Профессор уперся сонными глазами в потолок, украшенный
восточным орнаментом:
- Послушай! – Вмиг перед профессором появился молодой человек.
-Поищи в компьютере по Хайфскому техниону. Кажется, они там чем-то подобным занимаются?-
После нескольких недель томительных ожиданий услужливый
молодой человек вручил мне рекомендацию на получения «стипендии Шапиро», в запечатанном конверте с адресом Хайфского техниона.
Хайфский технион, а рядом с ним и Хайфский университет, располагался у вершин невысокой горной гряды Кармель, которая пересекает всю северную часть Израиля.
У подножья этой гряды изогнулся гигантской подковой Хайфский залив. Пауки портальных кранов, корабли, скользящие по водам залива, многоэтажные дома и небольшие домишки, рассыпанные на горных склонах, казались с высоты игрушечными.
Корпуса техниона тоже рассыпались по каменистым горным склонам, удивляя своей разноликостью. Рядом с высотными конструкциями из стекла и бетона лепились жалкие строения подобные нашим баракам. По многочисленным переходам, лестницам и тротуарам, от корпуса к корпусу спешили студенты, парни и девушки с рюкзачками за плечами.
Мне бросилось в глаза, что шли они в основном поодиночке, изредка парами, молчаливые, сосредоточенные, не обращая внимания на окружающих.
Вспомнились мои студенческие годы. Мы всегда ходили группами. У нас была масса общих интересов. Нас тянуло друг к другу.
«Биньян Энергия»* располагался в новом высотном здании, почти на самой вершине горы. Фасад здания украшала памятная доска с фамилиями американских благодетелей, на средства которых построили здание и закуплено оборудование факультета.
Путаясь в лифтах и переходах, я добрался до приемной декана. Там застал смазливую девушку, которая, развалившись в кресле и вытянув смело обнаженные ноги, занимались типичным израильским ритуалом.
Она пила кофе с сандвичами.

«Биньян Энергия»*- Энергетический факультет(Иврит)


На вершине горы Кармель - Хайфский технион, и Университет, вокруг здания студенческого городка.

[477x278]

Благодарю моих постоянных читателей, которые появились у меня)))
рыжий_месяц и Парабеллум ))
Надеюсь - вам будет интересно читать мои воспоминания.
Учитывая, что все написанное - было в действительности))
Вот Вам от меня)))
[686x700]

Стипендия Шапиро

Не знаю точно, кому я обязан - Пете, Зине? Или может быть Дани, но вскоре я получил телефонное приглашение явиться в отдел ученых- репатриантов, расположенный в Иерусалиме.
И вот я в Иерусалиме на улице Гилеля. Узкая улица, застроенная домами времен турецкого господства. Один из этих домов, построенных в мавританском стиле, стал в девяностые годы двадцатого века Меккой для десятков тысяч наших репатриантов с учеными степенями. В этом доме размещалась империя наместника израильской науки, профессора Шапиро. Наверно, львиная доля всей еврейской интеллигенции Союза толпилась у порога этого «владыки». Здесь решали их судьбу. Почти каждому третьему из миллионной «Алии - 90 »* было известны магические слова - «стипендия Шапиро».
Эта стипендия давала возможность, кому год, кому и больше,
скудно существовать в околонаучной среде. К сожалению, только маленькой части, из многотысячной армады репатриантов с высшим и более образованием удалось, благодаря стипендии Шапиро, получить работу соответствующую их профессии и образованию.
Подавляющее большинство специалистов - «руссим»** было выброшено за борт. Со временем они ушли в небытие, сгноив в нищете и безработице свой бесценный опыт в технологических и гуманитарных областях. Произошло нечто подобное интеллектуальному геноциду. Однако тогда, в восемьдесят седьмом году, апартаменты знаменитого профессора, были пусты.
Хозяин репатриантских судеб профессор Бени Шапиро в действительности оказался человеком добродушным. Этакий колобок. Низкорослый, толстенький, он как бы состоял из надутых шаров различных размеров. Верхний шар, круглая, как футбольный мяч, голова приветливо улыбалась:
- Экология, экология? Болтают об экологии много, а кто ей серьезно занимается?

* «Алия-90»- Так в Израиле называют репатриацию из бывшего СССР за период за период с 1991 по 1995 годы.
** «Руссим »- Так в Израиле называют репатриантов из бывшего СССР.

