На берегу моря жил старик. Кожа его пожелтела от солнца и была вся словно пропитана морской водой. Лицо его было от старости всё сморщено. Он жил в ветхой лачуге с крышей сложенной из сухих пальмовых листьев.
Каждое утро он шёл к морю, закатывал, поколело свои ветхие штаны, и заходил в воду. Он загибал края красной рубахи и собирал в неё самые прекрасные камни и ракушки, хорошо заметные в прозрачной лазури воды на белом песке. Он выкладывал их на берегу и создавал из них удивительные узоры и замки.
А потом приходило море и оставляло за собой лишь гладкий песок...
Однажды к морю пришёл мальчик из соседней деревни. Взъерошенные чёрные волосы, грязные по колено штаны. Мальчик щурил карие глаза от солнца. Он шёл по берегу, оставляя следы босых ног на песке. Увидев дивные узоры из ракушек и камней, он улыбнулся. Он шёл по берегу, внимательно разглядывая каждый узор. Старик сидел на корнях пальмы над песчаным пляжем и наблюдал за ним.
А потом начался прилив, и море стало медленно смывать сказочные узоры и замки. Мальчик грустил. Он сидел на каменном рифе, упершись локтями в колени, и руки его поддерживали голову. Он, почему-то вспомнил о том, что у его матери от постоянной работы в воде огрубели руки, а его отец надрывает спину, таща тяжёлый невод, а иногда море не приносит рыбы, и тогда они несколько дней голодают. Он вглядывался вглубь тёмной стихии, словно пытаясь понять её тайну, разгадать какой-то секрет этого безжалостного мира.
Они долго сидели так, старик, глядя на него, а мальчик, глядя в море. А когда волны утихли, старик подошёл к мальчику и что-то тихо сказал ему. Они вошли поколело в море и старик показал ему какие прекрасные узоры создаёт море на своём дне. А мальчик, очарованный красотой моря, спрашивал себя, отчего же он раньше этого не видел.
[700x525]

Однажды спорила Кривда с Правдою: чем лучше жить - кривдой или правдой? Кривда говорила: лучше жить кривдою, а Правда утверждала: лучше жить правдою. Спорили, спорили, никто не переспорит.

Говорит Кривда:

- Пойдем к писарю, он нас рассудит!

- Пойдем, - отвечает Правда. Вот пришли к писарю.

- Реши наш спор, - говорит Кривда, - чем лучше жить - кривдою али правдою?

Писарь спросил:

- О чем вы бьётеся?

- О ста рублях.

- Ну, ты, Правда, проспорила: в наше время лучше жить кривдою.

Правда вынула из кармана сто рублей и отдала Кривде, а сама все стоит на своем, что лучше жить правдою.

- Пойдем к судье, как он решит? - говорит Кривда. - Коли по-твоему - я тебе плачу тысячу рублей, а коли по-моему - ты мне должна оба глаза отдать.

- Хорошо, пойдем.

Пришли они к судье, стали спрашивать: чем лучше жить?

Судья сказал то же самое:

- В наше время лучше жить кривдою.

- Подавай-ка свои глаза! - говорит Кривда Правде; выколола у ней глаза и ушла куда знала.

Осталась Правда безглазая, пала лицом наземь и поползла ощупью. Доползла до болота и легла в траве. В самую полночь собралась туда неверная сила. Набольшой стал всех спрашивать: кто и что сделал? Кто говорит - я душу загубил; кто говорит - я того-то на грех смутил; а Кривда, в свой черед, похваляется:

- Я у Правды сто рублей выспорила да глаза выколола!

- Что глаза! - говорит набольшой. - Стоит потереть тутошней травкою - глаза опять будут!

Правда лежит да слушает.

Вдруг крикнули петухи, и неверная сила разом пропала. Правда нарвала травки и давай тереть глаза: потерла один, потерла другой - и стала видеть по-прежнему; захватила с собой этой травки и пошла в путь-дорогу.

В это время у одного царя ослепла дочь, и сделал он клич: кто вылечит царевну, за того отдаст ее замуж. Правда приложила ей к очам травку, потерла и вылечила; царь обрадовался, женил Правду на своей дочери и взял к себе в дом...

