тихо-тихо
приоткрывая занавеску
обнаруживаешь себя
в центре метели
во льдах
этот холод
неведом насекомым
с их хитином в ихней собственной паутине
каждый день
это новая волна, разбивающаяся о камни
стань ей
посели её
в своём шепоте
и тогда подаришь себе счастье
быть звездой
дя страждущих себя
во льдах
Стань небом и неси своё солнце к закату. Отбрасывай на землю лишь осколки своей тени. Нервной, призрачной, туманной... Тяжесть ноши пропадает с осознанием дороги и своих следов в этой пустыне. С сильными ветрами и барханами. Вот ты был и вот тебя нет. Кажется, что это всё, но нет. Нет же. Птица парит в вышине, ветер гонит облака над тобой. Душа чудесным образом протягивает руки к Ищущим. К тем, кто пишет картины собственным взглядом. К тем, кто никогда ничего не потеряет. Ибо знает, знает почему... Когда все эти метаморфозы отражаются в зрачках, ты понимаешь что далеко не всё так, как пытается уловить судорожный разум. Доживающий последний свой век.
Счастье становится гнилым яблоком. Осень. Уже давно осень.
Пространство хочет рассыпаться на миллиарды миров, почему же ты ему не позволяешь?
Видимо, без обратного билета. Но кому он нужен?
Какой-то, видимо, жизни. Пропитанной, в лучшем случае, сентиментальными вздохами.
Нам прививали ветви, чтобы мы давали крупные, спелые плоды.
И теперь нужно взять в руки топор.
Даже если этот наглый проводник потребует одиночества.
Но такое ли уж это одиночество?
Перед кем быть? С кем быть? Кем и для кого и чем являтся?
Если уж греть руки, то только с тоскующим сердцем. С бьющимся. С полным крови. Настоящей. Твоей.
Иначе - пыль.
Пыль.
Покрывающая глаза и нервные окончания своим флером. Плотным и твердым, как смола.
Откровения подчиняются своим собственным законам. И неважно на кого оно ниспадет, важно (для нас, людей) то, как он это прочувствует и воспримет. Одни создают из этого религии, другие хранят это в сердце и уносят с собой в могилу. Про тех, кто считает это сном или очередным шорохом покровов майи и говорить нечего. С этой точки зрения, абсолютно независимой и никоим образом не касающейся наших представлений об окружающем мире, исчезает всякая граница между мыслью и действием, между причиной и следствием. Это молния, соединяющая небо и землю энергией, имеющей абсолютно чуждую всякому существу природу.
Сложные и запутанные мысли очень важны. Этой сложностью они выявляют свою иллюзорную сущность и приоткрывают дверь в бесконечную простоту абсолютно иных, нечеловеческих влияний. Так и приходит откровение.
И самая большая подлость по отношению к себе - попустить эту подсказку.
В шелесте листьев. На окраине леса. Между камней, покрытых мхом.
Скользит взгляд неведомого сеятеля. С зернами наших душ.
Он проносится над полями, едва касаясь гула проводов.
И вторит ему качание ветвей.
Когда все ослепнут, оглохнут... Тогда все вернуться в эту тень.
Прорастут новой жизнью. Через меня и тебя это струится и проходит, всё дальше и дальше...
И стягивается тугими нитями из мира причин. В этом тихом колыхании травинки, у дороги.
Я слышу скрип веревок, которыми сон стягивает вдыхаемый воздух и шум листвы. Веревок, протянутых вдоль горизонта. Ты дремлешь, мой океан. С этими... цепочками маяков на дне. С этими созвездиями. И, задерживая на тебе взгляд ровно настолько, насколько позволяет жизнь, я не вижу ничего кроме возможности фатального волеизъявления. Ф-а-т-а-л-ь-н-о-г-о волеизъявления. Этого трепета крыльев бабочки над пыльной дорогой. Этой качающейся травинкой, удостоеной неслучайного взгляда неслучайного прохожего. И, в конце концов, того ощущения перед решающим выбором. Когда воздух наполняется озоном и уже видны вспышки вдалеке.
Океан.
Перед тобой бессильна любая формула. Число, к ужасу своему, превращается в переменную. Погружается в хаос, следующий за пи. И дальше только распад и разложение. Дальше только дикое проявление правды, воспринятой ложью. Хныкающими глазками, откинувшими бесполезную объективность.
