Это цитата сообщения lj_imja Оригинальное сообщение

Клиника

на ночь глядя подумалось, что мало кто представляет себе мир клиники. А ведь об этом можно рассказать очень просто. В двух словах.

Итак, шизофрения
При шизофрении ломается самый простой и самый сложный - одновременно - механизм различения внутреннего и внешнего. И у шизофреников он ломается на том, что они перестают проверять - то есть все, что им кажется и думается, все свои проекции они по умолчанию считают правдой. Именно поэтому внешний мир им не нужен и не интересен, либо включается в их фантазии кусочками.
Нормальный человек мир шизофреника понять не может, потому что для этого нужно отключить эмпатию, симпатию и интерес к внешнему миру.

Параноидальная шизофрения
На самом деле выходов из паранойи три: ФСБ, убийство и самоубийство. Ладно, ладно, два: убийство и самоубийство, хотя всем работникам ФСБ некоторая степень паранойи просто необходима. Почему? Потому что мир хочет параноика уничтожить (как ему кажется, а механизм проверки, как мы помним, сломан), и из этого он может либо ответить (я собственными глазами видела человека, который говорил "Ты хочешь меня убить, поэтому я убью тебя"), либо уничтожить себя "Мне будет так плохо, если я тебе сдамся, что я вынужден умереть". При этом параноик ОЧЕНЬ верит себе и вообще не верит другим.
Психологи и психиатры, работающие с этим видом расстройства рассказывали мне о том, как они учатся оглядывать свои кабинеты: что тут теоретически можно использовать как оружие? А если постараться? А если ну прямо ОЧЕНЬ захотеть? Потому что параноики чрезвычайно изобретательны в этом смысле - почти как Джеки Чан, могут драться или убиться почти чем угодно.

Читать далее

http://imja.livejournal.com/2134927.html

Недавно проскочила мысль, что образование в области точных наук даёт некоторые преимущества само по себе.
Потому что, скажем, психологию по верхам знает практически любой образованный человек. Худо-бедно общаться на английском способны тоже очень многие, да и знанием французского в целом никого не удивишь. Что такое спрос и предложение — тоже в целом истины общеизвестные.
А вот о том, что такое производная, очень многие забывают сразу по окончании школы. Посему технари как-то проще и быстрее делаются малозаменимыми.

В мысли, впрочем, не уверена. Возможно, что я сужу по себе и своему окружению.

Я, в общем-то, уже успел смириться с тем, что старые твиты откопать никак невозможно. А тут вдруг оказалось, что я был не вполне прав, и, надо сказать, это было приятное открытие.
Два с половиной года жизни, понимаете. Двадцать с хвостиком тысяч твитов.
Вот, например, вот так я на летней сессии 2011 года сдавал философию. Каждая строчка — новый твит, да.

„Твёрдо выучите, дети, что нельзя торчать на чём попало. Был один хороший человек — он злоупотреблял пространством…”
Мне на философии всегда хочется эту строчку цитировать. Джордано Бруно злоупотреблял бесконечностью, Пифагор вот — гармонией…
Эпикур торчал на счастливой жизни и избавлении от страданий.
„Софисты пренебрегали истиной, а Сократ сделал её своей возлюбленной”. © википедия
Киников пёрло по естественной жизни и независимости от общества.
Между прочим, самые что ни на есть „не такие, как все”. Сферические и в вакууме.
Ну, средневековые философы все курили одно и то же. Бога, да.
Кьеркегор курил христианство. Упорно так курил, пытаясь пробиться к основам, называя общепринятую его версию искажённой.
Мне нравится, нравится рассматривать всю историю мировой философии как кучу людей, которые торчат на чём попало.
Шопенгауэр употреблял интуитивное познание и трагичность бытия.
Я вас не задолбала ещё, нет?
Мне ещё нужно обязательно выяснить наконец, что курил Ницше. Нет, читать его я не хочу, но сколько можно быть непросвещённой.
А Маркс под конец жизни заявил, что он не марксист.
Ницше ожидабельно торчит на превосходстве меньшинства, к которому относит, в частности, себя, а как же. Ещё Ницше курит Шопенгауэра.