Белый ёжик привычно залез в грязевую ванночку, погрузился в неё вместе с макушкой. Вот исчезла последняя иголочка, и только пузырьки на поверхности были доказательством того, что в ванночке есть кто-то живой. Через несколько секунд из ванночки вылезал уже вполне обычный среднестатистический ёжик. И ничего не выдавало в нем его природной уникальности - его неповторимого белого цвета. Ёжик выпил чаю с мёдом, посмотрел в зеркало, грустно вздохнул и вышел на улицу.
Сегодня в маленьком (по человеческим меркам) ежинном городке был праздник. Большой ежинный праздник. Волны радостных колючек потоком катилась к центру на площадь. Влился в эту волну и наш ёжик и устремился уносмый потоком. На площади праздник был в самом разгаре. Ёжики водили хороводы, танцевали, пели свои ежинные песенки, играли в ручейки и пятнашки. И белый ёжик растворился в этом потоке счастья, радости, веселья и просто хорошего настроения. Он совсем забыл о своем грустном вздохе перед выходом. Он был сейчас счастлив и больше ни о чем не думал.
А тем временем над площадью в небе собирались тучки. На них мало кто обращал внимание.
-- Кап, - сказал первая капелька, встретившись с землей.
-- Кап, кап, - подхватили другие капельки. И с неба посыпались вниз тысячи капелек.
Ёжики кинулись под специально сооруженный для этого случая навес. А наш ёжик, опьяненный счастьем, ничего не замечал, а когда заметил.... Было уже поздно.
-- Кап, кап, - капельки воды настигли ёжика и побежали вниз с его иголок, а вместе с ними побежал и его грим.
-- Кап, кап. - И вот наш ежик постепенно превращается из обычного среднестатистического в необыкновенного - белого. А на него из под навеса смотрят его сородичи. А он стоит осунувшись, промокая под капельками.
-- Кап. - Последний грим убегает с ёжика. И вот он снежно белый стоит под дождем и не замечает его. Что он чувствует? Не мог бы сказать  даже самый мудрый ежик. Он смотрит на навес, куда он не успел опьяненный счастьем праздника, простым ёжиковским счастьем. Там перешептываясь и показывая на него пальцем стоят, его сородичи.
Он грустно взглянул на них, развернулся и понуро побрел с площади. Он брел а с неба капали дождинки.
-- Стой! Постой! - кто-то окрикнул его, но он не оборачиваясь брел дальше.
-- Да стой же ты. - еще один голос.
-- Стой! Да обернись же ты! - раздался с десяток голосов.  И он обернулся.....
А на площадь из под навеса, под дождинки вылезали другие ёжики и теперь они стояли также как и он под дождем.
-- Кап. кап, - продолжали петь капельки падая на ёжиков. И вот то с одного, то с другого. вместе с капельками, как несколько минут назад было с нашим ёжиком, потекли вниз струйки воды уносящие грим.
-- Кап, кап. - И всё более удивительная картина открывалась глазам белого ёжика.
Грим такой же, как был у самого белого ёжика стекал с других ёжиков. А под ним, каких только цветов не было. Вот появился бордовый ёжик, золотистый, серебристый, сиреневый, голубой, фиолетовый, оранжевый, розовый, зеленый и чем больше ежиков выходило под дождь, тем больше цветов появлялось на площади. Вся площадь была наполнена  цветными ёжиками, необычными ежиками. И даже самый обыкновенный среднестатистический (в человеческом понимании) ёжик был уникальным и неповторимым в этом городе ёжиков.
Белый ёжик улыбнулся, улыбнулись и другие ёжики. А с неба капали капельки и сбегали вниз с ежиков, а у некоторых вместе с капельками сбегали и слезинки, слезинки радости.
А затем дождь прекратился, и появилось солнышко. И ёжики продолжили праздник. А в конце праздника они взялись за руки и закрутили хоровод - цветной ежинный хоровод, вокруг нашего белого ёжика

[320x240]
Печальными глазами смотрел он на прошлое...
Колодец был глубок, и каждый опавший лепесток чайной розы волновал темную гладь...
Ловя мимолетные отражения, он вглядывался в глубь. Пряди волос стлались по кромке воды, каждый раскат грома заставлял вздрагивать...

- Дождь, за что?
- Извини, так будет лучше.

Он поднял тяжелый взгляд, долго смотрел на пустое небо над головой...
Поежился...

- Что это за место?

Эхом прозвучал вопрос, не получивший ответа... На небе показалась птица...
Редкие взмахи крыльев, огромных и белых, несли ее ближе к этому одинокому страннику... Он ошибался... Птицей был Ангел...

- Зачем ты здесь?
- Играю в прошлое.
- Не боишься утонуть?
- Я боюсь захлебнуться.

Ангел светился изнутри, и свечение придавало ощущение невесомости... Белые одежды стлались по земле, укрывая выжженную почву...

- Ты был ангелом, а теперь хочешь стать Богом?
- Нет, я хочу вернуться.
- Но почему?
- Во всем есть своя прелесть.
- Даже в свинцовых тучах?
- Даже в разрушенных стенах родного дома и глубоких грязных лужах.
- И чем приглянулась тебе эта Земля? Неужели за облаками тебе плохо?
- Здесь нет жизни, как и в твоих облаках.

Он вновь отвернулся к колодцу и погрузился в старые переживания... А небесное создание не сводило с него озадаченных и печальных небесных глаз...

Жили когда-то семь сестер, семь королевских дочерей. Росли сестры во дворце, не зная заботы и горя. Недаром говорит пословица: богатому да счастливому и свеча, как солнце, светит.
читать

По всей Италии рассказывают историю о трех апельсинах. Но вот удивительно - в каждой местности ее рассказывают по-своему. Но Генуэзцы говорят одно, неаполитанцы - другое, сицилийцы - третье. А мы выслушали все эти сказки и теперь знаем, как все случилось на самом деле.

Жили когда-то король и королева. Был у них дворец, было королевство, были, конечно, и подданные, а вот детей у короля и королевы не было.

