#capitalism блядь, но ведь автоматизация это хорошо, блядь! Ну как так можно изговнякать мир, чтобы прогресс мешал жизни?
Ответ на этот вопрос можно прочитать в Капитале К. Маркса.
Кстати, для современных людей с смс-мышлением, лучшие люди из нас выпустили Капитал в комиксах. Взять можно здесь: https://web.facebook.com/…/6…/Kapital_Marksa_v_komiksah.pdf…
Переход на цифровую экономику потенциально оставит без работы 98% водителей (7 млн человек); 98% продавцов (6,8 млн); 43-94% бухгалтеров и экономистов (3,6 млн); 20-94% учителей (2,8 млн); 72% грузчиков (2,3 млн); 66-83% уборщиков (2,1 млн) и 0,9-51% младшего медицинского персонала (1,9 млн). Если роботизация каким-то образом произойдет одномоментно, своих рабочих мест лишатся 42,13 млн человек.
TELEGRA.PH
#poem Анаис запостила стишок про любофф Николая Асеева, я вспомнил, что это один из моих любимых поэтов, и пошел его поперечитать. Про любовь к стихам я привередливый, а вот про Жизнь люблю.
Вчера дома обсуждали, что как так людям не страшно картонно жить, идти по обочине жизни. Можно, конечно, мир картонный, ничего нет всерьез тут, но ведь мы-то, мы, сами люди, мы-то настоящие. Поэтому прожить мимо жизни можно, только зачем?
ДРУЗЬЯМ
Хочу я жизнь понять всерьез:
наклон колосьев и берез,
хочу почувствовать их вес,
и что их тянет в синь небес,
чтобы строка была верна,
как возрождение зерна.
Хочу я жизнь понять всерьез:
разливы рек, раскаты гроз,
биение живых сердец —
необъясненный мир чудес,
где, словно корпус корабля,
безбрежно движется земля.
Гляжу на перелеты птиц,
на перемены ближних лиц,
когда их время жжет резцом,
когда невзгоды жмут кольцом..
Но в мире нет таких невзгод,
чтоб солнца задержать восход.
Не только зимних мыслей лед
меня остудит и затрет,
и нет, не только чувства зной
повелевает в жизни мной,—
я вижу каждодневный ход
людских усилий и забот.
Кружат бесшумные станки,
звенят контрольные звонки,
и, ставши очередью в строй,
шахтеры движутся в забой,
под низким небом черных шахт
они не замедляют шаг.
Пойми их мысль, вступи в их быт,
стань их бессмертья следопыт!
Чтоб не как облако прошли
над ликом мчащейся земли,—
чтоб были вбиты их дела
медалью в дерево ствола.
Безмерен человечий рост,
а труд наш — меж столетий мост...
Вступить в пролеты! Где слова,
чтоб не кружилась голова?
Склонись к орнаменту ковров,
склонись к доению коров,
чтоб каждая твоя строка
дала хоть каплю молока!
Как из станка выходит ткань,
как на алмаз ложится грань,
вложи, вложи в созвучья строк
бессмертный времени росток!
Тогда ничто, и даже смерть,
не помешает нам посметь!
1954
#рабочее #translation #семейное Перевел сегодня с 18 по 22 главы Флад. На днях выложу))
Вот закончу Флад, Другой шанс, Пересадку сердца, Колонию шлюх, и... хотелось бы, еще, конечно, 2 солдата и первую главу 3 минут, и попробую попроситься на работу ^__^, может, есть милые издательства, которые еще занимаются переводами, а не промтом переводят.
#проя #коллекция А у нас в квартале ключник Константин держит антикварную лавку, у него там постоянно тусуются люди, которые пьют чай и кофе, болтают, как на завалинке, я сегодня купил у него монеток и посмотрел марки. Но марки у меня почти все такие есть)))
Трогательно, он достает один альбом и говорит - а вот этот, особенно красивый.
А там освоение космоса - советские, кубинские и совето-болгарские марки))
Спросил откуда мы, на сколько мы. Каждый, кого мы встречали, и кому говорили, что приехали жить - радовались и уверяли нас, что тут нам будет хорошо))
Константин сказал, что не слушайте политиков, мы, вот, не слушаем. Мы один братский народ, живите! Я не очень знаю, как там в России, но у нас хорошо и спокойно, живите, конечно!