Где-то на этом месте я философию сдал, и радио прекратило своё вещание. А было забавно.

Вообще-то с понятием „троллинг” я знакома давно. А с явлением — ещё дольше. В те далёкие дни, когда я пыталась подружиться с этим занятием, я ещё, помнится, не знала, как это называется. Тогда у меня оно получалось глупо, но зато доставляло радость и давало возможность почувствовать себя как-то круче, что ли. Потом, когда знала, отношения у меня с ним были сложные, периодически я возобновляла попытки подружиться, но успешными их назвать было трудно, и как-то постепенно я приходила к игнорированию явления.
Но сейчас, после иных вещей, на которые я насмотрелся за последние пару суток в твиттере, хочется сказать: троллинг — это плохо.
И дело даже не в том, что мне тоже кажется, что сохранение малых языков — это правильно, потому что каждый язык — это отдельная культура, а если культуру унифицировать, жить станет совсем неинтересно. И не в том, что я нежно отношусь к Маб, и мне не очень сложно вычеркнуть из своего лексикона слово „Белоруссия”, как вычеркнула я когда-то „ши[нэ]ль” с твёрдым Н и „фéтиш” с ударением на первый слог. Дело просто в том, что лежащее в основе явления деление на адекватных и неадекватных порочно само по себе. Потому что почти у каждого из нас есть такие пунктики, которые заставляют заводиться с пол-оборота. Например, очень несложно довести до потери адекватности меня: достаточно на полном серьёзе заявить, что каждая женщина должна стремиться быть в первую очередь женой и матерью. И нет, мне не кажется, что это весело — намеренно задевать подобные пунктики и смотреть, как человек истерит.

Оговорюсь: я никого ни в чём не обвиняю сейчас. Я вообще привела этот конкретный случай как иллюстрацию и не более.
Просто, блин, ребята, мы давно уже взрослые люди. Можно уже и перерасти развлечения на уровне пятого класса.
Давайте уже наконец жить дружно.

Сначала тебе шесть, восемь, девять, и ты гордо заявляешь: я не такая, как все!
И в твоём исполнении это означает — я не ношу каблуков, не крашусь и не хочу краситься, не стараюсь быть взрослой (в ту эпоху я действительно считала, что ребёнком быть лучше) и вообще люблю читать больше, чем гулять на улице.
И ты принципиально ненавидишь покемонов просто за то, что их любят все, и запоем читаешь Хоббита.
Потом тебе четырнадцать. И ты с подачи виртуального круга общения смеёшься над „не такими, как все”. Думаешь: какие же вы все одинаковые в своей уникальности. Думаешь: а кто, собственно, такие эти ваши „все” и чем вы-то от них отличаетесь?
Потом тебе становится пятнадцать, семнадцать, двадцать. И в какой-то момент ты оглядываешься и понимаешь, насколько привычным стал употребляемый в отношении тебя эпитет „странная”. И остаёшься в каком-то замешательстве, потому что с одной стороны — меняться так, чтобы странной не быть, придётся много и долго, да и не хочется. А с другой — иногда вдруг оказывается, что с этим очень-очень трудно. Что есть немало вещей, которые тебе просто недоступны, и людей, которым с тобой не по пути — даже если вам обоим хочется быть рядом.

Она считает, что когда две девочки любят друг друга — это плохо.
Мне кажется, что гомофобия — это плохо, и тотальный контроль над жизнью совершеннолетнего человека — тоже.
Я не знаю точно, кто из нас прав.