Однажды король сказал:

- Если бы у нас родился сын, я поставил бы на площади перед дворцом фонтан. И била бы из него не вино, а золотистое оливковое масло. Семь лет приходили бы к нему женщины и благословляли бы моего сына.

Скоро у короля и королевы родился прехорошенький мальчик. Счастливые родители выполнили свой обет, и на площади забили два фонтана. В первый год фонтаны вина и масла вздымались выше дворцовой башни. На следующий год они стали пониже. Словом, королевский сын, что ни день, становился больше, а фонтаны - меньше.

На исходе седьмого года фонтаны уже не били, из них по капле сочилось вино и масло.

Как-то королевский сын вышел на площадь поиграть в кегли. А в это самое время к фонтанам притащилась седая сгорбленная старушонка. Она при- несла с собой губку и два глиняных кувшина. По каплям губка впитывала то вино, то масло, а старуха выжимала ее в кувшины.

Кувшины почти наполнились. И вдруг - трах! - оба разлетелись в черепки. Вот так меткий удар! Это королевский сын целился большим деревянным шаром в кегли, а попал в кувшины. В тот же миг иссякли и фонтаны, они уже не давали ни капли вина и масла. Ведь королевичу как раз в эту минуту исполнилось ровно семь лет.

Старуха погрозила скрюченным пальцем и заговорила скрипучим голосом:

продолжение

Все, о чем здесь рассказывается, случилось в давние времена. А в те времена было так: проедешь день и попадёшь в одно королевство, проедешь другой день — попадёшь в другое королевство. И, конечно, в каждом королевстве, большое оно или маленькое, был свой король. Потому что какое же это королевство, если в нём нет короля!
Так вот, в те давние годы в густом-прегустом лесу жил дровосек.
Было у него имущества ни мало, ни много: серый ослик, острый топор да весёлая песня. Ещё был у дровосека славный домик на поляне, а в домике приветливая жена. Как тут не быть счастливым? Он бы и был счастливым, если б жена не печалилась.
Уйдёт дровосек в лес или повезёт на ослике дрова в город продавать, а жене скучно, не с кем словом перемолвиться. Начнёт очаг разжигать — заговорит с огнём, пойдёт к колодцу — заговорит с водой, примется стряпать — заведёт разговор с ложками и мисками. А они все слушать слушают, отвечать не отвечают. Хоть плачь. И жена дровосека частенько вытирала слёзы фартуком.
Вот однажды приходит дровосек домой и говорит: — Смотри, жёнушка, что я в лесу нашёл! И подаёт жене куклу. Жена . дровосека глянула и залюбовалась. Она и не знала, что бывают на свете такие куклы. Вся в шелку и бархате, волосы чёрные, глаза голу-
бые, щёчки розовые, губки алые — вот-вот заговорит. Засмеялась жена от радости.
С тех пор она ни разу больше не плакала. Муж уйдёт в лес, а жена хозяйничает и всё с куклой разговаривает. Кукла, правда, тоже только слушала, но зато смотрела голубыми глазами и улыбалась алыми губками. Вот женщине и казалось, что кукла всё понимает.
Время, что дорога — впереди всё меньше, позади всё больше.
Сидели как-то жена дровосека и сам дровосек за столом в своём домике и ужинали. Кукла тоже сидела за столом и смотрела на них своими круглыми голубыми глазами.
Вдруг кто-то постучал в окошко.
— Кто бы это мог быть? — удивилась жена дровосека. А дровосек ничего не сказал, поднялся и распахнул
окошко. В комнату влетела птица и села на середину стола. Тут и дровосек удивился. Уж птиц-то он перевидал в лесу великое множество, но такой не встречал ни разу.
Птица отвесила поклон хохлатой головой и заговорила человеческим голосом:
— Пусть в вашем доме всего будет вдоволь, кроме слёз и горя.
— Спасибо за приветливое слово, — сказал дровосек, который часто бывал в городе на базаре и научился там любезному обхождению. — Но не скажете ли вы, крылатый синьор, кто вы такой?
— Я чудо-птица — говорящий попугай. А прилетел я к вам вот зачем. Нужна мне кукла, та самая, что сидит у вас за столом. Хозяйка моя, прекрасная Розалинда, не перестаёт скучать по ней с тех пор, как её потеряла. Белка, что живёт на сосне у крыльца, как-то увидала куклу в окошко, рассказала голубопёрой сойке, та — сороке, сорока же принесла эту весть на хвосте прямо ко дворцу, где живёт её кума — придворная ворона. Ну, а про что знают сорока да ворона, то известно всему птичьему народу. Вот я и прилетел за куклой.
— Эх, жёнушка,—сказал дровосек, — ведь и впрямь придётся отдавать куклу, раз нашлась хозяйка.
Но жена дровосека схватила куклу и крепко прижала её к груди.
— И не подумаю отдавать. Я её лелеяла, словно родную дочку, а теперь вдруг отдай какой-то неведомой Розалинде, о которой я и слышать никогда не слышала.
— Как? — удивился попугай. — Вы не слышали о мудрой и прекрасной Розалинде! Ну, так я расскажу вам о её славных и добрых делах. Слушайте же.
 а тут начинаются сами сказки

На что смотреть, когда бежишь за уходящим поездом? На последний вагон, равномерно удаляющийся от тебя, или на шпалы у себя под ногами, которые норовят сбить твой шаг? А может на свои слезы, которые сползая по лицу падают на землю и остаются где-то там позади?

