканные временем, какие видишь по вечерам, мы обошли вокруг эти выцвевшие домики, примыкающие к переулку Большой Ватин, будто облизали мороженное

два человека поздним вечером двигались вдоль загруженной эстакады. Они пытались говорить о чем-то, прерывая шум машинных двигателей, со стороны они были похожи на двух рыб, оказавшихся выброшенными на берег.

На подъеме по дороге, идущей от дворца арабского стиля к центру, где-то на полпути в стене была дверца, которая ограничивала маленький огород.
Прямоугольник старого дерева, иссеченного дождями и опаленного обжигающим солнцем Испании, которое полирует черные и волосатые спины быков и печатает тени дубов по всей Эстремадуре. Глаза гладят морщины этого дерева и ржавые жестянки заплат, закрывающие щели. Они слышали откровения крестьянских слов и старых рук, которые открывали и закрывали эту шаткую защиту огородов. Они были рядом с длинными палками, тяпками, граблями,отполированными трудом рук, вещами, которые оставляют за домом. Понимаешь, что восхищение перед блеском архитектурных сооружений в Сеговье было лишь данью тому, что тебе не принадлежит. За ними нет того заряда прямого наследства, как у этой бедной двери.

иногда так необходимо несведующее внимание , сходное с тем, которое дарят кошки или любое другое домашнее животное, присутствие рядом человека, способного выслушать тебя и создать иллюзию твоей защищенности


мы ехали в Остию,
чтобы взглянуть на море
он шагал в тишине
этой огромной пустоты,
а я стоял за ним
на некотором расстоянии,
помогая ему потеряться
на тропах его воображения

11 октября 1492 года напряженную тишину вечера на борту "Санта-Марии" нарушил крик впередсмотрящего: "Прямо по курсу- свет! это земля.."
Было похоже, что кто-то трижды взмахнул свечой — поднял и опустил. Христофор тоже видел тот свет, как и матрос. А спустя несколько часов произошло еще одно чудо: прямо под луной высветилась белая полоса.
Неужели и правда земля? Хотя до крохотного островка Сан-Сальвадор, к которому в конце концов подошли каравеллы Колумба, оставалось еще 70 миль пути.
За месяц до того явления Колумб случайно видел другое знамение. Со скрытого сумерками небосвода низвергся огненный шлейф. Может быть метеор.

[300x233]
Она любила много за свою жизнь, но теперь стала старой, и не испытывала более ни к чему никаких чувств. Тем не менее, все еще надеялась на встречу с кем-либо, кто двигался по поверхности Земли.
Пока не влюбилась в фасад одной церкви в Ассизах и переехала туда жить. Это было зимой, и она выходила в грозу с зонтом и проводила целые ночи около церкви, озаряемой зловещими вспышками молнии.
Потом пришла весна, и каждое утро и вечер она трогала руками сухие и теплые камни. Это была любовь спокойная, без измен, которая продолжалась до самой смерти.