Вообще я задумывала постик про закон о пропаганде, но чёрт с ним, здесь будет постик об Анне Карениной. Той, с Кирой Найтли, да.
Мне кажется, она больше заслуживает.
Скажу честно, я не читала роман. Из всего Толстого я прочитала в этой жизни, кажется, два с половиной тома Войны и мира да ещё Кавказского пленника, и на этом знакомство моё с ним закончилось. И вряд ли будет возобновлено в ближайшее время. И из всего сюжета я знала только то, что Анна-бросилась-под-поезд, да ещё где-то краем уха слышала фамилию Вронский.
Да, так вот.
Питерский кинотеатр „Аврора” прекрасен тем, что периодически показывает фильмы на языке оригинала с русскими субтитрами. Лично я в этом смысле задрот, я переозвученные фильмы смотрю только если никакой альтернативы нет, так что возможности посмотреть на большом экране в оригинале очень радовалась. Правда, руки бы поотрывать тем, кто писал субтитры — периодически то, что было написано внизу, не соответствовало тому, что говорилось, вообще никак. Зато я смогла в полной мере насладиться, например, массовкой, периодически говорящей на чистейшем русском — ну, там, где смысл не особо важен. В паре мест там даже играла фоном „во поле берёза стояла”.) И ещё — Анной, в самом начале называющей сына "my little kotik".
Когда я увидела толпу служащих, синхронно под музыку ставящих какие-то печати, мне показалось, что я смотрю мюзикл. В некотором роде — так оно и было.
„Анна Каренина” — это не вполне фильм. Это гибрид театра и кино, и гибрид очень удачный. Там есть настоящая сцена, куда выходят все по очереди, и зрительские ложи, и нарисованные на декорациях виды Москвы и Питера. Единственный, кто ни разу на сцене не появляется — Левин. Его околокрестьянская жизнь целиком снята вживую, на вполне настоящих полях. Вероятно, в попытке передать, что настоящая жизнь — это как он, а Анна и весь этот высший свет — театр, лицемерие, vanity fair.
Знаете, я с трудом вспоминаю, когда последний раз была в театре. Но я смотрела иные вещи в записи, и сейчас понимаю, что люблю вот эту театральную условность — перевоплощение вещей по шесть раз за постановку, долгие монологи героев, которые вряд ли на самом деле произнесены вслух, и тому подобное. Так вот: Анна Каренина — это кино, условное, как театр.
И этим оно прекрасно.
А ещё оно просто восхитительно красиво. И эротично, да. В сцене бала (ни хрена не историчного с точки зрения танцев, да и костюмов, кстати, тоже) я мечтала, чтобы это не кончалось никогда. Потому что, ну… в общем, потому что. Это как раз то самое, что описывается только междометиями.
Да, а ещё там постоянным рефреном — стучащие колёса поезда. Юна сказала, что их было слишком много, а мне они понравились.
Из персонажей симпатичнее всего оказались, вестимо, Левин и Кити — вероятно, так и предполагалось. Анна вызывает сочувствие, она трагична и под конец уже вполне убедительно безумна. А вот во Вронского поверить поначалу сложно — он выглядит этаким, знаете, Печориным. Трудно ожидать, что он вообще способен на какое-то серьёзное чувство.
Ну и так, для галочки: медведей с балалайками на экране не наблюдалось. Наблюдались пейзажи, глядя на которые, действительно веришь, что это — Россия. Честно говоря, я почти удивилась, когда они заговорили по-английски.
В общем, я на это с некоторой вероятностью пойду ещё раз. И маме буду советовать.

А нашёл я свой же read-list от 27 августа 2010. Два с хвостом года назад составленный, получается.
Ой, что там было.