На что смотреть вслед уходящему любимому человеку, который просто тебя не понял, не ощутил, не поверил? На  спину, которая  такая родная, но с каждой секундой становится все дальше и дальше? Или себе под ноги, где лежит осенний лист в луже с дерева наподалеку и чей-то брошенный окурок, затоптанный грязными ботинками прохожих?

На что смотреть, когда приходится уезжать из самого дорого для тебя места на земле? На деревья и дома, которые ты, возможно, больше никогда не увидишь и не будешь прогуливаться по улочкам между ними? Или на дорогу впереди, которая уже приняла тебя и, кажется, сама уносит тебя отсюда?

А на что смотреть, когда сидишь дома и смотришь на дождь в окно, который не дал возможности выйти на улицу и радоваться солнцу вместе со своим любимым человеком? На что смотреть, когда этот дождь разделил вас мало различимой мокрой пеленой, толщиной всего лишь ничего - во вселеную? Может, на капли, сползающие по стеклу прямо тебе в душу и стучащими по подоконику, словно шепот чего-то непонятного, далекого, холодного? Или на ручьи, текущие по дорогам и несущие листья, веточки и маленькие фантики от конфет, которые оставили дети еще совсем недавно? Или на огоньки в окнах дома напротив? А может на темные окна, где, возможно, кто-то также сидит у окна с выключенным светом и вглядывается в ваше окно в поисках того. кто разделит его ощущения и мысли......

Садись рядышком, налей себе чаю с малиновым вареньем. Ведь ты же малиновое варенье принес? Садись и давай поговорим. Давай поговорим о том, на что нужно смотреть в такие моменты. Ведь такие моменты на каждом шагу. Из них и состоит наша жизнь.

Ты знаешь на что нужно смотреть? Я знаю. Выпей чаю хоть немного. Осторожно, он горячий.

Нужно смотреть на последний вагон и себе под ноги на шпалы. Нужно смотреть на слезы и на деревья с домами, оставшиеся позади. Нужно смотреть на дорогу впереди и на спину любимого человека - такую родную! Смотри и на листья в луже под ногами, и даже на окурок, брошенный неизвестно кем. Смотри на капли на стекле и в темное окошко в доме напротив. Смотри на все это. Ты понимаешь, о чем я говорю? А чай вкусный, правда? И варенье очень вкусное - как раз к чаю. Это же малиновое варенье?

Но я еще скажу тебе кое-что. Давай, налей еще чай и послушай меня. Что сейчас может быть лучше, чем пить горячий чай с малиновым вареньем и разговаривать. Или звезды считать, как ёжик с медвежонком. Но давай поговорим.

Ты должен не просто смотреть на все это. Ты можешь гораздо больше. Ты можешь догнать тот поезд. Если захочешь - ты сможешь догнать. И сможешь вернутьлюбимого человека. И вернешься еще раз, а может и не раз в свое самое дорогое место. И дождь будет не помеха увидеть любимого человека. Ведь можно же вместе сидеть у окна и искать в темных окнах напротив еще двух человек, которые также обнявшись вглядываются в ваше темное окошко и шепчут что-то друг другу.

Ты можешь это все сделать. если просто не будешь сдаваться.

И спасибо тебе за малиновое варенье!

Жила-была женщина; очень ей хотелось иметь ребенка, да где его взять? И вот она отправилась к одной старой колдунье и сказала ей:

- Мне так хочется иметь ребеночка; не скажешь ли ты, где мне его достать?

- Отчего же! - сказала колдунья. - Вот тебе ячменное зерно; это не простое зерно, не из тех, что крестьяне сеют в поле или бросают курам; посади-ка его в цветочный горшок - увидишь, что будет!

- Спасибо! - сказала женщина и дала колдунье двенадцать скиллингов; потом пошла домой, посадила ячменное зерно в цветочный горшок, и вдруг из него вырос большой чудесный цветок вроде тюльпана, но лепестки его были еще плотно сжаты, точно у нераспустившегося бутона.

- Какой славный цветок! - сказала женщина и поцеловала красивые пестрые лепестки.

Что-то щелкнуло, и цветок распустился. Это был точь-в-точь тюльпан, но в самой чашечке на зеленом стульчике сидела крошечная девочка. Она была такая нежная, маленькая, всего с дюйм ростом, ее и прозвали Дюймовочкой.

продолжение

Рассказ первый
ЗЕРКАЛО И ЕГО ОСКОЛКИ

Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей - уродами, или казалось, что они стоят кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались до того, что нельзя было и узнать их; случись же у кого на лице веснушка или родинка, она расплывалась во все лицо. Дьявола все это ужасно потешало. Добрая, благочестивая человеческая мысль отражалась в зеркале невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. Все ученики тролля - у него была своя школа - рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде.
- Теперь только, - говорили они, - можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете!
И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы его осколков наделали, однако, еще больше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, разлетелись по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны, - ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно было вставить в оконные рамы, но уж в эти окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи и судить о них вернее! А злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки. Но по свету летало еще много осколков зеркала. Послушаем же про них.