Подписывайтесь на наш канал!
t.me/krasnoyarsk_vs_bulgaria
Писать будем смешные истории про всех нас и про Болгарию))
На аватарке, кстати, у нас артист цирка, тренирующийся с обручами. Знаете, когда весна приходит, и птички начинают щебетать прямо под окнами, благодаря чему быстро переквалифицируются в птичек-хуичек?
Ну вот, артист цирка тоже знает. Поэтому, не отвлекаеясь от тренировок с обручами, кидает в птичек-хуичек камень.
Еще один научно-фантастический рассказ: "Белая штора". Рассказ тоже не новый - опубликован в номере 11 за 2007 год журнала "Реальность фантастики" (редактор Ираклий Вахтангишвили). Опубликован также в журнале "Наука и жизнь" (№ 3, 2011). Anatoly Belilovsky перевел рассказ на английский, и "Белая штора" была опубликована в майском номере журнала "Fantasy & Science Fiction", 2014. В том же году рассказ был опубликован в антологии "The Year's Best Science Fiction" (составитель и редактор Гарднер Дозуа) - это первый случай, когда в антологию включили рассказ, переведенный с русского.
Я его сразу узнал, хотя последний раз мы виделись одиннадцать лет назад при совершенно других обстоятельствах, и он очень изменился с тех пор: постарел, хотя, как ни странно, выглядел лучше, чем в былые годы.
– Здравствуй, Олег, – сказал я.
– Здравствуй, Дима, – ответил он так, будто мы расстались вчера вечером, а до того вместе пили и спорили, как бывало, о теореме каскадных склеек. – Я знал, что ты придешь. Садись. Нет, не на этот стул, он для посетителей. Сюда, на диван.
Я сел рядом с ним, и диван недовольно проскрипел короткую фразу.
– Конечно, – сказал я, – ты знал, что я приду. Ты же пророк.
– Я не пророк, – сказал он печально, – и кому об этом лучше знать, как не тебе.
– Да, – с долей ехидства подтвердил я. – Это верно.
– Как ты меня нашел? – спросил Олег. Говорил он медленно, совсем не так, как раньше. И слова выговаривал до конца, до самой последней буквы.
– Это было трудно, – признался я. – Но я нашел. Странно, правда? Ты был…
– Неважно, – перебил он меня, – совершенно неважно, кем я был раньше… Зачем?
– Что – зачем? – не понял я.
– Зачем ты пришел? Вряд ли только для того, чтобы убедиться, что это я. Что-то тебе от меня нужно. Как всем. Успех? Счастье?
Если в его голосе и была ирония, я ее не заметил. Мне не нужно было счастье. Тем более – от него.
– Ира умерла в прошлом году, – сказал я, глядя ему в глаза. – Мы были вместе десять лет, два месяца и шестнадцать дней.
Он отвернулся и долго смотрел в сторону прикрытого шторой окна. Что он видел на этом белом экране, где смешались все цвета, все, что было в его жизни? Себя-молодого, идущего с Ирой на дискотеку? Или только Иру, какой она была в тот день, когда, вдохновленный, видимо, очередной победой на семинаре, он решил, что никакая женщина не устоит перед его аргументами, и сделал ей предложение, а она, поцеловав его в угол рта (я видел это, стоя в дверях аудитории), сказала, что он немного опоздал, потому что она любит другого – и бросила взгляд в мою сторону, и он тоже посмотрел, и все понял, мы с Ирой ушли, а Олег остался, поникший, побежденный, не нужный даже себе, и после того вечера я его больше не видел, потому что наутро кандидат физматнаук Олег Николаевич Ларионов явился в ректорат, подал заявление об уходе и действительно ушел – не получив даже ответа (ректор начертал на заявлении: «Согласен, после окончания семестра»), ни с кем не попрощавшись и никому не сказав ни слова о том, куда он направился. Известно было только, что видели Олега ехавшим в автобусе номер сорок три, который проходил мимо железнодорожного вокзала.