1. Ж. Сарамаго. Слепота. Евангелие от Иисуса. Так ничего и не прочитал, хотя Слепоту начинал, и уже не факт, что теперь возьмусь. Может, когда-нибудь.
2. Г. Чхартишвили. Писатель и самоубийство. Прочитал, и прочитал с огромным удовольствием.
3. М. Фрай. Энциклопедия мифов. Та же история. Только эту — ещё и в бумаге, спасибо Анмушке. Потом даже перечитывать пытался, но не вышло почему-то.
4. А. И. Куприн. Гранатовый браслет. Олеся. А ещё Синяя звезда и Яма. Куприн тоже порадовал всячески. И даже восхитил, но вот именно восхитил не Браслет и не Олеся, а всё-таки Яма.
5. В. Брюсов. Огненный ангел. Может быть, когда-нибудь…
6. Э. М. Ремарк. На западном фронте без перемен. Три товарища. Может быть, когда-нибудь…
7. И. Гёте. Фауст. И ещё одна книжка, до которой я так и не добрался.
8. К. Бойе. Каллокаин. А до этой с вероятностью и не доберусь. Не в обозримом будущем, во всяком случае.
9. В. Гаршин. Красный цветок. А вот это было прочитано и впечатлило, причём впечатлило серьёзно.
10. Платонов. Котлован. Ещё один долгий яшшык.
11. В. Набоков. Приглашение на казнь. Да. И не только оно, но и Лолита. Оно всячески прекрасно.
12. Н. Гоголь. Записки сумасшедшего. Нет, увы.
13. JRRT. The Lord of the Rings. И здесь ещё одно „увы”. Пожалуй, единственное, которое действительно увы и нужно обязательно добраться.
14. Ф. М. Достоевский. Подросток. Может быть, когда-нибудь. Возможно, стоит перед этим перечитать всяческих Идиотов и Карамазовых, а то они у меня в голове путаются.

А сейчас я бы, пожалуй, добавила вот что:
1. Rudyard Kipling. Kim. Домашнее чтение, не скроешься от него.
2. Рю Мураками. Дети из камеры хранения.
3. Виктор Гюго. Девяносто третий год.
4. Андре Моруа. Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго.

Да, как-то в этот раз короче списочек.) Но пока я это прочитаю — набежит ещё, вероятно. Ну там, Достоевского перечитать захочется, например.) Или добраться всё же до Золя, Брюсова, Леонида Андреева.

P.S. Японское слово в теге означает „оглядываться в прошлое и оценивать”. Ну, примерно.

Эта женщина нагла, доминантна и абсолютно бессовестна.
Внутри у этой женщины лужа мармелада. Не знаю, зачем, тем более что её это самое „внутри” более чем относительно. Но факт.
Эта женщина эгоцентрична, причём как-то наивно эгоцентрична. Порой мне кажется, что ей в самом деле не приходит в голову, что я существую зачем-то ещё, кроме того, чтобы записывать то, что она придумывает, и искать для неё информацию о том, что её сегодня интересует. Если ей кажется, что я уделяю ей недостаточно внимания, она начинает виснуть на моей шее и болтать ногами, пока не добьётся своего.
Эта женщина влюбчива, но у неё своеобразные предпочтения: её, за редкими исключениями, почти не интересуют живые люди. Зато какой-нибудь Клод Фролло или Жан Вальжан вполне способны заставить её виснуть (опять же) на моей многострадальной шее и стонать всяческие вариации на тему „как они прекрасны”. Мне нечего ей возразить: в самом деле, прекрасны же.
Эта женщина может притаиться и сделать вид, что её нет, если я ей прикажу командирским тоном. Но она всё равно есть, и она всё равно считает, что я нужна только для того, чтобы угождать её желаниям. На днях она прозрачно намекнула мне, что мне нужно учиться рисовать — потому что, знаете ли, ей так хочется. Вот сейчас, когда я пишу эти строки, она смотрит из-за плеча и ревниво следит за красотой формулировок.
И всё-таки при мысли о том, что она когда-нибудь может меня покинуть, мне становится страшно.
Может быть, потому, например, что её воображение совершенно отлично от моего. Она может не просто воссоздать ситуацию и придумать, что будет в этих условия делать конкретный персонаж. Она может влезть туда и увидеть всё своими глазами, порой в таких деталях, что я удивляюсь.
И вот за возможность периодически смотреть её глазами, и ещё за её энтузиазм и горящие глаза, когда она говорит о своих героях и вообще обо всех тех, кто сегодня занимает её мысли, — я, кажется, люблю её.

