…Утро.
Почти пустой перрон станции Каннельярви. Блёклая трава вокруг, заржавленные рельсы и поручни. Бесцветное небо. Местами в земле — яркие цветные прожилки.
На перроне — два рюкзака (один чёрно-красный, другой чёрно-белый), один узкий чехол (блёкло-серого цвета) и два присовокупленных к ним тела.
Одно — хрупкая дева с русыми волосами и широкими стальными браслетами на руках, очень напоминающими наручники.
Во втором можно было бы узнать лорда Феанаро, не будь тело гладко-серым и полупрозрачным. Только глаза жёлтые (целиком, включая белки, разве что зрачки тёмными точечками), и ещё светятся Камни в венце. Правда, свет от них почему-то идёт слегка изумрудный, с небольшими оттенками пурпура и лазури.
Первый ночер, полёт нормальный.
ДМу — капусты за вредность.
Вообще, у меня тоже постепенно складывается список дрим-ролей. Некоторые из них описываются не именами, а концептами; иногда мне даже непонятно, по какому миру я хочу это играть.
Выложу-ка я это дело вместе с пояснениями, что именно хочется поиграть в каждой роли. Нуавдруг что-нибудь хорошее получится.
Читать далее
Нет, я точно помню, что легли мы около двенадцати.
Это легли, а заснули заметно позже. Не раньше двух, наверное. Нам в ночи что-то такое было очень смешно, уже не помню, что.
А проснулись мы в четыре. Да, в четыре утра, по будильнику, и это я тоже помню точно. Потому что в пять с хвостиком стартовал автобус из забытой богами деревни Новоивановка в сторону Одессы.
Без двадцати десять мы были в Одессе, и Агата, глядя на меня, цитировала: „Если не осталось живых, значит, мёртвые, встать!”. Не могу сказать, что я так себя чувствовал, но по её словам — я так выглядел.
Около двенадцати мы были на трассе.
В полвосьмого вечера мы были в Киеве.
Нет, конечно, мы спали за это время. Но сидя и в машине не особо выспишься, а уж тем более — в автобусе, идущем по таким локациям, где дорог просто нет — есть направления. И Агата, надо сказать, спала заметно больше меня.
Когда мы добирались до дома Морно, я-таки чувствовал себя почти этим „мёртвые, встать”. Но когда мы дотуда добрались и описали оставшиеся Агатины сумки, мы почему-то не пошли спать, а пошли пить с Морно. И я долго сидел с ним наедине в большой комнате, слушал его стихи и зачем-то выдал вслух Облако в штанах. Целиком, да.
А в итоге мы втроём встречали рассвет на кладбище. Домой вернулись около пяти утра. То есть через двадцать пять часов после подъёма.
Вернулись и всё-таки рухнули спать.
А в полдесятого я проснулся. Сам.
Организм, я не знаю, как ты это делаешь, но давай ты всегда так будешь себя вести, ладно?
Вот помню я, знаете, времена, когда я чуть не поругалась с одним прекрасным созданием (не насовсем, но всё же недовольны мы были друг другом) из-за, простихоспаде, Шерлока ВВС. Тогда как раз вышел второй сезон, и мои ленты буквально взорвались этим самым Шерлоком. Казалось, что ни о чём ином народ писать в принципе не способен.
И я по этому поводу раздражался и бурчал, а прекрасное создание бурчало уже на меня и говорило, что нельзя не писать о Шерлоке, потому что Шерлок — это как секс, только Шерлок.
…а потом со мной случился Дракула, крышесносный, невероятный Дракула Брюно Пельтье. И франкофония вообще. И мне пришлось завести второй дневник, а в твиттере от меня иные личности поотписались, кто временно, а кто и насовсем.
И я вдруг понял, что все восхищённые вопли по поводу незнакомых мне персонажей в лентах воспринимаю с умилённой улыбкой: какие же мы, фанаты, на самом деле все похожие.
А ещё мне тогда было очень стыдно своей этой пламенной любви. Я себе тогда схватанул нехилый кусок переживаний по поводу „но как, я же не могу говорить ни о чём другом, от меня же все отпишутся в лирушечке и даже по жизни никто общаться не захочет, потому что это невозможно”.