И все.
– Почему она умерла? – спросил Олег, продолжая смотреть на белый экран шторы. «Почему ты не сохранил ее?» – спросил он на самом деле. Я не мог. Я ничего не мог. Я всегда был теоретиком, мог вычислить склейку любой… ну, не любой, конечно, но достаточно высокой сложности, мог просчитать до двенадцати ветвей реальности, это много, а для аналитического решения почти невероятно – но на самом деле я не мог ничего. Ира заболела неожиданно и ушла быстро. Сколько это продолжалось? В марте врачи поставили диагноз, а в июле Иры не стало.
– Опухоль мозга, – сказал я. – Это невозможно было предвидеть. Не было очагов ветвления…
– Теоретик, – прервал он меня, и я не понял, звучало ли в его голосе презрение, или он просто констатировал факт.
– Вот уже год, – сказал я, – я ищу тебя. И, как видишь, нашел.
– Ты помнишь Геннадия Бортмана? – спросил я, и Олег, наконец, обернулся. Я думал, что его взгляд… Нет. Он смотрел спокойно, будто врач на больного, пришедшего с жалобой на легкую простуду.
– Помню, – сказал Олег. – Конечно. Жаль его, да…
– Он так и остался на ветви, что ты ему напророчил. Мог ли он?..
От ответа зависело многое. Я не хотел думать: моя жизнь. Но, может, Ира…
– Дима, – сказал Олег и начал тереть друг о друга пальцы обеих рук – старый жест, так он оттирал следы мела после длинного доклада, когда весь пол под доской был усыпан меловой крошкой. – Дима, он мог выбрать любую ветвь в своих реальностях. За те месяцы, что прошли до… Он сотни раз принимал решения, ты же понимаешь, и сотни раз
#семейное Дима у нас: а где еда?
Лина: ну, возьми все, что тебе нравится.
Дима: ладно, тогда мы с Мариком пошли отсюда.
#людемуде вот еще один слегка интересующийся. Это на пост Амнуэля с рассказом "Чайка"
Ему-то, конечно, ебли там не хватает. Но на самом деле - ему мозгов не хватает, просто.
К вопросу о смерти научной фантастики - и, прежде всего, об отсутствии НФ идей.
Вчера я представил на суд читателей рассказ "Колония". Покажу еще два рассказа. Сегодня - "Чайка". Рассказ был опубликован в журнале "Если", № 2, 2012.
Павел Амнуэль
Чайка
На набережной Утоквай она часто встречала старика, одетого в длинное пальто, холодное зимой и слишком теплое летом. Сутулый, с нечесаной седой гривой, он брел вдоль берега, ни на кого не обращая внимания, и что-то бормотал себе под нос. Поравнявшись с ним, она всегда говорила: «Добрый день, герр профессор», хотя и не знала, был ли старик рассеянным ученым или неопрятным бомжем.
Сегодня старик не встретился. Может, потому что она пришла не одна?
– Посидим здесь? – сказала она своему спутнику и, не дожидаясь ответа, присела на ажурную скамью, подобрав оборки платья.
Ее спутник сел рядом – не так, как она, не на краешек, а основательно, – откинулся на гнутую спинку, прищурился – солнце, стоявшее довольно высоко, светило в глаза – и сказал:
– Двадцать шестого я отплываю в Англию из Остенде.
– Вы, – поправила она. – Вы отплываете. С Эльзой.
Он молча разглядывал далекие крыши домов на противоположной стороне озера.
– Ты не захотел повидаться с Тете, – осуждающе сказала она.
Он, наконец, ответил:
– Не думаю, что это было бы... – он помедлил, подыскивая слово, – полезно для нас обоих.
– Полезно, – повторила она с легким презрением. – Ты весь в этом слове. Тебе не приходило в голову, что Тете хочет увидеться с отцом?