По вилле семейства Мильман Зина шествовала, как королева.
Мадам Мильман забегала впереди Зины, открывая двери в многочисленные комнаты, и заискивающим голосом объясняла их назначение. После обильного обеда и легких возлияний в столовой, размерами напоминающую спортзал, гостей пригласили отдохнуть в домашнюю оранжерею.
Однако Зина выдала другую, бескомпромиссную команду: - Зачем сидеть, жир завязывать? Поехали на природу! Тут, совсем рядом, есть живописные места.
Действительно, совсем недалеко от дороги, среди зеленых холмов, вился неглубокий ручеек. Деревья с голыми стволами и густой кустарник склонились над ним. Мой безвременно погибший друг, Исаак, приучил меня к джоггингу*. При каждом удобном случае, я старался не изменять этой привычке. Пробежав пару сотен метров по тропинке вдоль ручья, я остановился.
Передо мной из-за кустов вдруг неожиданно выросли две странные фигуры. Пожилой, обросший черной бородой мужик с пятнистым полотенцем на голове и крючковатой палкой в руках, а рядом с ним мальчик. Мальчик зажимал в ладонях довольно крупные камни с рваными краями. Больше всего меня поразили глаза этих незнакомцев. Такой ненависти, которая пылала в глазах этих людей, я не видел еще никогда.
За спиной послышался топот ног. Меня догонял Петя, размахивая в воздухе пистолетом. Двое незнакомцев моментально исчезли за кустами.
Петя сразу начал мне выговаривать:
- Здесь не «Советы». Там тебя называли жидом! Здесь арабы не будут с тобой ругаться! Они тебя просто убьют!
Я знал о враждебном арабском окружении и всей душей
поддерживал справедливые войны израильтян против арабов. Однако одно дело поддерживать их на расстоянии, и совсем другое столкнуться лицом к лицу со жгучей ненавистью людей, перед которыми ты совсем не виноват. Но… тогда я был далек от абстрактных размышлений.
Надо было приспосабливаться к странной, непохожей на прошлую, израильской жизни.

*джокинг - оздоровительный бег

Еще в аэропорту, узнав, что он по специальности механик-моторист, Пинхаса сразу направили на военный завод. Ни иврита, ни идиша он не знал. На заводе объяснялся жестами, а в вечернем «ульпане», где учили по системе «иврит на иврите», вначале, подобно мне, он пытался хоть что-нибудь понять, но потом, усталый после рабочего дня, просто спал на уроках.
Уже в первые дни неожиданно вспыхнувшей кровавой войны его отправили на Голаны* ремонтировать бронетехнику.
Ущелье между гор, где стояли подбитые сирийцами израильские танки, накрыло артиллерийским огнем. От взрывов снарядов тысячи металлических и каменных осколков свистели в воздухе. Здоровенная каменная глыба врезала ему прямо в поясницу. Нога онемела. Пинхаса охватил ужас «Где укрыться? У кого просить помощи?» Кругом мечутся солдаты. Он кричит им, а они его не понимают. «И вдруг я заговорил, вернее, заорал на иврите, причем самые отборные израильские ругательства и проклятия! Меня сразу поняли, услышали, и отнесли в миклат **. Черт его знает, откуда взялись эти слова? По сей день не пойму?» - он с дельным удивлением развел руками. После этого рассказа, беседа приняла непринужденный характер, начался смех, анекдоты, как и полагается среди своих людей.
Мужчина и женщина, сидящие за столом, семейство Мильман, были сокурсниками Зины еще по ленинградскому институту. Они недавно построили себе виллу на « штахим »***, и пригласили всех к себе в гости.
Уже на следующую субботу мы пересекли « зеленую черту»,
границу, отделяющую территорию Израиля от « штахим ». Вскоре, в знойном мареве, как в сказке, перед нами возникли многоэтажные гиганты из стекла, бетона и алюминия, и уютные виллы, окруженных садами. Друзья Зины жили в самом конце широкой зеленой улицы, вытянувшейся вдоль невысоких холмов.
Ариель - жемчужина «штахим», не был похож на другие провинциальные израильские города. Ни грязных окраин, ни серых трехэтажных коробок с подслеповатыми окнами, окруженных замусоренной, высохшей травой.

*Голаны - Голанские высоты, захваченные у Сирии в результате «Шестидневной войны» 1967 года (иврит)
**Миклат - убежище, укрытие (иврит) *
** «Штахим» - так в Израиле называют территории, оккупированные в результате «Шестидневной войны».

