Вот ты уже проработал большой срок в одной компании, свыше 10 лет. Настали сложные времена. Ты не хотел, да и не задумывался об отъезде, но обстоятельства играют против тебя.
Ищешь варианты, некоторыми предложениями ты обнаруживаешься, но все не срослось. Что дальше?
Люди это как-то делают, а чем хуже я?
Отвечу, мне сложнее из-за семьи, из-за животных, а так же собственный страх этому всему мешает.
Будь мне лет 20, то проблем бы не было, но мне не 20...
всякого рода замеры потяну или нет, приводят в ужас. Кажется что не потяну.
Но другие люди как-то это делают же. Чем я хуже?
Есть идея посмотреть мир, поработать с разными коллегами по всему миру, понят чем они живут. Но страхов больше чем ответов на большинство вопросов.
Топчусь на месте на протяжении полу года, не знаю какую стратегию выбрать. Возможно мое начало и конец будет в одной точке, а возможно и нет.
Мне никогда никто не рассказывал как и что правильно делать, всегда самоучка. Если даже мне говорят что я что-то знаю, то мною это воспринимается как насмешка, так как я строг к себе.
Что дальше? Весь мир открыт или я его придумал себе и это все лишь иллюзия?
Переквалифицироваться оказалось не сложно, в меня поверили. Стараюсь не заруинить впечатления.
Но на данный момент у меня большая усталость и выгорание. Как двигаться дальше... Сложно представить. Но движение будет, без него никуда =(^_^)=
Сделать невозврат. Новая жизнь или перерождение восприятия.25-07-2019 02:04
Я сделал невозврат в определенной точке своей жизни. Есть разные штампы в жизни, на которые реагируют люди. Многие не хотели бы встречаться с женщиной, у которой есть шрамы, она некрасива без окраса, фотошопа и т.д. (независимо на внутренний мир). Я сделал с собой неповоротный момент. Мое тело обезображено не только шрамами на лице, которые вы можете не заметить при общении, но так же и шрамами на руки, которые не заметить сложно. Но я пошел дальше. Хочу их закрыть в будущем, а сейчас первый этап выделения из общей массы, но это стало популярно слишком. Но опять же не для всех. Многие привязываются не к красоте картины, а к ее значению. Стоит ли искать значение каждого поступка , действия? Разум говорит что все должно быть осознано, но на данный момент осознанность это прерогатива ИИ. Поэтому я совершил поступок отличный от представления меня в обществе моих знакомых, друзей и других, окружающих меня людей.
Восприятие было неоднозначным, восхищение, отвращение, вопросы о привязке к чему либо.
Но это все просто для меня. Зачем оправдывать свой опыт, который хотелось получить, но был получен в большем, чем ожидалось объеме.
Я сделал себе тату...
Если тут еще кто-то остался то хотелось бы поделиться с ними своими мыслями по разным жизненным позициям, которые сейчас приходят мне в голову.
Наверняка многие слышали песню Дельфина - последнее слово, где есть такие слова "Но ты не прожил бы свою жизнь снова,
А я бы прожил, потому что одна она у меня". Как мне кажется это очень правильные слова для человека, который уже чего-то достиг. Не с точки зрения других, как всем известно мнение других это мнение большинства, а меньшинство либо молчит, либо далеко от этого.
Почему так? Потому что я на данный момент нахожусь на такой стадии что на вопрос "Если бы ты встретил себя в детстве, то какие напутствия ты бы себе дал?", я дал бы ответ "Сказал бы что все правильно делаешь.". Хочу чтобы все было так как есть сейчас. Не хочу этого терять... Но это мое не последнее слово, так как с продолжаю расти и по сей день.
Давно не писал, кто-то мог забыть, кто-то думал что я умер, но это самое простое из того что можно сделать. Но в реальности все не так.... Многие гораздо сильнее чем думают. Трудности закаляют, рушат мечты и создают новые горизонты, к которым стремимся.
Внешне все смотрится прилично, в основном, не считая каких-то моментом, но их стоит опустить. Трудности жизни закаляют, не дают спуска, дают и отбирают надежду. Ты думаешь всто все хорошо, день,два,три, дальше начинаешь разрушать это все для того чтобы доказать себе что ты можешь противостоять переменам. Что ты еще жив. Так как жизнь это постоянные перемены. Это извечная борьба. Не важно с кем. Да хотя бы с собой...