Без волн твоего огня бог был бы пенсионером, разгадывающим кроссворды в зале ожидания.
Воля вплетается в языки пламени, обнажая выжигающую фатальность. Проявляя скрытое, обнажая все тайны. Прожигая насквозь лабиринты квантовой физики.
Нежный, полуночный вздох обрывается тишиной твоего собственного нутра.
Лава.
Плавит хрусталь.
Ниспадает с небес
Нервным и диким туманом.
Спрутом марева.
Сковывает, тянет.
Комната из стали погружена
В сумрак.
Точка соприкосновения.
Осталась там.
И здесь.
В осеннем ветре.
Целующем Твою нежную шею.
здесь всполохи трав
незримых полей
сплетаются
вьются среди
блуждающих синих огней
утро потом
стелит туманом
пальцы росою
ладони к земле
упасть за ближайшим курганом
и проснуться снова
и снова быть
там...
там
по краю земли звездою
плыть
по темным холодным волнам
мимо айсберга где
олеандр
в режущем свете
тает
стекая корнями к воде
прозрачность тех льдов
сомкнута в зрачок
и веком укрыта
от каменной пыли
древней земли
здесь
где статуи застыли
здесь
пока мы есть, пока мы есть.
Пока мы мыслящее мясо.
то
всегда
nothing is more real
nothnig is more truth
но не там
не там
Решающие события происходят в абсолютной тишине.
Здесь небо залито светящимся фиолетовым маревом, вместо красно-оранжевой пасти заката. И день перестает быть днем и ночь погружается в глубину Океана. Ни скрипа, ни звука, ни вдоха. На волнах распадаются отражения никчемной жизни и бестолковых воспоминаний. Растворяются и уходят в чрево горизонта. В самую глубину Бытия, если оно вообще имеет глубину. Здесь сон, сорвавшийся с поводка наступающего утра. Мечущийся, как облако.
Источник жизни, бессмертия. И то, что посмели назвать вечностью. Тело, распластанное в вынужденном распятии, осталось на миллиарды миль позади. На том берегу. Среди телесных каркасов. Оно не вынесло бы этого тяжелого, густого воздуха. Тумана, разрезающего всякую сущность обоюдоострым ножом.
А на айсбергах мерцает тень. Смутное пятно, сопровождающее тебя всегда и везде. Она в своей стихии.
Когда мы лежали на этих дивных лугах. Тех, которых не было и не будет уже никогда. Когда частички нашей крови медленно отрывались и тянулись вверх. К отражению. Когда мы сияли, как никогда больше не засияем. Вот тогда и наступала эта священная Тишина. Идущая всегда и везде. Всегда не так, как этого кто-то хотел или даже просто думал об этом. А сейчас, мы упадем в темноту и там зажжем новый свет. Неотраженный и естественный. Изначальный. Мы гнили и сохли ради этого. Мы разлагались в земле ради этого. Правда - это вселенная метаморфоз, за пределами манифестации. Зерна этой русской, транссибирской тоски начнут давать всходы. Зеркальных подсолнухов, где отражаются звезды. Оторванные от всех да и нет. От всех принципов и идей. Рядом идущее, параллельное. Через мягкий гранит истории прорастает... Через разум безумцев и отверженных тоненькая трещинка. Наш рывок к свободе. Наша тихая комета.
В отличие от фантазии, воображение пассивно, рецептивно, реактивно, репродуктивно. Нам не дано определить границу субъективного восприятия и "объективной" реальности. Но вполне вероятно следующее: чем пассивней восприятие, тем жесточе вещи и события вампиризуют нас.
Воображение: материя чрезвычайно хищная, пористая, впитывающая всё - сны, случайные разговоры, теории, мнения и, подобно некоторым видам тропической паутины, пожирающая своего "изготовителя".
Воображение: адская смесь дурных предчувствий, боязливых надежд, псевдоинтуиций, сладострстных силуэтов, идей фикс, компенсаций, ожиданий, ужасов, искаженных копий знакомых либо прохожих - это пронизано социально акцентрированными гипотезами касательно жизни и смерти, религии, морали, эстетики.
Если воображение превалирует, личность растворяется совершенно. Человек проявляется лишь при концентрации воображения вокруг профессии, семьи, игры, любви. Эта концентрация обусловлена "интересом". Когда интерес пропадает, концентрация ослабевает, человек рассеивается в хаосе воображения. Интерес - разновидность тягости, притягательности хтонической бездны, интерес возбуждается провокативом, а всякий провокатив - женская прелесть, деньги, власть, наркотики - действует тем эффективней, чем слабей целое, индивидуальность.