Это смешно, на самом деле. В свои четырнадцать я активно играла в размножение личности, вдохновенно прописывала себе каких-то мэрисьюх, разыгрывала в воображении сценки с их участием. В свои семнадцать, когда сьюхи ушли в туман, я много общалась с ролевиками (в том числе и с теми, у которых толпа альтернативных личностей под крышкой черепной коробки — нормальное явление) и честно пыталась причислить себя к ним. В двадцать, когда я вроде бы уже наигралась, когда я осознала окончательно, что ролевика из меня не вышло, ко мне вдруг пришла она. Осела там, где обычно ошиваются те самые личности, и свесила оттуда ножки.

Иногда мне кажется, что именно что-то подобное ей Панкеева называла Огнём Барда.
Я не знаю. Я зову её Мари-Пьер.

Ну что. Давненько в этой днявочке не было постиков в жанре махрового лытдыбра. Я вот сейчас это пишу и думаю, что вряд ли всё это будет интересно большому количеству народа, но… ну, есть пожизнёвые знакомые, есть просто любители бытовухи. Пусть будет, на долгую память.
Много лытдыбра. Я предупредил.

Ну чо ж. Поскольку в этом году я усердно косплею норму и честно пытаюсь получать удовольствие от зимних праздников (раз уж игнорировать их не получается), то пусть будет и постик с итогами.

@Margonica: Итоги года? J'écoute la radio и Concert de Noël.

Я бессовестно вру, конечно. Две тысячи двенадцатый, Год Дракона, очень многое поставил с ног на голову.
Я, например, встретил его в поезде, обнимаясь с Сем, досматривая Розу Версаля и попеременно вслух и про себя читая Дар Шаванахолы.
Впрочем, для меня он начался на самом деле где-то в середине февраля.
О, весна Года Дракона, сколько я говорила о тебе. Непросто порой тебя было вынести, но такого количества эмоций, да ещё на протяжении такого времени у меня, кажется, не было никогда.
Но нет, нет, давайте по пунктам.
— Я нашла Свой Фандом. Ну то есть нашла я его, пожалуй, раньше, но именно в этом году он меня окончательно ухватил, с аппетитом пережевал мозг и объявил, что никуда не отпустит. Я, в частности, познакомился с творчеством г-на Буше (чаще в моей речи появляющегося под именем Дан). Завела на этой почве некоторое количество знакомств (Юна прекрасна, Джейн прекрасна, Саша прекрасна).
— У меня на чердаке поселилась Мари-Пьер. Сидит там, радостно свесив ножки, и строчит тексты. По-моему, в этом году я писала в таких количествах, как никогда раньше, и получала от этого неимоверное удовольствие. Три полностью законченных Сказки, один фик — не так много в абсолютных числах, но для меня…
Да-да, я ещё и фикрайтер теперь. Я даже (каминг-аут!) на фикбуке зарегистрировался. Никогда бы не подумала, но. И покидать меня Мари-Пьер, кажется, не собирается: наоборот, строит планы всё более глобальные и в каждой мелочи видит повод для сюжета.
С ней забавно.
— Ещё я начал периодически баловаться переводом песен. Не очень активно, у меня тридцать девять переводов на вотпрямщас (да, я считаю), но это увлекательно.)
— Я дважды переехал. Вотпрямщас обитаю на Васильевском острове, например.) Продолжаю вести счёт локациям, в которых я жил в Питере: эта — восьмая.
— Я несколько позанимался переоценкой ценностей. В частности, обнаружил, что могу управлять своими эмоциями в большей степени, чем казалось. И что в самом деле могу любить осень (о, она красива, она восхитительно красива). С зимой чуть сложнее, но… всё-таки намного проще, чем было несколько лет до того.
— Я активно поиграл в санта-барбару и личную жизнь. Потом долго разгребал всё то, что я там намудрил, но было весело.)
— Я открыл для себя Виктора Гюго и Юкио Мисиму.
— Я, вероятно, познакомился с энным количеством всяких прекрасных людей, но здесь я уже не помню дат, поэтому Эру с ним.
— Под конец года внезапно обнаружилось что-то вроде более-менее постоянной работы. И даже что-то вроде работы своей головой. Черти, это так круто, когда у тебя почти всегда есть деньги.
— Ну и да: я видел настоящего живого Лавуа с J'écoute la radio и настоящего живого Брюно с Concert de Noël. И это круто. Правда. Невероятно круто.