Куда идут годы, или мы хотим быстрее забыться.19-06-2018 04:02
Давно не писал... Да и вообще никогда не писал. В основном чужие мысли, не мои. Я, конечно же, стремился к этим реалиям, но не всегда их разделял. Произошло иное.............
Ее главное приобретение - после многих примерок и длительного
размышления - было куплено к концу дня: светло-голубое платье итальянского
производства с короткими рукавами-буфами и чрезвычайно низким декольте.
Она увидела его на манекене в модном европейском магазине. Считалось,
что это лучшая модель сезона, и обошлось оно Джо почти в двести долларов.
Теперь к нему ей были необходимы три пары туфель, чуть побольше
нейлоновых чулок, несколько шляп и новая черная кожаная сумка ручной
работы. кроме того выяснилось, что декольте итальянского платья требует
нового бюстгальтера, который прикрывал бы только нижнюю половину груди.
Оглядев себя с головы до ног в зеркале, она почувствовала себя
выставленной полуголой напоказ в витрине магазина и поняла, что нагибаться
ей небезопасно. Но продавщица заверила ее, что этот полубюстгальтер прочно
сидит на положенном ему месте, несмотря на отсутствие шлеек.
"Только соски и прикрывает, - подумала Юлиана, глядя на себя в
уединении примерочной, - ни миллиметром выше. А обошелся недешево".
Продавщица объяснила, что он тоже импортный и тоже ручной работы.
Потом продавщица показала ей спортивную одежду, шорты, купальные костюмы и
махровый пляжный костюм, но тут Джо забеспокоился, и они пошли дальше.
"Снова я осрамился, - признался себе Чилдан. - Невозможно избежать
этой темы, потому что она повсюду: в книге, которая случайно попадает в
руки, в этих подгузниках - добыче завоевателей. Мародерство, учиненное по
отношению к моему народу. Взгляни в лицо фактам. Пытаешься убедить себя в
том, что эти японцы и ты похожи? Но погляди, даже когда ты прославляешь их
победу, опускаешься до того, что радуешься поражению своего народа - все
равно мы стоим на разной почве. То, что определенные слова значат для меня,
имеет совершенно противоположное значение для них. У них другие мозги и
другие души. Смотри, они пьют из английских фарфоровых чашек, пользуются
американскими столовыми приборами, слушают негритянскую музыку. Это все на
поверхности. Преимущества богатства и власти делают все это доступным для
них, но это все как пить дать суррогат, наносное. Даже эта "Книга
перемен", которой они почти что придушили нас - она китайская,
позаимствованная у другого, ранее покоренного народа. Кого они думают
одурачить? Самих себя? Воруют обычаи и справа и слева: одежду, еду,
разговоры, походку. Ну хотя бы только взгляни, как и с каким смаком они
пожирают печеный картофель со сметаной и сыром, это старинное американское
блюдо, также ставшее их трофеем. Никого они не одурачат, вот что я вам
скажу, а меня - меньше всего. Только белые расы наделены даром творчества,
- размышлял он. - И тем не менее, я - чистокровный представитель этих рас
- должен разбивать об пол лоб перед этими двумя. Только подумай, что было
бы, если бы мы победили! Да мы бы стерли их с лица земли. Сегодня не было
бы Японии, а США были бы единственной могучей процветающей державой на
всем необъятном мире. Я должен обязательно прочесть эту книгу...
"Саранчу", - подумал он. - Это мой патриотический долг".
"Неужели у меня какие-то родственные связи с этим человеком? -
удивился Бейнес. - Какое-то родство во всех отношениях? Значит, и у меня
тоже такой же психический сдвиг? Мы живем в умственно неполноценном мире,
у власти - безумцы. Как давно мы столкнулись с этим, осознали это? Сколько
нас это понимают? Разумеется, Лотце не входит в это число. Пожалуй, если
знаешь, что ты сумасшедший, то тогда ты еще не до конца сошел с ума. Или
же к нам в конце концов возвращается рассудок, просыпаясь в нас. Скорее
всего пока еще совсем немногие осознают это, отдельные личности там и
здесь. Но массы, что они думают? Неужели они воображают, что живут в
психически нормальном мире? Или у них все-таки есть какие-то смутные
догадки, проблески истины? Но, - подумал он, - что же, собственно,
обозначает это слово - безумие юридически? Что я имею в виду? Я его
чувствую, вижу его, но что же это такое? Это то, что они делают, это то,
чем они являются. Это их духовная слепота, полное отсутствие знаний о
других, полная неосознанность того, что они причиняют другим, непонимание
разрушения, причиной которого они стали и являются сейчас. Что, они
игнорируют реальность? Да. И не только это. Посмотрим на их планы.