Евгений Головин "Мифомания"
Вечный сон, вплетенный в корни твоих цветов. Пульсируя, живя и тлея на останках. Море, море... Горизонт, навсегда вживленный в твои зрачки. Ветер, что несется оттуда, касается твоей кожи. Путает мысли, навевает дрему. Сладостную дрему духа. Оторви свою тень от зыбкой поверхности облаков. Восторженно пронеси это к солнцу. Новый день. Новое пространство. Под ударами трупного молота один приказ - жить. Несозревший плод раннего ноября. Отбросив медные звенья сентиментальных воспоминаний. Новая радость, без счета улыбок. Новая радость от осознания себя. От гнетущей бесконечности, закрученной в кольца колонок новостей. Смердящих трупным запахом невоплощенной мечты.
Она молча стоит у окна и штора едва касается её плеча... Мы ведь здесь, а не где-то ещё. Влиты в этом мгновении. Застыли в смоле времени. Никакое коллективное бессознательное не разрушит эту хрупкую вазу с остатками звезд. Ведь это же неимоверно мучительно - поднимать голову с пыльной дороги и смотреть вдаль. На алмазные гребни гор. Сквозь экзистенциальную пустоту. Есть вера. И сумрачный огарок биологической жизни.
— Смотрите и слушайте, пришедшие сюда для забавы и смеха. Вот пройдет перед вами вся жизнь Человека, с ее темным началом и темным концом. Доселе небывший, таинственно схороненный в безграничности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем,— он таинственно нарушит затворы небытия и криком возвестит о начале своей короткой жизни. В ночи небытия вспыхнет светильник, зажженный неведомой рукою,— это жизнь Человека. Смотрите на пламень его — это жизнь Человека.
Родившись, он примет образ и имя человека и во всем станет подобен другим людям, уже живущим на земле. И их жестокая судьба станет его судьбою, и его жестокая судьба станет судьбою всех людей. Неудержимо влекомый временем, он непреложно пройдет все ступени человеческой жизни, от низу к верху, от верху к низу. Ограниченный зрением, он никогда не будет видеть следующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его; ограниченный знанием, он никогда не будет знать, что несет ему грядущий день, грядущий час — минута. И в слепом неведении своем, томимый предчувствиями, волнуемый надеждами и страхом, он покорно совершит круг железного предначертания.
Вот он — счастливый юноша. Смотрите, как ярко пылает свеча! Ледяной ветер безграничных пространств бессильно кружится и рыскает, колебля пламя,— светло и ярко горит свеча. Но убывает воск, съедаемый огнем.— Но убывает воск.
Вот он — счастливый муж и отец. Но посмотрите, как тускло и странно мерцает свеча: точно морщится желтеющее пламя, точно от холода дрожит и прячется оно. Ибо тает воск, съедаемый огнем.— Ибо тает воск.
Вот он — старик, больной и слабый. Уже кончились ступени жизни, и черный провал на месте их,— но все еще тянется вперед дрожащая нога. Пригибаясь к земле, бессильно стелется синеющее пламя, дрожит и падает, дрожит и падает — и гаснет тихо.
Так умрет Человек. Придя из ночи, он возвратится к ночи и сгинет бесследно в безграниченности времен, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никем. И Я, тот, кого все называют Он, останусь верным спутником Человека во все дни его жизни, на всех путях его. Не видимый Человеком и близкими его, Я буду неизменно подле, когда он бодрствует и спит, когда он молится и проклинает. В часы радости, когда высоко воспарит его свободный и смелый дух, в часы уныния и тоски, когда смертным томлением омрачится душа и кровь застынет в сердце, в часы побед и поражений, в часы великой борьбы с непреложным — Я буду с ним.— Я буду с ним.
Мы ткали мир из метафор и ассоциаций, чувствуя как он набухает, набирает вязкость и тяжесть материи, словно ткань, погруженная в темные воды сновидений.