Жителям элитных кварталов этого города, раскинувшегося на
берегу Средиземного моря, крупным государственным чиновникам, политическим и финансовым воротилам, было за что благодарить отца - основателя…
Их утопающие в зелени виллы, окруженные высокими заборами,
резко контрастировали с расположенными рядом трехэтажными бетонными коробками, очень похожими на произведения «хрущевской» архитектуры.
Лучи заходящего солнца, отраженные от морской глади,скользили по лицам друзей Зины, развалившихся в шезлонгах, стоящими на широкой террасе. Знакомясь со мной, они не отрывали своей задней части от удобных сидений. Зато когда Зина их пригласила ужинать, они тут же вскочили со своих мест.
Между рюмочками коньяка, икрой и пирожными они, не
особо интересуясь, задавали мне вопросы о моем советском прошлом, и моих планах на будущее. В былые времена такой импровизированный допрос незнакомых людей вызвал бы у меня протест. Однако месяца израильского житья хватило для уменьшения моего самолюбия. Я охотно отвечал на все их вопросы, стараясь показать себя в выгодном для меня свете.
Друзья Зины, двое мужчин и одна женщина, оказались людьми
ненавязчивыми. Вскоре они перешли к воспоминанием о собственной абсорбции. Да, именно таким химическим термином почему-то в Израиле называют приспособление к здешней жизни.
Один из мужчин, приблизительно моего возраста, украшенный
ранней сединой и типично горбатым носом, завладел моим
вниманием. Он громко, по-простецки расхохотался, когда я стал рассказывать о своих приключениях с ивритом.
Звали его в прошлом Петя, а сейчас он стал Пинхас. Его трагический путь познания иврита, рассказанный с неподражаемым юмором, вызвал у меня глубокую симпатию к нему.
Пинхас прибыл в Израиль из Минска, перед началом войны
«Судного дня»*.

*Война «Судного дня» - Эта война началась в «Судный день» 1973 года и в этой войне погибли тысячи израильских солдат.

Своих детей у Ханы не было, и она приложила максимум усилий,
чтобы вырвать близких из Советского Союза.
В семидесятые годы Зина прибыла в Израиль, но одна, без
матери. Мать, перед самым отъездом в Израиль скосил полученный в блокаду туберкулез.
Зина поселилась у тети Ханы, в уютной вилле, в самом центре
Тель-Авива. Тетя Хана к тому времени овдовела и Зина разделила её одиночество.
После смерти тети Ханы, которая ушла из жизни на девятом десятке, Зине достались в наследство уютная вилла и приличное состояние.
Судьба улыбнулась Зине еще раз. Американские евреи-миллиардеры решили украсить Тель-Авив многоэтажным, монументальным сооружением, названным «Башня Мира».
Наиболее удачным местом для возведения этого памятника
еврейской солидарности оказался земельный участок, где
располагалась вилла тети Ханы.
Какую компенсацию получила Зина за виллу и земельный участок, она держала в строгом секрете, однако никто не сомневался, что это цифра со многими нолями.
Выдержанное вино источало приятный аромат, дары моря,
искусно украшенные салатами, буквально таяли во рту.
Все было бы хорошо, однако пухлая, как перезревшее яблоко, грудь, которой Зина, в такт медленного танго, крепко прижималась ко мне, вместо сексуальных эмоций, вызывала у меня непривычное беспокойство.
Уже глубокой ночью мы направлялись в подземный гараж. На обильно накрашенных блестящей помадой губах Зины играла
загадочная улыбка.
Я очень вежливо попросил её, ссылаясь на болезнь матери, поскорей отвезти меня домой.
Загадочная улыбка сменилась удивленной гримасой, а холодное
прощание привело меня к мысли, что наше знакомство окончено.
Однако, через несколько дней, меня снова вызвали к телефону...
Зина суховато, почти официально, сообщила мне, что может помочь
в трудоустройстве. В пятницу вечером у нее собираются нужные люди.
Жила она недалеко от Тель-Авива в городке, названном в честь основателя сионизма, Герцлией.