Завоевание космоса и планет, такое же как Африки, как Европы. Их точка
зрения - она космическая. Их не интересует ни какой-то человек здесь, ни
какой-то ребенок там. Только абстракции будоражат их: раса, земля, Фольк,
Ланд, Блут, Эрде. Абстрактное для них реально, реальность невидима. Это их
чувство пространства и времени. Они глядят сквозь настоящий момент, сквозь
окружающую действительность в лежащую вне ее черную бездну неизменного. И
это имеет самые роковые последствия для живущего. Так как совсем скоро оно
перестанет существовать. Когда-то во всем космосе были одни лишь частички
пыли, горячие пары водорода и ничего более, а скоро снова наступит такое
же состояние. Мы - это только промежуток между двумя этими состояниями.
Космический процесс убыстряется, сокращая жизнь, превращая живую материю
снова в гранит, в метан. Колесо его не остановить. Все остальное
проходящее. И эти безумцы, они стараются соответствовать этому граниту,
этой пыли, этому страстному стремлению мертвой материи. Они хотят помочь
Природе. и я знаю, почему, - подумал он. - Они хотят быть движущейся
силой, а не жертвами истории. Они отождествляют свое могущество со
всемогуществом бога и верят в собственную богоподобность. И это главное их
безумие. Они одержимы какой-то одной идеей, архитипичной идеей. Их эгоизм
настолько разросся, что они уже не понимают, откуда они начали, что они
вовсе не боги. Это не высокомерие, не гордыня, это раздувание своего "я"
до его крайнего предела, когда уже нет разницы между теми, кто
поклоняется, и теми, кому поклоняются. Не человек съел бога, это бог
пожрал человека. Чего они не могут уразуметь - это беспомощности человека.
я слаб, я мал. Вселенной нет до меня никакого дела. Она не замечает меня.
Я продолжаю вести незаметную жизнь. Но почему это плохо? Разве это не
лучше? Кого боги замечают, тех они уничтожают. Будь невелик, и ты избежишь
ревности сильных".
Единственное, что тут можно было сделать, это хлопнуться на старенькую кушетку и зареветь. Именно так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из слез, вздохов и улыбок, причём вздохи преобладают.
— Мой дед говорил: «Каждый должен что то оставить после себя. Сына, или книгу, или картину, выстроенный тобой дом или хотя бы возведённую из кирпича стену, или сшитую тобой пару башмаков, или сад, посаженный твоими руками. Что то, чего при жизни касались твои пальцы, в чём после смерти найдёт прибежище твоя душа. Люди будут смотреть на взращённое тобою дерево или цветок, и в эту минуту ты будешь жив». Мой дед говорил: «Не важно, что именно ты делаешь, важно, чтобы всё, к чему ты прикасаешься, меняло форму, становилось не таким, как раньше, чтобы в нём оставалась частица тебя самого. В этом разница между человеком, просто стригущим траву на лужайке, и настоящим садовником, — говорил мне дед. — Первый пройдёт, и его как не бывало, но садовник будет жить не одно поколение».
— Послушайте, что я вам скажу, — ответил Грэнджер, беря его под руку, он шагал теперь рядом, помогая Монтэгу пробираться сквозь заросли кустарника. — Когда я был ещё мальчиком, умер мой дед, он был скульптором. Он был очень добрый человек, очень любил людей, это он помог очистить наш город от трущоб. Нам, детям, он мастерил игрушки, за свою жизнь, он, наверно, создал миллион разных вещей. Руки его всегда были чем то заняты. И вот когда он умер, я вдруг понял, что плачу не о нём, а о тех вещах, которые он делал. Я плакал потому, что знал: ничего этого больше не будет, дедушка уже не сможет вырезать фигурки из дерева, разводить с нами голубей на заднем дворе, играть на скрипке или рассказывать нам смешные истории — никто не умел так их рассказывать, как он. Он был частью нас самих, и когда он умер, всё это ушло из нашей жизни: не осталось никого, кто мог бы делать это так, как делал он. Он был особенный, ни на кого не похожий. Очень нужный для жизни человек. Я так и не примирился с его смертью. Я и теперь часто думаю, каких прекрасных творений искусства лишился мир из за его смерти, сколько забавных историй осталось не рассказано, сколько голубей, вернувшись домой, не ощутят уже ласкового прикосновения его рук. Он переделывал облик мира. Он дарил миру новое. В ту ночь, когда он умер, мир обеднел на десять миллионов прекрасных поступков.