...Дыхание прорывается через ткань бытия. Вливается в кровь и распадается на 4 составляющих элемента. Древесные кроны эманаций переплетаются внутри огня, направляют и сплетают нити солнечного света в золотую прожилку на самом дне сердца... Единственное, что осталось среди пыльных полок и замороженных саркофагов - это первобытное биение. Зов и тоска по свету. Этот звук, впаянный огнем в жесткую сетку ритма (такого же абстрактного, как всякая энергия, масса, время, всякий забор и всякая проволка среди извилин мозга) символ угасающей жизни и братская могила всех закрытых сердец. Это ведь неспроста? Ведь все живо, а значит действительно неспроста.
"загадочная сила, проводником которой он себя выдавал, ему не принадлежит и не дарована свыше. Он пользовался магической энергией верующих, всегда готовых поверить во что угодно, только не в самих себя; люди жертвуют свою драгоценную энергию, не зная, как ею распорядиться, любому фетишу, не важно, как он называется: человек, бог, растение, зверь или дьявол, ибо настоящее имя во все времена и на всех континентах у него одно — зеркало, вогнутое зеркало, предназначенное исключительно для того, чтобы собирать и отражать энергетические лучи своих обожателей, возвращая их на землю небесным, чудодейственным огнем, при виде которого умиленная толпа рухнет ниц и вознесет хвалу милостивому и всесильному богу, ниспославшему чадам своим великую благодать.
Вот эта-то сфокусированная в единый луч энергия многих Я и есть тот магический жезл, по мановению коего пространство раскрывается в иное измерение, а время застывает в золотой лик вечного настоящего, королевский скипетр истинного властелина мира — сокровенного, вездесущего, заключающего в себе вселенную Эго; не пересыхающий источник, который вбирает, но ни в коем случае не берет, ибо могущественное Я тут же превратилось бы в немощное Ты; воистину, хула на великий дух сей — единственный грех, который не будет отпущен вовеки.
Людей и богов, прошлое и будущее, призраков и демонов вбирает сия бездна, бросая на их иллюзорную жизнь лучезарный отсвет немеркнущего магического настоящего. Но наиболее полно эта не ведающая границ сила являет себя в том, кто сам велик; она всегда направлена внутрь, наружу — никогда; все, что вовне, немедленно становится огородным пугалом.
(...)
Только великое Эго и ничто иное предопределяет судьбу, в этом великом зеркале отражаются бесчисленные Я, большие и малые, светлые и сумрачные, злые и добрые, веселые и печальные, а оно пребывает в нерушимом, безмятежном покое, и ни радости ни страданию не дано смутить его, и в прошлом, и в будущем остается оно вечным настоящим; первопричина, причина самого себя, оно не подчиняется никаким законам, кроме своих собственных, подобно солнцу, кое не тускнеет и не коробится оттого, что его отражение плавает в лужах или среди бушующих волн, и пусть все воды иссякнут или же прибудут в ливнях проливных, оно от этого не зайдет позже и не взойдет раньше." (c) Густав Майринк "Майстер Леонгард"
Даже если и ослеп - никто за это не осудит. Таков дизайн платоновской пещеры, хули тут.
В центре груди расположена галактическая центрифуга. С бешеной скоростью струятся звезды. Ночь ухмыляется в середине неба. Каплями жизни в ржавом умывальнике из сна и далее на атомы. Пространство дрожит, засасывая в свою воронку все вещи, оставляя только теоретические блики на поверхности глаз. Шторм моря математических точек и штиль на противоположной стороне зеркала. Я вижу и не вижу. Только пыльное эхо где-то позади. Привитая горными ручьями меланхолия уперлась тоской в Логос. Длинные ряды эшафотов далеко, на одичавшем до блеска западе. Озера радости на юге с Твоими корабликами, лишенными трепета парусов.
Оставить крестик на двери и окунуться в прохладу свежего ночного воздуха. Рыбы на поводках, точки птиц, приятная усталость... Живее и живее и с каждым днем окна домов проносятся по зрачкам неистовым диафильмом. Фата моргана дремлет между бетонными заборами и солнечными зайчиками от твоих розовых очков. Что-то хрупкое пролетает над черепичными крышами. Едва уловимое. Отразилось и прошло. Разрежь скальпелем букет увядших роз и скорми внутренности свиньям. В тот самый момент. Когда... repeat, repeat, repeat. Плодородные поля, жестокая тундра, и небо... небо, такое низкое! Скомканные личные жизни в изолированных поселках. Линия горизонта. И дальше - пустота. Обрывки писем и пряди волос.
Когда человек сбивается с ритма дыхания, когда ветер проносится по поверхности его мира. Скоро это невозможно будет видеть. Скоро.