Зина ловко свернула в подземный гараж, и через несколько минут мы уже сидели за круглым столиком на открытой веранде ресторана яхт- клуба.
Свежий ветерок, насыщенный запахами моря , обдувал нас. Внизу равномерно колыхались на волнах белоснежные яхты со стройными мачтами. Официанты, одетые в матросские курточки, суетились между столиками.
Поглощенный созерцанием непривычного буржуазного рая, я вертел головой из стороны в сторону, забывая уделять внимание своей новой знакомой.
Она сидела рядом и её дрябловатые, покрытые пятнистым загаром, оголенные плечи, почти касались меня. Произносить комплименты и угодливо улыбаться не доставляло мне особого удовольствия. Впервые в жизни, несмотря на свои многочисленные связи с прекрасным полом, я оказался в роли платного женского угодника. Это приводило в смущение.
Моя новая знакомая была избранница судьбы.
Десяток лет тому назад, она невзрачной питерской дамочкой, бедной, как церковная мышь, жила с престарелой матерью в пропахшей вековой сыростью ленинградской «коммуналке». После окончания института, работая преподавателем ПТУ, она существовала на нищенскую зарплату.
Её мать родилась в глухом белорусском местечке.
И вся их большая еврейская семья, сразу после революции, в поисках лучшей доли, перебралась из этого местечка в Питер. Кроме младшей сестры Ханы, что вместе с группой местечковой сионистски настроенной молодежи, отправилась искать судьбу в далекую Палестину. Много лет мать Зины ничего не знала о судьбе своей младшей сестры.
Учитывая советский «климат», она даже побаивалась наводить справки. Только в шестидесятые годы сестра Хана сама нашла их и
завязала переписку. Муж Ханы занимал в Израиле довольно заметное положение. Простой «киббуцник»*,за которого она вышла замуж, сделал карьеру в сионистском движении, и стал видным политическим деятелем.

*киббуцник – член с/хозяйственной социал. артели в Израиле (иврит)

Перспективные знакомства.

Во время лекции я заметил, что Дани стоит у двери актового зала и оживленно беседует с представительной дамой. При этом они часто поглядывают в мою сторону. Уже после окончания лекции я буквально столкнулся с ней.
Круглое лицо было украшено двойным подбородком. И на этом лице даже из-под слоя розовой пудры выступали рыжие веснушки. Внешность дамы явно не соответствовали моему представлению о женской красоте. Однако она довольно беззастенчиво меня рассматривала. Такой оценивающий взгляд мне не понравился, и я попытался обойти эту женщину стороной.
Неожиданно рядом вырос Дани:
- Познакомься, Михаил! Это уважаемая Зинаида! Наша помощница, меценатка и ...
- Да брось ты! - довольно бесцеремонно перебила его дама и сразу сунула мне, здороваясь, коротенькие толстые пальчики, унизанные золотыми кольцами с драгоценными камнями:
- Зачем Вам вступать в спор с профессором? Вы думаете, он не знает Ваших аргументов? - она рассмеялась, а Дани угодливо подхватил её смех.
Через день после этого знакомства к нам в комнату вошла «социалка» и, повторяя слово «Зина» жестом объяснила, что меня требуют к телефону. Моя новая знакомая, без обиняков, сразу же предложила мне вечером поехать в Тель – Авив и провести время веселей, чем на религиозных лекциях. Ровно в семь вечера, к нашему бараку подкатил элегантный «Форд» цвета кофе с молоком:
- Почему Данка поселил Вас в этой дыре? – ошарашила меня Зина своим вопросом. - Ведь у него в « клите» хватает приличных номеров.
Я рассказал историю встречи с комендантом -«марроканцом», определившим место моего проживания.
Она со смехом резюмировала мой рассказ:
- Данька засранец! Лебезит перед «марроканами»!
Её «Форд» медленно двигался в потоке легковых машин, вдоль тель-авивской набережной, заполненной гуляющей толпой. Наконец мы добрались до сверкающего рекламными огнями многоэтажного корпуса гостиницы «Хилтон».