— Как всё это началось, спросите вы, — я говорю о нашей работе, — где, когда и почему? Началось, по моему, примерно в эпоху так называемой гражданской войны, хотя в наших уставах и сказано, что раньше. Но настоящий расцвет наступил только с введением фотографии. А потом, в начале двадцатого века, — кино, радио, телевидение. И очень скоро всё стало производиться в массовых масштабах.
Монтэг неподвижно сидел в постели.
— А раз всё стало массовым, то и упростилось, — продолжал Битти. Когда то книгу читали лишь немногие — тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз, локтей, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг снизилось до известного стандарта. Этакая универсальная жвачка. Вы понимаете меня, Монтэг?
— Кажется, да, — ответил Монтэг. Битти разглядывал узоры табачного дыма, плывущие в воздухе.
— Постарайтесь представить себе человека девятнадцатого столетия — собаки, лошади, экипажи — медленный темп жизни. Затем двадцатый век. Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объёме. Сокращённое издание. Пересказ. Экстракт. Не размазывать! Скорее к развязке!
— Скорее к развязке, — кивнула головой Милдред.
— Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной радиопередачи. Потом ещё больше: одна колонка текста, которую можно пробежать за две минуты, потом ещё: десять — двадцать строк для энциклопедического словаря. Я, конечно, преувеличиваю. Словари существовали для справок. Но немало было людей, чьё знакомство с «Гамлетом» — вы, Монтэг, конечно, хорошо знаете это название, а для вас, миссис Монтэг, это, наверно, так только, смутно знакомый звук, — так вот, немало было людей, чьё знакомство с «Гамлетом» ограничивалось одной страничкой краткого пересказа в сборнике, который хвастливо заявлял: «Наконец то вы можете прочитать всех классиков! Не отставайте от своих соседей». Понимаете? Из детской прямо в колледж, а потом обратно в детскую. Вот вам интеллектуальный стандарт, господствовавший последние пять или более столетий.
Милдред встала и начала ходить по комнате, бесцельно переставляя вещи с места на место.
Не обращая на неё внимания, Битти продолжал:
— А теперь быстрее крутите плёнку, Монтэг! Быстрее! Клик! Пик! Флик![1] Сюда, туда, живей, быстрей, так, этак, вверх, вниз! Кто, что, где, как, почему? Эх! Ух! Бах, трах, хлоп, шлёп! Дзинь! Бом! Бум! Сокращайте, ужимайте! Пересказ пересказа! Экстракт из пересказа пересказов! Политика? Одна колонка, две фразы, заголовок! И через минуту всё уже испарилось из памяти. Крутите человеческий разум в бешеном вихре, быстрей, быстрей! — руками издателей, предпринимателей, радиовещателей, так, чтобы центробежная сила вышвырнула вон всё лишние, ненужные бесполезные мысли!..
Милдред подошла к постели и стала оправлять простыни. Сердце Монтэга дрогнуло и замерло, когда руки её коснулись подушки. Вот она тормошит его за плечо, хочет, чтобы он приподнялся, а она взобьёт как следует подушку и снова положит ему за спину. И, может быть, вскрикнет и широко раскроет глаза или просто, сунув руку под подушку, спросит: «Что это?» — и с трогательной наивностью покажет спрятанную книгу.
— Срок обучения в школах сокращается, дисциплина падает, философия, история, языки упразднены. Английскому языку и орфографии уделяется всё меньше и меньше времени, и наконец эти предметы заброшены совсем. Жизнь коротка. Что тебе нужно? Прежде всего работа, а после работы развлечения, а их кругом сколько угодно, на каждом шагу, наслаждайтесь! Так зачем же учиться чему нибудь, кроме умения нажимать кнопки, включать рубильники, завинчивать гайки, пригонять болты?