– Не будем спорить, – терпеливо проговорил он и положил ладонь ей на колени. Она не ожидала от него этого жеста, означавшего, возможно, попытку примирения, может быть – просьбу о прощении или, на худой конец, знак понимания, которого не было между ними долгие годы – точнее, четырнадцать лет и два месяца. Она считала быстро и подсчитала мгновенно: столько времени прошло после того, как ей пришел по почте конверт федеральной службы, в котором лежало заполненное и ею же двумя днями раньше подписанное свидетельство о разводе.
Она не убрала руку, только посмотрела удивленно в его глаза. Он не отвел взгляда, смотрел изучающе, напряженно. Ей знаком был такой его взгляд: он размышлял о чем-то, не имевшем отношения к окружавшей реальности, думал о том мире, который он всю жизнь хотел понять.
– Ты снова на перепутье? – спросила она. – Тебя беспокоят открытия Хаббла? Я иногда просматриваю научные журналы. Это не ностальгия, мне просто интересно.
– Нет, – он покачал головой. – Хаббл меня не беспокоит. Я написал об этом статью в «Нахрихтен», она должна была выйти в июне, но ее выбросили из номера. Ты слышала, я отказался от звания и гражданства?
– Кто же не слышал? – она все-таки сделала движение, и ему пришлось убрать ладонь. – Об этом писали газеты, а фрау Молнаг, ты ее не знаешь, я сдаю ей комнаты на втором этаже...
– Неважно, – прервал он рассказ, который мог затянуться. – Скажи лучше вот что. Если ты иногда читаешь научные журналы, то знаешь... думаю, ты не могла этого пропустить... ты всегда этим интересовалась...
– Да, – кивнула она, поняв, что он хотел сказать, прежде, чем ему удалось сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал не напоминанием о прошедшем и невозвратимом, а всего лишь желанием обсудить новую проблему в теоретической физике.
– Знаешь, – сказала она, – мне это уже не кажется странным.
– Странным, – повторил он, сделав вид, что не понимает, или действительно не понимая. – Что?
– Все, что было тогда.
– Тогда... У нас было много разных «тогда»...
– Ты хочешь поговорить об этом? – спросила она спокойно, но он ощутил в ее голосе глубоко скрытое напряжение, понял, что говорить об «этом» не нужно, и вернулся к теме, занимавшей его последние месяцы.
– Мир меняется, – сказал он. – Мир становится все более неопределенным и грубым. Такое ощущение, будто квантовая неопределенность играет роль и в мире человеческих страстей. Никогда не знаешь заранее, чем закончится даже простой, казалось бы, разговор о погоде, – пожаловался он, и она вспомнила прежние баталии, когда в их берлинскую квартиру приходили друзья, тоже физики, а иногда не только, и разговоры, громкие, как военная музыка, велись далеко за полночь, и никто не знал, к чему приведут эти яростные споры, и, тем не менее, он был прав в своих ощущениях: она всегда знала, что произойдет потом, когда все мысли окажутся высказаны, все слова произнесены, гости и хозяин (сама она никогда не присоединялась к мужчинам, хотя ей было что сказать) в изнеможении сидели, бросая друг на друга красноречивые взгляды.
– Тебя это выводит из равновесия, – улыбнулась она одними губами.
– Да! – воскликнул он. – С тех пор, как я... как мы перестали чувствовать друг друга, я потерял ощущение правильности того, что делаю. То есть...
– Я понимаю, – прервала она его.
#рабочее #translation перевел еще несколько глав французского проекта - Колонии шлюх.
Ну так, нормальная прозка, не стыдно в портфолио положить. Может, даже и полезная. Непонятно пока, пока завязка и пиздострадашки маленьких людей, невстроившихся в жЫстокий мир, и про всяких акул капитализьма, которые встроились, типа, и грызутся там, на холмике, который считают Олимпом.
Нормально, не Гарольд Роббинс, конечно, и не Сидни Шелдон, пожиже, хотя, может, разговеется, конечно. Приятно читать, легко переводить.
Вот такую бы работку найти. Какое-нибудь такое переводить.
Завтра к нам еще, типа, походят, а вот за выходные - так как тут жизнь встанет колом просто, попробую успеть перевести чуть-чуть Флад дальше и, может, ну, прямо мне бы очень хотелось успеть, первую главу 3 минут Рослунда, со шведского. У меня, правда, всей книжки-то и нет)) только это промо - первая глава.