Однако вид жителей Меа Шеарим был совсем не похож
на мелитопольских земляков. Черные сюртуки до колен, какие - то штаны, длинные чулки и обувь, словно сошедшая с картин петровской эпохи. В довершении огромная круглая шапка из лисьего меха. Для шефствующих в таком наряде по испепеляющей жаре наверно не страшны и адские сковородки.
На мостике, расположенном над кладбищем у Масличной горы,
ишиботник, гид нашей группы, объяснял: - Каждый еврей, похороненный на этом святом кладбище, восстанет из мертвых первым, когда Мошиах * взойдет на «святую землю». Захоронения на этом кладбище стоят очень дорого. Некоторые богачи платят миллионы долларов за свою будущую могилу на Масличной горе.
После возвращения из Мавасерет – Циона парень, с рыжими
пейсами, звали его Орен, буквально взял надо мной шефство. К этому подключилась и его жена. Тучная, вечно потная женщина, в черном платье-балахоне до пят. Она имела своих шестерых детей, но почти каждый день навещала мою мать, приносила ей лекарства и другие необходимые вещи.
В один из дней Орен сообщил мне, что знаменитый университетский профессор, специально для «русим », прочтет лекцию по истории иудаизма.
В актовом зале « Мирказ клиты » собралось около полусотни русскоязычных израильтян. Профессор, повествовал о божественном сотворении вселенной и человека. Конечно, я и раньше слышал такие утверждения от верующих людей, но относился к ним, как к условным религиозным понятиям. Но когда сроки сотворения земли выдавались с профессорским апломбом, я вспомнил, что являюсь выпускником геофизического факультета, и неопровержимых фактов, подтверждающих многомиллионный возраст вселенной, знаю предостаточно.
Но даже мои вопросы из области палеонтологии не смогли сбить профессорскую самоуверенность в собственной непогрешимости.

*Мошиах - посланник Бога на «святой земле» . Он приведет евреев к вечному благоденствию ,если весь еврейский народ будет строго выполнять законы Торы.

Наша группа состояла из репатриантов из Западной Украины, России и Молдавии. Среди нас было и семейство « субботников»*. Здесь их называли, «геры ». Они приехали из саратовской глубинки, сносно говорили на иврите, но с волжским акцентом, и с благоговением, мозолистыми пальцами листали страницы святых книг.
Мое религиозное образование в ишиве свелось к изучению «Агады ». «Агада» - это комментарии к текстам святых книг и библейских повествований. Она представляет собой сложную мозаику еврейской мудрости рядом с отчаянными криками измученной души:
-Лучше бы человеку и не родится! Вечная, горькая мысль великого пророка Гиллеля:
- Истину и мир возлюбите!
После окончанию курса лекции в Мевасерет - Ционе нас повезли на экскурсию по святым местам Иерусалима. Посещение многочисленных святых мест и исторических достопримечательностей Старого города Иерусалим были для меня
очень волнительны, но далеко не однозначны.
Тяжело разобраться в этом вихре чувств и ощущений.
Незабываемым останется та душевная близость к Богу, которую я
испытал, когда касался губами разогретых солнцем камней Стены плача. Со слезами я шептал свои самые сокровенные мысли, просьбы, и желания.
Древняя архитектура и блистающие золотом и серебром
интерьеры иерусалимских синагог восхитили меня.
А вот квартал «Меа Шеарим** меня взволновал до самого сердца.
Домишки этого квартала с деревянными балконами, полуподвальными этажами, и стенами, выкрашенными серой известью поразили меня сходством с домишками еврейских кварталов моего родного городка Мелитополя.

* «Субботники»- неевреи, исповедующие иудаизм в России.
**Меа Шеарим – древний квартал ультра - религиозных евреев в Иерусалиме.

После субботней молитвы Алик остановил меня перед маленькой дверью. Мы очутились в небольшом уютном зале.
Вдоль стен вытянулись стеллажи, заполненные святыми книгами и молитвенниками.
Посреди зала стоял длинный стол, крытый белой скатертью. Многочисленные тарелки с коржиками, печеньем, фруктами и несколько бутылок с кошерными напитками и вином живописно расположились на столе. Человек двадцать бородатых евреев разного возраста в черных
сюртуках и шляпах сидели за ним.
Наш приход вызвал некоторое замешательство. Однако нас пригласили к столу, и только мы присели, как тут же беззастенчивый Алик сразу схватился за бутылку с вином.
Меня же больше, чем вино и фрукты, интересовали оживленные разговоры сидевших мужчин.
Говорили они на простом идиш, который я немного понимал. Главной темой их беседы были пособия и покупки:
- В каком мошаве * выгодней покупать яйца? Какое пособие получит Хая, если родит шестого ребенка?
Через несколько дней в нашу дверь кто-то осторожно постучал. Я открыл. Передо мной стоял мужчина средних лет, с редкой рыжей бородой, и пейсами, что вились из - под широкополой шляпы. Я уже видел его в синагоге во время субботней молитвы.
На ломаном русском языке он предложил мне поехать в «ишиву»**, где мудрые раввины приблизят меня к истинам Торы.
«Ишива» находилась в Мевасерет – Цион, религиозном поселении
в нескольких километрах от Иерусалима.
Ишиботники, учащиеся ишивы, разъехались на каникулы
и нас, группу русскоязычных олим - ходашим, поселили на
их места в общежитии.
Это общежитие мало отличалось от наших студенческих общаг.
Только в маленьких комнатах, вместо четырех коек стояло две и
имелся туалет и полки со святыми книгами.