И поэтому вот теперь я вас спрашиваю. Скажите мне, а как вы относитесь к неумеренным восторгам в лентах? Когда вот вдруг кто-то в своей лирушечке/твиттере/подставить по вкусу перестаёт писать о вещах всем понятных и начинает сыпать каким-то птичьим языком, перемежая незнакомыми вам именами.
Люси, Ренфилд, брюнетки, Садья, Шеф, Поэт.
Десятый, Одиннадцатый, Ривер Сонг.
Кано, Морьо, Финьо, Атаринке, Искажение, Исход, Тангородрим, Ондолинде.
Вот вас это — раздражает? Способны ли отписаться, если шкалит?
И — а с вами случалось, драгоценные?
Это был такой милый СПГСный гон, что его нельзя не записать.
Вот что бывает, если искать глубинный смысл там, где его не покладено.
Вы её помните, господа, эту злую ведьму из Фиолетовой страны? „Триста лет я не умывалась, не чистила зубы, потому что мне была предсказана смерть от воды!”
Человек, как известно, на 70% состоит из воды. Или на какую-то ещё подобную цифру. И не только человек, белковым формам жизни это вообще свойственно.
Следовательно, ведьма, погибшая от вылитого на голову ведра воды, совершенно точно не была человеком. Её жизнедеятельность поддерживалась какими-то совершенно иными способами, скорее всего — чистой магией. Например, её тело может быть на самом деле очень качественно наведённой иллюзией.
Правда, если так, то в теле она, вероятно, не особо нуждается, однако умерла Бастинда по-настоящему. Скорее всего, дело здесь в силе самовнушения: она так привыкла к своему телу, что сама поверила, что без него не выживет. Зло, оно учит всяким гадостям. Самообману в том числе. А тут ещё предсказание, знаете ли.
Вообще говоря, наверное, отчёты с игр обычно интересны в основном тем, кто на этих самых играх был. Не знаю, заинтересует ли нижеследующее кого-то здесь, но… вдруг.
Когда ещё только учишься не заморачиваться чужими проблемами, неизбежно кажешься себе бесчувственной сволочью. Как же так! Как ты смеешь быть таким счастливым, когда человек рядом — страдает!
И ведь вроде бы и знаешь, что ничем человеку не поможет твоё сочувствие, а всё равно стыдишься этого равнодушия.
Но потом ты заявляешь, что ты сильнее, ты борешься с этим непрошеным стыдом, и однажды понимаешь окончательно и очень чётко: только так и можно жить. Да, кому-то хуже, чем тебе. Кто-то испытал в этой жизни такое, что тебе и в кошмарах не снилось (тебе, впрочем, даже и кошмары-то не снятся). По сравнению с кем-то тебе очень повезло, и — это повод для радости, а не для стыда.
Потому что если брать на себя груз сочувствия и честно разделять чужие страдания, то на радость не останется времени. Легче же при этом никому не станет. Легче может стать, если ты реально способен помочь и решить проблему хотя бы частично. Иногда становится легче просто от присутствия. Но сопереживание твоё не нужно никому.
А я всё-таки хочу быть счастливой. И я действительно лучше буду счастливой бесчувственной сволочью, чем печальной сопереживающей размазнёй.
Это цитата сообщения lj_chingizid Оригинальное сообщение
выношу из комментариев
Неловкость есть, пока мы заботимся о себе больше, чем о деле.
Не будет делаться дело, пока не забьешь на себя. На то, как ты выглядишь. Насколько прекрасен в данной позиции, или наоборот нелеп.
Пока "как я выгляжу, каким я кажусь, что обо мне подумают" важнее дела, не будет от нас толку. Только когда мы забываем о себе (или сознательным усилием задвигаем тревогу о себе в жопу), начинается Самое Интересное. А без этого не начинается, хоть ты тресни. По техническим причинам.
Пост толкинутый, рассчитанный на совместное скуривание и, возможно, дальнейшее использование в качестве личного концепта.
Предупреждаю сразу: глубоким знатоком Канона не являюсь, всё нижеследующее — скорее личные ощущения. И всё-таки, и всё-таки.
Так вот.