читать дальше

Никто на свете не знает столько сказок, сколько знает их Оле-Лукойе. Вот мастер-то рассказывать!
Вечером, когда дети преспокойно сидят за столом или на своих скамеечках, является Оле-Лукойе. В одних чулках он тихо-тихо подымается по лестнице; потом осторожно приотворит дверь, неслышно шагнет в комнату и слегка прыснет детям в глаза сладким молоком. В руках у него маленькая спринцовка, и молоко брызжет из нее тоненькой-тоненькой струйкой. Тогда веки у детей начинают слипаться, и они уж не могут разглядеть Оле, а он подкрадывается к ним сзади и начинает легонько дуть им в затылки. Подует - и головки у них сейчас отяжелеют. Это совсем не больно, - у Оле-Лукойе нет ведь злого умысла; он хочет только, чтобы дети угомонились, а для этого их непременно надо уложить в постель! Ну вот он и уложит их, а потом уж начинает рассказывать сказки.
Когда дети заснут, Оле-Лукойе присаживается к ним на постель. Одет он чудесно: на нем шелковый кафтан, только нельзя сказать, какого цвета - он отливает то голубым, то зеленым, то красным, смотря по тому, в какую сторону повернется Оле. Под мышками у него по зонтику: один с картинками, который он раскрывает над хорошими детьми, и тогда им всю ночь снятся чудеснейшие сказки, а другой совсем простой, гладкий, который он развертывает над нехорошими детьми: ну, они и спят всю ночь как чурбаны, и поутру оказывается, что они ровно ничего не видали во сне!
Послушаем же о том, как Оле-Лукойе навещал каждый вечер одного маленького мальчика, Яльмара, и рассказывал ему сказки! Это будет целых семь сказок, - в неделе ведь семь дней.

 

продолжение

Каждый раз, как умирает доброе, хорошее дитя, с неба спускается божий ангел, берет дитя на руки и облетает с ним на своих больших крыльях все его любимые места. По пути они набирают целый букет разных цветов и берут их с собою на небо, где они расцветают еще пышнее, чем на земле. Бог прижимает все цветы к своему сердцу, а один цветок, который покажется ему милее всех, целует; цветок получает тогда голос и может присоединиться к хору блаженных духов.
Все это рассказывал божий ангел умершему ребенку, унося его в своих объятиях на небо; дитя слушало ангела, как сквозь сон. Они пролетали над теми местами, где так часто играло дитя при жизни, пролетали над зелеными садами, где росло множество чудесных цветов.
- Какие же взять нам с собою на небо? - спросил ангел.
В саду стоял прекрасный, стройный розовый куст, но чья-то злая рука надломила его, так что ветви, усыпанные крупными полураспустившимися бутонами, почти совсем завяли и печально повисли.
- Бедный куст! - сказало дитя.- Возьмем его, чтобы он опять расцвел там, на небе.
Ангел взял куст и так крепко поцеловал дитя, что оно слегка приоткрыло глазки. Потом они нарвали еще много пышных цветов, но, кроме них, взяли и скромный златоцвет и простенькие анютины глазки.
- Ну вот, теперь и довольно! - сказал ребенок, но ангел покачал головой и они полетели дальше.
Ночь была тихая, светлая; весь город спал, они пролетали над одной из самых узких улиц. На мостовой валялись солома, зола и всякий хлам: черепки, обломки алебастра, тряпки, старые донышки от шляп, словом, все, что уже отслужило свой век или потеряло всякий вид; накануне как раз был день переезда.
И ангел указал на валявшийся среди этого хлама разбитый цветочный горшок, из которого вывалился ком земли, весь оплетенный корнями большого полевого цветка: цветок завял и никуда больше не годился, его и выбросили.
- Возьмем его с собой! - сказал ангел.- Я расскажу тебе про этот цветок, пока мы летим!
И ангел стал рассказывать.
- В этой узкой улице, в низком подвале, жил бедный больной мальчик. С самых ранних лет он вечно лежал в постели; когда же чувствовал себя хорошо, то проходил на костылях по своей каморке раза два взад и вперед, вот и все. Иногда летом солнышко заглядывало на полчаса и в подвал; тогда мальчик садился на солнышке и, держа руки против света, любовался, как просвечивает в его тонких пальцах алая кровь; такое сидение на солнышке заменяло ему прогулку. О богатом весеннем уборе лесов он знал только потому, что сын соседа приносил ему весною первую распустившуюся буковую веточку; мальчик держал ее над головой и переносился мыслью под зеленые буки, где сияло солнышко и распевали птички. Раз сын соседа принес мальчику и полевых цветов, между ними был один с корнем; мальчик посадил его в цветочный горшок и поставил на окно близ своей кроватки. Видно, легкая рука посадила цветок: он принялся, стал расти, пускать новые отростки, каждый год цвел и был для мальчика целым садом, его маленьким земным сокровищем. Мальчик поливал его, ухаживал за ним и заботился о том, чтобы его не миновал ни один луч, который только пробирался в каморку. Ребенок жил и дышал своим любимцем, ведь тот цвел, благоухал и хорошел для него одного. К цветку повернулся мальчик даже в ту последнюю минуту, когда его отзывал к себе господь бог... Вот уже целый год, как мальчик у бога; целый год стоял цветок, всеми забытый, на окне, завял, засох и был выброшен на улицу вместе с прочим хламом. Этот-то бедный, увядший цветок мы и взяли с собой: он доставил куда больше радости, чем самый пышный цветок в саду королевы.
- Откуда ты знаешь все это? - спросило дитя.
- Знаю! - отвечал ангел.- Ведь я сам был тем бедным калекою мальчиком, что ходил на костылях! Я узнал свой цветок!
И дитя широко-широко открыло глазки, вглядываясь в прелестное, радостное лицо ангела. В ту же самую минуту они очутились на небе у бога, где царят вечные радость и блаженство. Бог прижал к своему сердцу умершее дитя - и у него выросли крылья, как у других ангелов, и он полетел рука об руку с ними. Бог прижал к сердцу и все цветы, поцеловал же только бедный, увядший полевой цветок, и тот присоединил свой голос к хору ангелов, которые окружали бога; одни летали возле него, другие подальше, третьи еще дальше, и так до бесконечности, но все были равно блаженны. Все они пели - и малые, и большие, и доброе, только что умершее дитя, и бедный полевой цветочек, выброшенный на мостовую вместе с сором и хламом.