*Мошав - сельскохозяйственный кооператив(иврит)
** Ишива - религиозное училище (иврит )

Уроки здесь ведет пожилая румынская еврейка, которая немного знает русский язык. С её помощью я освоил загадочные буквы, которые одновременно обозначают и цифры.
Когда нужно было складывать эти буквы в слова, опять начались проблемы. « Как прочитать слово без гласных букв,
когда одинаково звучат слова уборная и служба в армии?»
Позже один «ватик»* объяснил мне:
- Чтобы прочитать слово на иврите, нужно сначала знать его значение.
Наверно поэтому, даже после пяти - десяти лет жизни в Израиле большая часть репатриантов из бывшего СССР так и не знают иврита.
Под влиянием этих событий мое настроение, с которым я прибыл в Израиль, начало постепенно меняться.
Моя уверенность, что на «святой земле» я встречу бескорыстного, освященного глубокой верой, еврея - брата, не находила подтверждения.
В нашем бараке жил одинокий молдавский еврей средних лет.
Выйдя из тюрьмы в Кишиневе, он, как рецидивист, не получил от американских властей разрешения на въезд в США, и осел в Израиле.Звали его Альфонс, не знаю это имя его, или кличка.
Я называл его Алик. Он впервые привел меня в ашкеназимскую** синагогу. Здесь, в Израиле, на каждом шагу находились большие и маленькие синагоги.
Но их заполняли люди непривычной внешности. И смотрели они на меня как-то странно. Поэтому мне не хотелось туда ходить.
Вскоре я узнал, что почти каждая община имеет свою синагогу.
В ашкеназимской синагоге я сразу почувствовал что-то родное.
С нами вежливо поздоровались и даже удостоили рукопожатий.
Сияющий серебром «Ковчег Завета», теплый свет из золоченных
люстр под высоким голубым куполом возвратили мне
религиозное вдохновение. Когда запели знакомые мне субботние псалмы, я подхватил это пение с таким рвением, что на меня стали обворачиваться молящиеся.

* Ватик - давно живущий в стране (иврит)
** Ашкеназим – Евреи, выходцы из европейских стран (иврит-идиш)

ОЛЕ - ХОДАШ *.

Из аэропорта имени Бен - Гуриона мы ехали по широкой автотрассе минут двадцать.
Городские пейзажи Лода возникли неожиданно. Серые трехэтажные дома, а между ними семи - восьмиэтажные здания, похожие на школьные пеналы. Около одного из таких пеналов автобус остановился. Сквозь стекла огромных окон был виден холл, мягкая мебель, и люди в удобных креслах.
Над парадным входом красовалась надпись на иврите, выведенная темными буквами на голубом фоне: "Мирказ клита олим ."**У входа в "Мирказ клиту", перед нами неожиданно выросла странная фигура. Это был толстый, смуглый человек, с густой бородой и черной "кипой" на голове. Он внимательно осмотрел нас, и наш убогий багаж, потом властным жестом приказал идти в другую сторону.
Таким образом, вместо современного здания " Мерказ клиты ", мы оказались в строении, похожем на бараки на нашей "доисторической" родине.
Бараки были бетонные и двухэтажные. Вдоль всего этажа тянулись общие веранды. Странный человек, определивший нашу судьбу, оказался местным комендантом и представителем могучей марокканской общины.
Вскоре нам выдали деньги на питание. Я получил мизерную сумму. Маме дали пособие по старости, на которое мы могли кое-как существовать.
Попасть без языка, знакомства, и связей, в чужую страну, это то же самое - что одновременно ослепнуть, и оглохнуть.
Но Израиль еврейская страна, поэтому моя мама на следующий же день нашла знакомых. Женщина, живущая в маленьком доме рядом с нашим бараком, оказалась землячкой моей матери. Она пережила ужасы гетто и прибыла в Израиль почти сорок лет назад. Вскоре она явилась к нам с подарками. Среди подарков были рубахи, халаты, солнцезащитные очки и легкая обувь. Но главное - она нам рассказала, как выживать в этой стране.