Дело в том, что сейчас, отыграв знакомого нам всем персонажа, я внезапно стал совсем иначе воспринимать понятие эстель. И, надо сказать, то, что у меня вышло, — оно местами пугающее даже.
Скажите мне, только в моём восприятии ни у кого из персонажей Сильма изначально нет выбора?
Да, вот то самое — „Канон сильнее Клятвы”. Каждая нота Песни Сотворения, включая арию Мелькора, была задумана Единым изначально, сыновья Феанора не больше виновны во всех тех войнах, чем огонь виновен в гибели деревьев во время лесного пожара, а Мелиан с самого начала знала, что конкретный смертный принесёт гибель её королевству, но ничего не могла изменить.
Кстати о смертном.
"And he passed through the mazes that Melian wove about the kingdom of Thingol, even as she had foretold; for a great doom lay upon him."
Как вам цитата?
То есть вот никто не мог пересечь завесу Мелиан, а Берен мог, потому что над ним тяготел рок. И всё, никаких других объяснений Профессор не даёт. Рока — достаточно. Потому что всё равно всё решает он. И не только для Берена, да. Классический вопрос о судьбе и свободной воле у Профессора однозначно решён в пользу судьбы; зачем Эру было нужно всё это — вопрос другой, но Эру — высшее существо, нам его не понять всё равно. Кстати, именно поэтому я весьма положительно отношусь к жёсткому сюжету в играх по Профессору: потому что, ну, он и для них был не менее жёстким, чем для нас.
Но жить, зная, что мир обречён изначально, и никакие действия ничего не изменят — непросто. И вот именно
это умение верить в то, что есть что-то сильнее рока, в моём понимании и называется эстель. Всем её отмерено в разных количествах, и это соотношение doom и estel очень серьёзно определяет характер персонажа. Настолько, что если мне когда-нибудь придётся заниматься подбором игроков на игры по Профессору, я, вероятно, буду вносить это обязательным вопросом в анкеты персонажей. У моего Атаринке, например, её строго по нулям: nous sommes tous des morts en vacance, от всех нас однажды останется пепел, и нас друзья, убитые горем, со скалы развеют над морем, но это не повод опускать руки. А, например, у какого-нибудь Третьего Дома… ну, все поняли.
Короче, я хочу дальнейшего и более подробного скуривания этого. И в любом случае лично для себя буду пользовать.
Мои Призрачные (и не очень) Читатели, кажется, чрезмерно привыкли к контактику.
Иначе чем объяснить, что уже под третьим постиком мне ставят лайки (которые, имхо, здесь в лирушечке вообще лишние) и молча уходят?
Нам так неожиданно хорошо вместе.
Неожиданно, потому что я-то вообще-то всегда опасался таких, как он. С этим сознанием воина и сопутствующей ему жестокостью. С этим скорее мрачным взглядом на мир — потому что у меня-то в мире всем радость и одуванчики по весне, а у него... а у него перевал Аглон и набеги с севера. И война, всегда, и пусть кто-то другой живёт в мире — и благодарит за это его воинов.
Потому что я пацифист, а ему не понаслышке знакомо опьянение битвы.
Потому что для него цель всегда оправдывает средства, а для меня, конечно, нет.
И всё-таки мне хорошо с ним. Мне, как оказалось, есть чему у него поучиться.
Например — не очень жалеть себя. Не бояться пустячных синяков и не ныть от боли в мышцах. Вообще по возможности не ныть — не потому, что это ни к чему не ведёт, кому-то мешает или что-то ещё, а просто априорно, потому что лорду ныть недостойно и не подобает.
Например — знать, что ты можешь всё. У него в лексиконе нет слов "я попытаюсь", когда он видит цель, то на препятствия уже не обращает внимания, и если вдруг таковые появятся — им можно только соболезновать. Я помню, что когда-то смотрела на гитару как на женщину, требующую нежного обращения, для него же это — просто очередной инструмент, созданный для того же, для чего и все инструменты, рабочие или музыкальные — чтобы подчиняться держащим её рукам.
Например — не откладывать на потом. Я благодаря ему и его братьям вчера впервые в жизни побывал на скалодроме. И я сильно подозреваю, что будь я там один, успехи мои были бы гораздо скромнее. А уж как хорошо фехтовать, когда на самом деле рукоять держит он — я вообще молчу.