Сумбурно слегка, но всё-таки.
Я, кажется, слегка завидую „ихнему” отношению к Рождеству. Дракон говорил правильно насчёт того, что ихнее католическое — сказка, а наше православное — тоска и физиономия патриарха по телику.
Ну нет, хорошо-хорошо, у нас здесь новый год главнее. Но… я вчера попыталась вспомнить наши новогодние песни. Результат был неутешителен: либо беспощадная русская попса, либо подчёркнуто детские песенки типа „маленькой ёлочке холодно зимой”.
Чтобы новогодние песни кто-то пел со сцены вне детских утренников? практически невозможно. (Впрочем, если я неправ — разубедите.)
А „у них” — спокойно. Да, я сама вчера ходила на такой концерт. Да, Mon beau sapin, Minuit Chrétien, Sainte Nuit, Ave Maria. Может быть, для меня это всё внове, и это тоже влияет, но он ведь и у себя с этим выступает. С 2003 года. И никого это не удивляет.
И да, мне почему-то ещё кажется, что и отношение к религии „у них” там иное. Ну то есть не обязательно быть истинно верующим, чтобы петь Ave Maria. Какая-то более светская она, эта религия. Она не только в храмах живёт, она проникает везде, и отношение к этому какое-то спокойное, что ли. Без лишнего пафоса. Не „я верю, я спасусь, а вы все погибнете, ха-ха-ха”, а „ну да, я верю, мне так лучше”. Или даже „а как иначе”, потому что оно там как-то дефолтно, что ли. И не нуждается в пропаганде сверху, как у нас. И ни в коей мере не отменяет свободы совести, да.
Хотя, возможно, это всё идеализированные картинки из моей головы.
В конце концов, я даже не была ни разу ни в одной из стран Европы и североамериканского континента.

Дайрёвая лента второй раз одаривает флэшмобом: похоже, пора тащить к себе.
На этот раз оно рассчитано на тех, кто хоть как-то знаком со мной лично. Итак, суть: вы пишете в комменты вяк, а я чешу в затылке и пишу простыню (или несколько строчек, как получится) о том, чего в моей жизни не было бы, если бы когда-то я не познакомилась с вами. Чего не прочитала бы, не узнала, не додумалась, не стала делать. Что в моей жизни было бы иначе.
Ну и в идеале — либо утаскивание к себе, либо ответная простыня в комменты.)
Поехали?

Пост, в общем, по мотивам собственных тараканов, да.
Никогда, никогда не надо задаваться вопросами вроде „а что я ему/ей могу дать”. Ибо очень велик риск прийти в итоге к выводам вроде „ничего не могу, вообще лучше уйти и не мешать, а в идеале вообще спрятаться в бункер и не выходить оттуда, потому что ну кому нахрен сдалось такое существо, как я”.
При этом человек, которому ты, по-твоему, ничего дать не можешь, даже и не подозревает, что за него уже всё решили. А ему, может, хорошо с тобой. Может, ему нравится то, что есть, а может, он и не собирался от тебя ничего брать. Как говорила героиня фильма, который вы тут никто не смотрели — „а может, я хочу любить старого седого волка!”
И никому от твоего бункера никакой радости. Одно сплошное расстройство.

Это цитата сообщения Играющая Оригинальное сообщение

Про смысл жизни.