* Оле-ходаш - новый репатриант (иврит)
** "Мирказ клита олим " - центр репатриации (иврит)
--

В нашем бараке были и социальные работники, которые обязаны были вводить нас в новую жизнь. Но+ они не знали русского языка, и зашли к нам только один раз, и, помолчав, удалились пить кофе... Была у них там маленькая комнатка для соц.работников. И как не заглянешь - они пьют кофе. Удивительно, сколько можно выпить кофе за день?
Вскоре я познакомился с маляром, который красил
стены нашего барака. Приветливый парень из Бухары немного говорил по-русски. Он спросил меня, откуда я приехал. Когда узнал, что я с Украины, посоветовал мне обратиться к "балабусу "* Дани, оказавшемуся тоже выходцем с Украины.
Кабинет Дани находился на седьмом этаже. Через окна приемной я видел зеленые ковры садов, квадратики полей, стада пасущихся овец, а вдалеке темно-голубая полоска моря. Я любовался библейским пейзажем, пока меня не пригласили в кабинет.
"Балабус", лысый мужчина средних лет, на моё приветствие слабо среагировал. Он только глянул на меня через модные очки и опять углубился в бумаги. Обескураженный, я несколько минут стоял у стола.
В конце концов "балабус" пригласил меня сесть к столу.
Секретарша поставила передо мной бутылочку "Кока-Кола" и несколько вафель на пластмассовой тарелке.
Монотонным голосом Дани начал читать вслух мою
автобиографию+
Некоторые эмоции вызвала у него история нашего запорожского сионистского кружка.
- Есть в Израиле свидетели, которые могут подтвердить это? - заинтересовался он. Мой отрицательный ответ ему понравился:
-Все Вы герои, только доказать нечем!- ехидно улыбаясь, резюмировал он.
Мои дипломы и авторские свидетельства Дани даже читать не стал:
- В Израиле каждый "оле" должен сам доказать, что он стоит! А бумажки из Совдепии+ Дани сделал рукой хорошо знакомый жест.

*"Балабус"- Так в репатриантской среде называли начальников. Это слово происходит от ивритского слова "балабай", что значит хозяин.
-6-

Я не смог сдержаться:
- В Киеве в "Сохнуте" нам говорили, что Израиль единственная страна в мире, где все советские дипломы признаются+-
Дани прервал мою речь и даже повысил голос:
- Смотри на него! Только приехал, а уже критикует! Беги скорей в "Ульпан"* и учи иврит! Там покажи свою образованность!
Когда я вышел из этого кабинета, библейские виды за окном уже не вызывали у меня умиления. Правда, со временем я понял, что Дани не был законченным бюрократом. Он просто олицетворял израильскую систему воспитания репатриантов.
Еще в Союзе, в подпольном сборнике " Положение евреев в СССР", я читал статьи о древнем и самом молодом Читать далее...

Когда мы прибыли в аэропорт Лод, до начала рабочего дня оставалось еще много времени.
Нас поместили в огромное пустое помещение, похожее на кинозал. Мама неважно себя чувствовала, и хотела пить. Я заметил в дальнем углу полутемного зала какие-то фигуры. Это оказались уборщицы. Одна из них говорила по-русски. Она, по моей просьбе, принесла нам бутылку «Пепси », пластиковые стаканчики и булочки. Мы разговорились. Уборщица оказалась в прошлом учительницей из города Черновцы.
-У Вас тут всегда пусто? - спросил я.
Бывшая учительница всплеснула руками:
- Что Вы? Вчера тут яблоку негде было упасть! Привезли два самолета черных эфиопов. Говорят - они евреи, но на всех на одежде и на теле, христианские кресты. А какие дикари? Дети гадили прямо под креслами. Мы уж из сил выбились убирать эту грязь!
Через пять лет мне снова пришлось побывать в этом зале. Тогда я встречал свою дочь с ребенком. В тот день в зале яблоку негде было упасть. Женские вопли, детский плач, крики чиновников…
Тысячи моих украинских земляков, евреев и не евреев забросило сюда волной житейских невзгод. США закрыло для них свои двери.
На Украине, после развала СССР, жить стало невозможно из-за голода и бандитизма.
«Колбасные олим»*, так назвали этих новоприбывших остроумные израильтяне.
Но тогда, пять лет тому назад, в день нашего прибытия в Израиль, СССР еще крепко стоял на своих глиняных ногах.
Мы несколько часов сидели в пустом зале и ждали чиновников. Наконец они пришли, попили кофе и позвали нас оформлять документы.
Когда мы вышли из кабинета чиновников, день восемнадцатого мая тысячу девятьсот восемьдесят шестого года уже наступил.
Прохладный ветерок и горячее солнце встретили наши первые шаги по израильской земле.