А ещё он даёт возможность не стесняться пафосных слов и не бояться с ними переборщить, потому что в его случае переборщить с ними нельзя.
И — я никогда не ожидала, что так будет, но почему-то я рада, что он у меня есть.
А сделаю-ка я ещё один массопрос на тему личных обстоятельств и личного же их восприятия.
Господа, а из кого состоит ваша семья?
Я не буду сейчас спрашивать, что вы вкладываете в само это понятие, это не так просто сформулировать, наверное, я просто спрошу — кто у вас в неё входит. Мама и папа? Сёстры, братья, родные, двоюродные, названые? Бабушки, дедушки, тёти, дяди? Муж, жена? Монитор компьютера?
У меня, например, есть мама и сестра. Причём они как-то отдельно есть, я не чувствую, что мы втроём — единое семейство. Может быть, потому, что живём в трёх разных городах, а может — потому что большой потребности иметь семью за мной никогда не наблюдалось. Просто у меня есть мама, и ещё у меня есть сестра, и факт кровного родства действительно влияет на отношения.
А у вас?
Давненько тут не было текстов моего авторства, вот что. Не потому что я их не пишу, а потому что пишу нынче в основном фанфики, а они вам неинтересны.
Но я пишу. Вот вам, например, маленький, в страничку размером, привет от Мари-Пьер. Ещё одна страшилка, наподобие той, про трамваи. Мы с ней дружно благодарим за вдохновение Настеньку — ну и ещё РЖД, конечно. Кто ещё добавит столько готичности в повседневную жизнь.
745 слов.
Я всегда, сколько себя помню, любила читать стихи. И всегда считала, что я к тому же умею это делать, хотя, как оказалось, это отнюдь не всегда было правдой: записанное на диктофон в 2010 году переслушивалось в 2012 с ужасом на лице и мазохистскими мыслями вроде „Сама читала? Сама! Вот теперь сама слушай!”
Я люблю читать вслух и прозу тоже. Обычно я делаю это на какую-нибудь небольшую публику, выбираю что-нибудь короткое и юмористическое. В фаворитах ходят Тэффи, Аверченко, Чапек и с недавних пор Довлатов. Мне нравится внимание. Нравится видеть, что меня слушают, и радуются, и смеются в нужных местах.
Но это не единственная причина, на самом деле. Возможно даже, что и не главная.
Потому что ещё — я люблю петь. Мне нравится петь для кого-то, мне нравится, когда меня слушают, но это бывает весьма нечасто, и уж точно это — не главное. Я люблю петь и в одиночестве, и посреди города, где никому моё пение не нужно, а кого-то может и раздражать, и я любила петь даже тогда, когда была уверена, что делать этого не умею вообще и ничего, кроме раздражения, вызвать не могу. Потому что пою я всегда в первую очередь для себя самой. Потому что мне нравится сам процесс извлечения звука. Я люблю дрожание связок — его можно почувствовать, если положить руку на горло. Я люблю ощущать свой голос, выводить рулады и распевы, и чувствовать, как выходит воздух из лёгких — выходит весь, так, что под конец строки её уже сложно выговаривать. У меня даже объём лёгких сейчас несколько выше среднего — именно из-за пения. Я никогда и ни в каком формате ему не училась (если не считать, ну, с полгода хора в районе первого-второго класса), но сейчас мне уже говорят, что меня вполне можно слушать, и это как минимум не вызывает отвращения. Да что там, мне и самой нравится мой голос в записи — ничего особенного, конечно, но он скорее приятен, чем наоборот.
В этом много самолюбования, но ещё — в этом много кинестетики. В напряжении дыхательной системы, в этих длинных выдохах — это что-то вроде дыхательной гимнастики, от которой в самом деле легче и лучше. Крик — это такая естественная анестезия, чтобы отбитый молотком палец меньше болел, а пение — это такой способ сбросить эмоции, как смех или слёзы. Эмоциям ведь, какой бы окраски они ни были, нужен какой-то выход вовне, чтобы они не пожирали изнутри.
У меня один из таких выходов — пение. И мне кажется даже, что не будь его, мои нервы были бы сейчас в куда более плачевном состоянии.