— Но больше всего, — сказала она, — я всё таки люблю наблюдать за людьми. Иногда я целый день езжу в метро, смотрю на людей, прислушиваюсь к их разговорам. Мне хочется знать, кто они, чего хотят, куда едут. Иногда я даже бываю в парках развлечений или катаюсь в ракетных автомобилях, когда они в полночь мчатся по окраинам города. Полиция не обращает внимания, лишь бы они были застрахованы. Есть у тебя в кармане страховая квитанция на десять тысяч долларов, ну, значит, всё в порядке и все счастливы и довольны. Иногда я подслушиваю разговоры в метро. Или у фонтанчиков с содовой водой. И знаете что?
— Что?
— Люди ни о чём не говорят.
— Ну как это может быть!
— Да да. Ни о чём. Сыплют названиями — марки автомобилей, моды, плавательные бассейны и ко всему прибавляют: «Как шикарно!» Все они твердят одно и то же. Как трещотки. А ведь в кафе включают ящики анекдотов и слушают всё те же старые остроты или включают музыкальную стену и смотрят, как по ней бегут цветные узоры, но ведь всё это совершенно беспредметно, так — переливы красок. А картинные галереи? Вы когда нибудь заглядывали в картинные галереи? Там тоже всё беспредметно. Теперь другого не бывает. А когда то, так говорит дядя, всё было иначе. Когда то картины рассказывали о чём то, даже показывали людей.
Когда я читала книгу в первый раз, совершенно не обратила внимания, какой удивительный это роман. Ведь главная героиня романа — Анна Каренина — не появляется до 116-й страницы. Для читателей той эпохи в этом не было, наверное, ничего неестественного? Некоторое время эта мысль крутилась у меня в голове. Они терпеливо сносили бесконечное описание жизни такого незначительного героя, как Облонский, ожидая, что вот-вот на сцене появится прекрасная героиня. Наверное, именно так. Видимо, у людей того времени было много свободного времени. По крайней мере, у тех, кто читал романы.
В шестидесятые годы девственность еще имела большое значение по сравнению с теперешним днем. По моим ощущениям (естественно, я не проводил анкетирования, поэтому могу говорить лишь приблизительно), в нашем поколении девушек, потерявших девственность до двадцати лет, не было и пятидесяти процентов. По крайней мере, в моем окружении процент был приблизительно таким. То есть почти половина девушек, сознательно или нет, еще уважали свою девственность.
Сейчас я думаю, что большинство девушек в наши времена (скажем, занимающих промежуточную позицию), были они девственницами или нет, терзались в душе. С одной стороны, не могли допустить, что в наше-то время девственность все еще важна, с другой — не могли утверждать, что в ней нет смысла и все это глупости. Скажем начистоту, это была проблема развития ситуации. Все зависело от обстоятельств и партнеров. На мой взгляд, довольно обоснованная точка зрения и жизненная позиция.
Да, но почему телевизор превратился в радио, а не в груду деталей?
Ведь если распад - то на составные части? А телевизоры не производят из
старинных радиоприемников... Получается, прав был Платон, когда говорил об
"идеях вещей", наполняемых инертной материей. Идея телевизора сменила идею
радио, ее сменит что-то еще - это как кадры в киноленте... в любом
предмете живет воспоминание о предшествующей форме, и прошлое - затаившись
в глубине - продолжает жить и выныривает на поверхность, как только нарост
последующих форм исчезает почему-либо... Мужчина - это продолжение не
мальчика, а всех мужчин, существовавших до него. А история началась так
давно...
Обезвоженные останки Венди... Кинолента оборвалась, следующего кадра
не последовало. Так, наверное, происходит и старение - только здесь все
кончилось за час.
Но по этой старой теории: разве Платон не считал, что есть что-то,
что может пережить распад, что-то внутреннее и вечное? Издревле было так:
душа и тело. Тело Венди перестало существовать, а душа вспорхнула как
птица и улетела... может быть - чтобы родиться заново. Так говорит "Книга
Мертвых", и это действительно так. Боже, как я надеюсь на это... Потому
что в этом случае мы, может быть, встретимся вновь. В Зачарованном Месте
на вершине Холма в Лесу, где маленький мальчик будет всегда-всегда играть
со своим медвежонком... Так в "Винни-Пухе", так и у нас - это неизменно. И
все мы, каждый со своим Пухом, обнаружим себя в новом, чистом, устойчивом
мире...
— Они знают о ваших способностях… э э… противоположного свойства? — спросил Джо.