*Олим - так в Израиле называют репатриантов. В переводе с иврита это значит - взошедший на «Святую землю».

Поезд замедлил ход около высокого столба с блестящим металлическим щитом. На щите огромными красными буквами написано - СССР. Пограничники соскакивают с подножек вагонов.
Поезд опять набирает скорость, и наш вагон вмиг оживает.
Пассажиры вскакивают со своих мест, начинают бегать по вагону и кричать на своем одесском жаргоне. Большинство наших попутчиков одесситы.
Из их словесного потока выплывают незнакомые иностранные слова: «вальфер »*, «статус рефюж »**, «лайсенс » ***.
И вот мы, наконец, прибываем на венский вокзал.
Вокзал огромный, старинный, чужой. Мы попадаем в приемную Сохнута***.
На стенах портреты израильских вождей и виды Иерусалима.
"Но... почему нас только двое в этой приемной?
Где же остальные наши попутчики?"
По приезду, на перроне венского вокзала, они горячо целовали молодых израильтян, встречающих нас, говорили красивые слова о своей любви к Израилю. Где они? Куда они исчезли?
Я снова увидал их, когда мы с мамой вышли на площадь перед венским вокзалом. Все те, кто ехал вместе с нами - они быстро заполняли автобус с цветастым американским флагом.
Некоторые из них улыбались нам:
" Что значат эти улыбки ? Привет фраерам ?" - пронеслось у меня в голове .
Мои ноги стали инстинктивно поворачиваться в сторону американского автобуса .
Но другая мысль остановила меня :"Ты дал клятву Богу войти в Израиль! Ты должен выполнить эту клятву!"
И мы с мамой пошли вслед за парнями из Сохнута.
Была уже ночь, когда нас, всего двоих, ничего не понимающих, усадили в полупустой «Боинг » израильской компании.
Я задремал, утомленный дневной суетой.
Проснувшись, увидел в иллюминатор серебряные полосы лунного света на морской глади, а вдали переливалось море городских огней...
Тель-Авив! - услышал я по радио.
Радостное волнение и нервная дрожь охватили меня.

* "Вальфер" - денежная помощь беженцам от правительства США. (анг)
** "Статус рефюж" – статус беженца. (анг)
***"Лайсенс" - разрешение на работу(анг)
**** "Сохнут" – Всемирное Еврейское агентство.(Иврит)

Пять лет, пребывая в «отказе», я мечтал об этом дне.
За время «отказа» я потерял все ради чего трудился четверть века.
Должность старшего научного сотрудника, квартира,
благополучная жизнь – все пошло прахом.
И все ради сумасшедшей, высокопарной мечты:
- Войти в новую жизнь на дарованной Богом еврейской земле!
И вот наконец я на железнодорожной станции Чоп, последней железнодорожной станции советской страны.
Представители еврейского народа штурмуют таможенное отделение вокзала. Они нагруженны чемоданами и очень взволнованы.
Их можно понять. Они хорошо знают советских вождей.
Сегодня новый вождь дал разрешения на выезд, а завтра может его отменить. Евреев могут отправить вместо свободной Европы, в «солнечный» Магадан. Такое уже случалось неоднократно.
Я и моя мама скромно стоим в сторонке возле двух наших чемоданов.
Наш багаж настолько скромный,что вызывает у таможенников
подозрения.
Они заставляет нас снова и снова открыть чемоданы.
Не найдя в них золота и бриллиантов, они ругаются матом и пропускают нас через заветный шлагбаум.
Наконец мы в пассажирском вагоне поезда Москва – Вена.
В вагоне около сотни взволнованных евреев, но стоит гнетущая тишина.
Молчат даже дети. Мимо окон проносится цветущая, весенняя украинская земля. Чувство тяжелой потери охватывает меня. Я впервые ясно ощущаю, что теряю Родину и близких! Возможно теряю навсегда!
Я смотрю на мать. Она стоит у вагонного окна.
По её морщинистым щекам текут слезы.

Я открыл этот дневник, чтобы рассказать о судьбе типичного репатрианта из бывшего СССР в Израиле. Без лжи и прикрас...