Это, знаете, такая отписка в духе „но вообще-то я жива и здорова”. Просто образ жизни мой слегка изменился за последний месяц.
Я тут всё никак не мог собраться и рассказать, что с месяц назад мы разъехались с Семчием. Жили вместе года, кажется, полтора, а потом вот просто так взяли и разъехались — она сказала, что во Всеволожске или там с родителями ей уютнее, а я хмыкнула и подселила к себе Настеньку, которая как-то очень вовремя как раз в этот момент оказалась в поисках жилья.
И, знаете, во всём этом есть что-то милое и чудесное, потому что, эээ, я, кажется, учусь готовить. Я, как оказалось, способен не только сварить кофе и пожарить яичницу, но и, например, потушить печёнку в молоке. Или даже сварить суп — у меня получилось, да-да, впервые, между прочим.
Ну то есть это всё Семчий, конечно, это она меня отучила питаться студенческими пельменями, но есть во всём этом неожиданная какая-то нежность и забота — не забыть купить фруктов, помнить, что лук нужно класть только себе (а я неожиданно подсел на жареный лук), лишний раз сварить кофе — я почему-то стал сейчас чаще его варить.
Ну и второе Важное Изменение было сегодня, и сейчас некоторые из вас надо мной будет ржать, а кто-то обзовёт идиотиной, наверное, но.
Сегодня я вконец отчаялась сдать свою затянувшуюся сессию и недрогнувшей рукой написала заявление об исключении по собственному желанию.
Самое смешное, что, хотя сей факт и не вызывает такой эйфории, как в прошлый раз, но и печалит тоже не особо. Я не задаюсь вопросом, что я буду делать — я знаю. Работать буду, уже представляю даже, где. Ну и займусь наконец всеми прекрасными вещами, которые долго откладывала. Буду переводить статеечки с французского, писать постики в Антидурь на радость Асеньке, читать книжки, смотреть с Настенькой хорошие фильмы, гулять по весеннему Питеру и курить кальян.
Знаете, ведь у нас сегодня наконец всё-таки пришла весна.
Минутка Антидури в дневнике Маргоники. Много-много описаний внешности персонажей из произведений авторов разной степени юности. По отдельности они, возможно, не так плохи, но вместе представляют собой инструкцию „как написать Мэри Сью”.
Описаний было много, были они длинны, поэтому я решил обойтись одними описаниями глаз и волос. Там и так довольно красоты.
Знаете, мне сейчас кажется, что русский рок живёт противопоставлением. В смысле, противопоставлением себя всему вокруг. В первую очередь, конечно, Системе: не зря он появился и цвёл пышным цветом именно тогда, когда и концерты-то приходилось устраивать подпольно. Той самой Системе, где первые на последних похожи и не меньше последних устали, быть может.
Потом система развалилась, но в мире ведь ещё столько вещей, которым можно себя противопоставлять. Ну, попса, например. Вообще глупость человеческая.
Я сейчас понимаю, что слушала Арию и Агату Кристи как раз в тот период, когда мне это было нужно. Я противопоставляла себя в первую очередь себе же — той, которая была раньше. Раньше — это как раз примерно до четырнадцати. Нужны были силы, чтобы изменить себя и стать чем-то другим, а потом ещё удержаться в этом состоянии. И все эти Сплины и Цои мне действительно эти силы давали. И помогали верить, что вот то, что происходит — правильно.
А потом необходимость противопоставлять отпала, и я тихо перешёл на другую музыку. Всё равно продолжая слушать и рок тоже, конечно, потому что уже привыкла и любила, но всё-таки. И случилось это задолго до незнакомцев на улицах Монополиса, и до пришествия армии теней, и до эпохи соборов. Намного раньше — примерно с Тэм и Канцлера Ги.
Менестрели — это, конечно, тоже обособление от реальности. Но несколько иное. Не восстание против неё, а просто уход куда-то в себя. Потом, после расслушивания МЩ, я внезапно обнаружил, что меня совсем никак не тянет на тяжёлое. Вот сейчас уже успел отвыкнуть совсем, надо сказать; в какой-то момент я радостно снёс с компьютера папку с Арией и был счастлив.