— Нет, — покачала она головой. — Я и сама не знала этого, пока ваш разведчик не подсел ко мне в кафе и не рассказал кое что. Может быть, все это правда. Может быть, нет. Но он сказал, что вы можете установить это с помощью аппаратуры…
— Предположим, мы установили у вас наличие этих способностей, — сказал Джо. — Что дальше?
— Ну… это как то так… неприятно. Ничего не можешь: ни перемещать предметы, ни обращать камни в хлебы, ни зачинать без порока, ни лечить… ни читать мысли, ни заглядывать в будущее… Зато можно мешать другим делать все это. Смешно и глупо, — она махнула рукой.
— Как фактор выживания человечества, — сказал Джо, — это ничуть не менее важно, чем сами пси способности. Особенно для нас, нормальных. Скажем, одни насекомые умеют летать — значит, другие должны уметь ткать паутину. Согласитесь, умение ткать паутину вовсе не равнозначно неумению летать. Устрицы отрастили себе раковину для защиты — птицы научились поднимать их в воздух и бросать на камни. То же самое и с людьми: вы охотитесь и — извините за сравнение — пожираете пси одаренных, а они, в свою очередь, пожирают нормальных. Таким образом, вы друг нормальных. Баланс, замкнутый цикл, хищник — жертва… вечный круговорот.
На Хоккайдо, острове на севере Японии, есть монастырь, настоятель которого неграмотный человек. Когда-то его , крестьянского сына, взяли в монастырь совсем мальчишкой, и он так и не научился писать и читать, но, завершив изучение коанов, достиг просветления.
Он, кажется, не знал, что помимо буддизма существуют еще другие религии, пока не услышал, что монахи говорят о христианстве.
Один их монахов учился в Токийском университете, и настоятель попросил его рассказать о христианстве.
- Многого я не знаю, - сказал монах, - но принесу вам священную книгу христиан.
Настоятель послал монаха в ближайший город, и тот вернулся с Библией.
- Какая толстая, - сказал монах, - а я не умею читать. Прочти что-нибудь сам.
Монах прочел Нагорную проповедь. Чем дальше он читал, тем больше это впечатляло настоятеля.
- Красиво! - повторял он. - Очень красиво.
Когда монах дочитал Нагорную проповедь, настоятель некоторое время молчал. Молчание длилось так долго, что монах отложил Библию, сел в позу лотоса и начал медитировать.
- Да! - вымолвил наконец настоятель. - Не знаю, кто это написал, но наверняка Будда или бодисатва. То что ты прочел, - суть того, чему я пытаюсь вас научить.
(с) Янвиллем ван де Ветеринг "Япония. Год в дзен-буддийском монастыре"
Как-то случилось довольно сильное землетрясение, часть храма просела. Когда землетрясение кончилось, священник сказал юноше:
- Теперь вы знаете, как ведет себя дзен-буддист в трудной ситуации. Как видите, я не паниковал, потому что сознавал то, что происходит. Я взял вас за руку, и мы пошли на кухню, самую устойчивую часть храма. Как оказалось, я поступил правильно - кухня осталась цела, нас даже не ранило. И все-таки, не смотря на весь мой самоконтроль, я испытал некоторое потрясение, о чем вы, вероятно, догадались: я выпил стакан вода, чего при обычных обстоятельствах никогда бы не сделал.
Юноша ничего не сказал, только улыбнулся.
- Я сказал что-то смешное? - спросил священник.
- Это была не вода, Ваше Преподобие, - ответил юноша, - а большой стакан соевого соуса.
(с) Янвиллем ван де Ветеринг "Япония. Год в дзен-буддийском монастыре"
Один чаньский наставник отправился с несколькими учениками в столицу
и остановился отдохнуть возле реки. Монах из другой секты спросил
кого-то из учеников чаньского наставника, способен ли его учитель
творить чудеса. Мой собственный учитель, сказал монах, выдающийся человек,
обладающий небывалыми способностями. Он может стоять на берегу реки
и рисовать в воздухе иероглифы, а у человека на противоположном берегу
они будут появляться на листе бумаги. Чаньский монах ответил,
что его наставник тоже выдающийся человек, способный совершать
невероятные чудеса. Например, когда он спит, он спит, а когда ест, он ест.
(с) Янвиллем ван де Ветеринг "Япония. Год в дзен-буддийском монастыре"