снова всеми любимый мишка)
[600x450]
[699x670]

Дзинь

любимый мишка))

[623x373]
[330x425]

я не могу прийти без подарка)
вот сказочная картинка:
[640x512]

Посвящается попутчице из прошлой жизни

- Помнишь, ты была орхидеей?
- Нет. Когда?
- В прошлой жизни. В одной из прошлых жизней.
- Не помню. Ты шутишь?
- Я был деревом. Очень большим деревом. А ты росла в моих ветвях.
- Нет. Не помню.
- Говорят, что орхидеи питаются за счет дерева и деревьям больно. Не слушай их – они не знают. Они не были деревом. Мне было очень приятно, что ты растешь в моих ветвях. Что такая красота нашла здесь свое пристанище.
Я открывал тебе солнце, оберегал от ливня, скрывая ветвями, и не пускал зверей и людей, чтобы они не сорвали тебя…
- Не помню…
- А помнишь, я был кувшинкой?
- А это когда? Я не помню.
- В прошлых жизнях. А ты была лягушкой и оберегала меня от злых мух, которые ели мои лепестки.
- Нет. Не помню этого.
- Помнишь, ты была лошадью? Ты была очень красивой, очень быстрой лошадью.
- А ты кем?
- А я был собакой. Нас вместе брали на охоту. Помнишь?
- Неа. А что дальше?
- Мы убежали. Мы были вольными – бегали по лугам, купались в реке, гуляли в лесах. Мы гонялись друг за другом и наслаждались свободой. И никто даже не мечтал нас поймать…
Ты помнишь?
- Нет. Не помню и этого…
- Тогда вспомни, как я был орлом, а ты была пантерой. Мы жили своими жизнями. Но настал голодный год. Я с трудом летал. А ты споймала кролика и оставила мне часть. Ты сделала это, будто не хотела есть, но я видел: ты сделала это для меня. А потом я видел, как ты обессиленная лежала в тени дерева. Я споймал рыбу и сделал вид, что упустил ее нечаянно к тебе. А я это сделал специально для тебя.
Тот год прошел, но мы часто делились едой, играли, летали и бегали наперегонки… Ты это помнишь?
- И это не помню. Я не знаю, но по-моему, не помню…
- А ты помнишь, как ты была маленькой девочкой? Ты заблудилась в лесу, была напугана… Но когда увидела меня – не испугалась. Ты меня тогда вспомнила? Я знаю. Вспомнила.
Я был большим одиноким волком. Но я тебя не тронул, потому что тоже сразу вспомнил тебя.
Мы играли весь день на поляне. Я помню твои слабенькие, нежные ручки, обнимающие меня за шею. Я был так осторожен, как может быть осторожен волк.
А потом я тебя вывел из лесу, и наши пути разошлись.
Ты помнишь?
- Не знаю. Наверное, не помню…
- А вспомни путника, который набрел на твой костер. Тогда наши пути сошлись снова. У одинокого большого дерева и темного валуна. Мы сидели всю ночь, рассказывали друг другу истории, ели общий хлеб и смотрели на огонь.
Помнишь?
- Я не знаю. Я не уверена. Я должна помнить? Должна. Но не могу вспомнить.
- Вспомни.
- Я не могу.
- Вспомни. А я помогу. Мы были двумя солдатами. Возможно, новобранцами. Но в той последней битве мы дрались как опытные отважные воины. Мы стояли спина к спине и отбивали врага. Мы стояли за свой дом. Помнишь как обоих нас пронзила стрела? Одна стрела. Одна на два сердца…
- Я что-то чувствую. Но не знаю, что это. Может… нет… не помню…
- А помнишь, я пришел домой. В наш дом. Ты меня ждала… Ты уснула на скамейке у самого дома, ожидая меня, так как уже спустилась ночь.
Я отнес тебя в дом и вышел еще раз на улицу. Может вспомнить прошлые жизни? А ты потом вышла и укутала нас обоих в свое одеяло. Мы еще немного постояли, смотрели на звезды, которые только-только вышли из-за туч, и затем мы вернулись в дом.
Помнишь ту ночь? Полную шорохов и ощущений… Полную счастья… А помнишь то утро? Я принес тебе большой букет лесных и полевых цветов.
Помнишь, как мы веселились у ручья, брызгаясь его прохладой?
- Я не знаю, но мне кажется, что я помню…
- Помнишь, мы потом погнались за радугой, а попали в дождь? Мы совершенно вымокли, а ты звонко и весело смеялась.
- Помню… Кажется…
- Помнишь, мы искали в нашем саду цветок папоротника на Ивана Купала? Помнишь?
- Вспоминаю…
- Помнишь, мы слепили снеговика, а вместо морковки вставили свечку? Помнишь?
- Я помню.
- А помнишь, мы кормили рыбой старого филина в нашем саду?
- На большом дубе! Я помню это!
- Помнишь нашу собаку? Большую, беспородную! Помнишь?
- Да, конечно! Она очень была похожа на волка! Я помню! Я помню.
- А помнишь в лесу поляну с земляникой?
- Конечно, помню! Я помню! И землянику помню!!! И как мы лежали и смотрели в облака, и как считали падающие звезды. И как бегали под дождем, и как слушали гром!!! Я все помню! Я вспомнила!!!
- Спасибо… Спасибо, за то, что помнишь…

