По ночнику тянет похулиганить... Вот рассказик одной очень странной девушки по прозвищу Сид. Рассказик старый, она ещё в школе училась... Но смешной и настоящий.
С В А Д Ь Б А.
В список невест она не записалась сознательно, понимая, что ей с таким экстерьером ничего не светит. Только если посмеяться. Над самой собой. Поэтому когда шли долгие муторные приготовления к торжественному ужину и церемонии выбора, она плевала на всех и потихоньку посмеивалась над конкурентками. Церемония выбора для самого Его Высочества была всего лишь дешевым развлечением, возможностью посмеяться над глупыми самонадеянными девками, которые думают, что их кокетливо подведенные глазки, носики-кнопки с запудренными веснушками и сиськи, подпрыгивающие в глубоком декольте, могут привлечь его внимание. Здесь все друг над другом смеялись, и лишь когда наступал торжественный момент, и появлялось Его Высочество, все делали притихшие серьезные хари и скромно, сахарно улыбались.
На торжественный ужин она приперлась в рыжевато-розовой пижаме с мелкими белыми сердечками, с небритыми ногами и подмышками и с четырьмя косичками на башке. На фоне чинных, расфуфыренных, размалеванных гостей она смотрелась в свете веселого пофигизма, и ей это нравилось. По традиции все, кто не имел отношения к празднику, то бишь не являлся невестой или ее родней, прислугой и проч., всячески подчеркивали свое наплевательское отношение к происходящему – небрежным видом, разумеется.
- Я так и знала, что ты меня подведешь! – увидев ее, обозлилась тетя Надя.
Сама она уже упаковалась в пышное платье фиолетовой расцветки с белой пеной кружева по линии декольте. – Чего приперлась-то? Шкандыбала бы отседа, пока не поздняк. Дура! Ну какая дура, ёб твою бога душу срать, навязалась на мою голову! Где я теперь тебе буду наряд доставать, ебёна дрожь?!
- Теть, ну чего орешь-то? – лениво спросила она, сплевывая жвачку на мраморные дворцовые ступени, устланные роскошными коврами. – Ебанулась, что ли? Я ж не записана!
- Не записана?! – ахнула сдавленно тетя Надя и, подхватив юбки, умчалась разбираться.
А она с написанной на лице усталостью своим обычным широким шагом поднялась по парадной лестнице и безошибочно выбрала зал с самым большим столом – там и проходил торжественный ужин. Она была босиком, но слоистые красноватые пятки терялись в густом светлом ворсе ковра, расстеленного по сверкающему паркету. Люстры сияли так, что на них было больно смотреть. Да и не хотелось. Разноцветные наряды дам и подчеркнутая черно-белость их спутников действовала на нее угнетающе. Туда-сюда изредка сновали случайно забежавшие левые слуги – веселые, растрепанные, в грязных полосатых носках и жирных пятнах. На нее не обращали особенного внимания, и она плюхнулась на ковер у самого стола, не желая садиться на стул, и принялась насмешливо провожать глазами каждую расфранченную парочку и каждую девицу, которая могла бы стать ее соперницей.
За окнами только что догорел закат. Опускались сумерки. Во дворце оживленно говорили, сплетничали, спорили о том, на ком же остановит свой выбор Его Высочество. Когда Оно появилось, все преклонили колени и уставились в пол, так что со стороны можно было подумать, что они вовсе не хотят его видеть. Но они хотели его видеть. Они все его хотели.
Она невольно задержала на нем взгляд: так, ничего особенного. Она несколько раз его раньше видела по телевизору, но живьем наблюдала впервые, только это ее не волновало и не производило ни малейшего, блин, впечатления.
А это невысокое, роскошное, полноватое Высочество, с мягкими светлыми волосами – не длинными, но и не короткими, с небесно-нежным взором улыбалось то снисходительно, то застенчиво, раздавало небрежные поручения, вежливо трепалось с гостями. Знатными, богатыми, влиятельными, тупыми гостями.
А она хавала хавку руками с тарелки, вытирала рот рукавом и почти ничего не говорила. Только иногда, если хвост косы попадал в соус или в десерт, она совала его в рот, смачно обсасывала, встряхивала и произносила фразу вроде:
- Бля-адь!… Едрёна матрена, пропали мои пятачки!
При чем тут пятачки, и о каких пятачках шла речь, не было никому интересно. Таких людей здесь было много, их предпочитали деликатно не замечать. Если какой-нибудь бестактный придворный и спрашивал ее:
- Почему такая прелестная барышня не удостоит меня разговором?
- Иди дрочи, колобок! – отвечала она.
Она все время сползала со стула, в конце концов, ей это надоело, и она отодвинула стул и плюхнулась на пол вместе с тарелкой. На полу было теплее и значительно уютнее. К тому же на полу было удобно наблюдать за Высочеством и ловить все его промахи, правда, за все два часа, сидя с ним тут, она не поймала ни одного.
Потом началась музыка, перекуры и танцы. Девицы засновали вокруг, как стая мошкары, и только тут она заметила, что все они бесцветны, как моли, только разрисованы, словно картинки детской раскраски для развития мелкой моторики. Тетя Люба, сидевшая по правую руку Высочества, ехидненько поглядывала по сторонам и
Читать далее...