Когда Рус Иван уже стоял на табуретке с петлёй вокруг тощей кадыкастой шеи, ему явился ангел и сказал:
- Иван!
Иван оглянулся. В комнате было совершенно пусто, потому что ангел не холодильник, его сразу не видать. Так, некоторое сияние у правого плеча.
- Ваня! - повторило сияние. - Ты зачем на табуретке стоишь?
- Я умереть хочу, - сказал Иван.
- Что вдруг? - поинтересовался ангел.
- Опостылело мне тут всё, - объяснил Иван.
- Ну уж и всё, - не поверил ангел.
- Всё, - немного подумав, подтвердил Иван и начал аккуратно затягивать петлю.
- А беленькой двести? - сказал ангел. - На природе?
Иван задумался, не отнимая рук от верёвки.
- Если разве под картошечку... - сказал он наконец.
- Ну, - согласился ангел. - С укропчиком, в масле... Селёдочка ломтиком, лучок колечком...
Иван сглотнул сквозь петлю.
- А пивка для рывка? - продолжал ангел. - На рыбалке, когда ни одной сволочи вокруг. Да с хорошей сигаретой...
Иван прерывисто вздохнул.
- А девочки? - не унимался ангел. - Такие, понимаешь, с ногами...
- Ты-то откуда знаешь? - удивился Иван.
- Не отвлекайся, - попросил ангел. - А в субботу с утреца банька, а в среду вечером "Спартак"...
- Чего "Спартак"? - не понял Иван.
- Лига Чемпионов, - напомнил ангел.
- Неужто выиграют? - выдохнул Иван.
- В четвёрку войдут, - заверил ангел.
- Надо же, - сказал Иван - и улыбнулся. Петля болталась рядом, играя мыльной радугой.
- Ты с табуретки-то слезь, - предложил ангел. - А то как памятник прямо...
Иван послушно присел под петлёй, нашарил в кармане сигарету. Ангел дал прикурить от крыла.
- И что теперь, на работу? - робко спросил Иван.
- На неё, - подтвердил ангел.
- А потом домой?
- По возможности.
Иван ещё помолчал.
- Ну хорошо, - сказал он наконец. - Но смысл? Смысл?
- Какой смысл? - не понял ангел.
- Хоть какой-нибудь, - попросил Иван.
- Зачем? - поразился ангел.
- Без смысла никак нельзя, - угрюмо молвил Иван.
- Вешайся, - сказал ангел. - Смысла ему! Вешайся и не морочь людям голову!

(с)

Меня всегда немного удивлял подход „нужно всегда ожидать самого худшего, чтобы потом, если худшее не случится, радоваться этому”. Ладно, я даже не спрашиваю, как эти люди не устают постоянно ожидать худшего. Просто… нет, проще на буковках.
Ситуация на этот раз вполне гипотетическая, если что.

Вот, допустим, есть у нас некий Пессимистичный господин П. И ему нравится, скажем, Красивая леди К. Гендерная самоидентификация господина и леди меняется по вкусу, она здесь не важна. И, допустим, П. хочет рассказать К. о своих чувствах, но по старой привычке считает, что она обязательно его оттолкнёт, и всё кончится печально.
Мы не знаем, что в этот момент творится в душе у К., но дело-то не в этом. Дело в том, что при таком раскладе велика вероятность, что П. просто вообще никуда не пойдёт: смысл совершать какие-то телодвижения, если всё равно ничего не будет?
Ничего и не будет, конечно. Так всегда получается, если не пытаться. Разве что К. сама проявит инициативу, но тогда есть вероятность, что ей придётся проявлять её и впредь раз за разом, что со временем нередко надоедает.
Впрочем, даже если П. всё-таки решается попробовать подойти и рассказать — скорее всего, ни одна из бесконечного количества возможных реакций его не обрадует. Даже „о, неужели, я не смела и надеяться”. Всё равно найдётся какая-нибудь ерунда — либо покажется, что она посмотрела на него как-то не так, либо ещё что-нибудь в том же духе. Всё равно П. будет ждать подвоха, и при первом же недопонимании все эти ожидания вылезут наружу.
Потому что, ну. Потому что если ждать худшего — ты его дождёшься. Ты его найдёшь в любом вероятном сценарии развития событий.
Потому что его много вокруг нас, худшего-то. Не меньше, чем красоты и чудес.
Вопрос только в том, на что именно ты обращаешь внимание.