Он жил в лесу недалеко от маленького пруда с высоким камышом и круглыми кувшинками.
Он жил в маленьком домике из рубленных поленьев, веток, мха и земли.
Он жил у большого дуба и маленькой осины...
...
Осенью крыша его дома укрывалась сначала листьями осины, а потом листьями дуба.
Осенью белка на крыше его дома собирала желуди и прятала их у маленького дымаря.
Осенью так уютно было сидеть у теплой печки, пить чай из тимьяна или мяты, а иногда из липы, цветы которых приходилось

собирать далеко отсюда у одной поляны с большущей липы, и слушать как дождь шумит по крыше и стекает по ней к окну...
...
Зимой домик сильно заносило снегом, и чтобы выбраться из него, приходилось отбрасывать снег от двери через узкую щелку, а

потом прочищать тропинку к пруду.
Зимой большой старый дуб казался серым великаном в снежной шапке.
Зимой маленькая осина стояла тихо, слушала шуршание падающего снега и слегка кланялась каждой снежинке...
...
Весной с сосулек, которые свисали с крыши звонко капало, и вода проделывала в земле маленькие красивые ямочки.
Весной прямо возле домика расцветали пролески, а чуть дальше вскоре показывались ландыши.
Весной где-то высоко было слышно песню маленькой весенней птицы, но дуб уже начинал распускать листья, и птицу не было видно через его крону...
...
Летом на дубе всегда по вечерам сидела сова и изредка рассказывала что-то о себе, а утром свистела иволга.
Летом, когда смеркалось, можно было выйти к пруду и смотреть на звезды, которые загорались над головой и под ногами.
Летом можно было собирать опят недалеко или идти за груздями еще дальше, чем растет липа, а в прошлом году под осиной появился подосиновик...
...
Еще дальше липы и дальше груздей заканчивался лес большим ущельем и другую сторону было плохо видно то из-за тумана, то из-за дождя, то по другим причинам, когда он проходил мимо.
Еще дальше липы и дальше груздей с другим краем ущелья соединял лишь длинный ветхий деревянный мост, который был построен еще до начала всего, что он знал.
Еще дальше липы и дальше груздей за мостом была неизвестность, которая его притягивала загадочностью...
...
И однажды он не выдержал и ступил на мост...
Ему было страшно делать каждый шаг, который отдавался легким треском и хрустом моста...
Но какое-то чувство его гнало дальше и дальше...
...
А когда он дошел к середине, неожиданно опоры моста позади качнулись, слегка хруснули и улетели в ущелье, а ему не осталось ничего, как идти дальше...
...
А дома остался еще теплый чай из липы, которую нужно рвать далеко у поляны...
А дома остались желуди в луже под окном и маленькая вязанка грибов над печкой...
А дома осталась маленькая слегка вздрагивающая осина и большой дуб, на котором любила сидеть сова и скакать иволга...

[576x700]
Небо было голубым, а тучка розовой. Не совсем розовой, скорее — белой. Розовыми были ее чудесные волосы (люди их называют перистыми облаками). Тучкины волосы не могли не быть розовыми, потому что их расчесывали красные лучи заходящего солнца. А еще тучка была легкой-легкой. А еще веселой и доброй. И не надо говорить, что тучка моя не настоящая, а будто нарисованная. Тучка как раз очень настоящая. Просто у нее день рождения. Первый. Просто как раз в этот самый сегодняшний день тучка на свет появилась. И конечно, сразу поняла, что очень хорошо быть белой-белой, розововласой, доброй и веселой. А не как некоторые — серо-черно-лиловой с дождем и градом.
Вот и плыла, легко и весело, красивая, праздничная тучка. С небом почтительно разговаривала, самолеты о разных разностях спрашивала, с птицами болтала. А ветер рядом летел, следил за тем, чтобы юная тучка чувствовала себя уверенно. Но опекать тучку не было нужды. И ветер улетел по делам, пообещав скоро вернуться. А тучка поплыла дальше.
Конечно, хорошо ей в небе, но все интереснее землю рассматривать. Чего только не увидишь! И города, и деревни, и реки, и озерца маленькие, меньше самой тучки. А людей сколько! И всем на тучку смотреть радостно. потому что красивая она. Плыла-летела по небу тучка, посматривала на землю, приглядывалась к людям. И оказалась над окраиной города, над большим старым парком. По аллеям парка гуляли разные, разные люди. Белая веселая тучка сразу обратила внимание на молодую нарядную женщину. Очень красивую, в легком белом платье, с яркой розовой лентой в волосах. «Какая красивая,— подумала тучка,— может быть, даже красивее меня. Только почему она грустная?»
Женщина и правда казалась грустной, даже раздраженной. Она сердито смотрела себе под ноги и слушать не хотела свою подругу. А та все удивлялась:
— Какая муха тебя укусила? Что случилось? Ведь здесь так хорошо. А ты будто не видишь. Какие старые деревья! Какое небо...
— Какое?! Ну, какое?!— сердилась красивая женщина с розовой лентой.— Небо как небо, деревья как деревья. И не до них мне.
Чем-то очень недовольна была нарядная женщина. Старые деревья и мудрое небо не удивились ее сердитым словам. И даже не очень расстроились. Мало ли странных людей на свете? А молодая тучка удивилась. Она плыла над аллеей. И вот тень от прядки ее розовых волос упала на лицо красивой женщины. Та резко подняла голову.
— Я так и знала,— сказала она удовлетворенно и твердо,— сейчас пойдет дождь.
«Дождь?— удивилась тучка.— Почему дождь?»
А снизу, с аллеи, снова послышались сердитые слова:
— Туча! Настоящая туча! Да еще с облаками какого-то розового цвета. Совершенно неестественный цвет!
«Так это на меня рассердилась красивая женщина. Ей кажется, что я принесла дождь,—догадалась белая тучка.— Напрасно. Ну а раз не понравились мои волосы, я могу их убрать». И белая легкая тучка собрала свои розовые волосы в тугой узел. И сразу что-то изменилось. Новая прическа сделала тучку будто тяжелее и старше. И еще. Исчез чудесный розовый цвет, потому что солнце, увидев, как тучка собрала волосы-облачка, решило, что его красные лучи надоели. Солнце обиделось и отвернулось.
И вот уже в небе не белая-белая розововласая тучка, а чуть сероватая маленькая туча. А красивая женщина не успокаивается:
— Да эта туча не просто дождь, а ливень с грозой принесла. Не иначе. Очень обидно было слышать эти несправедливые слова. «Улечу. Сейчас же! Далеко»,— решила тучка. Но не вышло. Пока тучка и женщина в белом платье были заняты друг другом, на горизонте появились тяжелые, серо-лиловые тучи. Эти грозовые тучи, полные дождя и молний, услышали сердитые слова женщины и поспешили к тучке будто бы для того, чтобы защитить ее. На самом же деле злые лиловые тучи очень любили ссоры. Вот и сейчас они надеялись, что без серьезной ссоры не обойдется. Они нависли над аллеей, окружили тучку, и загромыхали, и засверкали:
— Не бойся, мы ей устроим! Мы ей покажем! Послушаться бы красивой женщине подругу и сделать как все — уйти из парка. Так ведь нет же! Смотрит она в черные тучи и не устает повторять:
— Я предупреждала, я говорила! Сейчас, вот сейчас пойдет дождь! Так оно и вышло. Только дождь не пошел, а хлынул. Маленькая тучка старалась, очень старалась вырваться, улететь от черных туч, но разве пробьешься? А нарядная женщина была уже совсем не нарядной. Ее белое платье и розовая лента промокли, потемнели, стали цвета совершенно непонятного, печального. Злые тучи были очень довольны. Маленькая тучка чуть не постарела от обиды. А промокшая женщина твердила, почти плача:
— Я знала! Я говорила, говорила, говорила.
— Поменьш-ш-ше бы говорила,— шелестели старые деревья.
Никто их не услышал. Или не понял.
...А так хорошо все начиналось: голубое небо, розовая тучка... А кончилось как? Плохо кончилось. Вернее, плохо кончилось бы, если бы не ветер. Но ветер, закончив Читать далее...

Вот, распахнув широко двери, вошла леди «Винтер». А это значит, что будут новые сказки… зимние. Грустные и Волшебные, Окутанные Серебром и Тайной, Загадочные и Прозрачные, как лед. Холодные и у огня камина. Их множество… и, наверное, невозможно собрать все в одном месте. Каждая уникальна, с неповторимым узором, похожа на снежинку… так и хочется словить ее рукой. Только, жаль… они так быстро тают.