А чо, Два солдата-то никто так и не перевел? Не, никто.
Зато да, нахуя-то заплатили человеку, чтобы он переперевел Над пропастью во ржи, самонадеянно заменив нарицательное на ловец в хлебах или бегец в хлебных полях или как-то так же дико, а издательство Бамбук догадалось переперевести, после Норы Галь, Маленького принца.
С Володей обсуждал этот тупой случай, он говорит: а чо? После Норы Галь-то не переводить? После Норы очень хорошо переводить, считай, все же сделано уже. Переписал своими словами - и все.
Разве работа переводчика не в том, чтобы рушить культурные и коммуникационные барьеры? Не? А в чем? А зачем?
И все бы можно было бы понять, если бы вы сами не уставали от такой бессмысленной жизни, люди. Можно было бы подумать, что вы просто, действительно, хотите жить как-то иначе, чем правильно. Но ведь нет же, вы же ноете и ноете, от жизни, которую вы устроили, от условий, которым вы же потакаете.
#жизня #семейное идем по улице, Дима чего-то возмущается, что-то не так, как он привык.
Я: я вам кажу, ваша Галу балована.
Соня: да тут можно блог завести, заметки красноярцев о Европе, и назвать так.
Амнуэль: В апрельском номере журнала "Наука и религия" опубликован мой рассказ "Колония".
Судьба рассказа в какой-то мере симптоматична. Примерно год назад я получил предложение от составителей антологии НФ рассказов, которую предполагалось выпустить в одном весьма солидном издательстве. Тема: "колонии землян в космосе, на других планетах". Рассказ я написал. Но писать в сотый или тысячный раз о том, как земляне осваивают иные планеты, мне было не интересно, и рассказ получился о колонии землян в космосе. Но не на планете. Рассказ отправил, и один из составителей ответил, что рассказ принят быть не может, ибо - неформат. От издателей я уж много раз слышал это слово, но от коллеги-фантаста такое слышать было удивительно. Неформат! А какая НФ без неформата?
Ну да ладно. Нет так нет. Антология вышла, рассказ тоже не пропал. Антология вышла в издательстве "Э" и называется "Земля 2.0". А рассказ - в "Науке и религии".
Текст рассказа - вот. Судите сами - формат или неформат...
Павел Амнуэль
Колония
Колония была маленькая: всего полторы тысячи. Точнее: тысяча четыреста девяносто семь плюс минус восемь – в пределах квантово-механической неопределенности. Каждый мог оказаться в плюсе или минусе. Закон природы, ничего не поделаешь, сами устанавливали.
Связь с Землей была нечеткой все из-за того же принципа неопределенностей, и, к тому же, на родной планете их сообщений большей частью не понимали. Многих это беспокоило, но относились к проблеме, тем не менее, философски: признавали ее существование, любили о ней рассуждать, но никто не прилагал усилий, чтобы сделать проблему фактом физическим, а не духовно-осознаваемым.
– Поддержка интуиции, – любил повторять Эрвин, когда его мнением кто-нибудь интересовался, – это самое прекрасное, что мы можем сделать, и что позволяют физические законы.
На Земле проходили дни, годы, века, эоны, а в колонии река времени застыла и превратилась в стоячее болото, по которому можно было пройти пешком в любой момент, о котором не имело смысла говорить, прошлое это или будущее, поскольку для определения понятий нужно было единое понимание настоящего, а с этим-то и были трудности: настоящее у каждого было свое, и, чтобы, к примеру, обменяться мнениями, приходилось синхронизировать свое настоящее с настоящим собеседника, «поймать момент», как говорил ехидный Левкипп, умевший как мало кто еще не только выбрать и остановить взаимное настоящее, но и удерживать его, пока обсуждаемая проблема не окажется разобранной, собранной, вычищенной и отпущенной на свободу.
Сейчас – если понимать, что «сейчас» Левкиппа и Эрвина различались на два тысячелетия – Эрвин внимательно слушал собеседника, устроившись на вершине небольшого энергетического холма: положение неустойчивое, но Эрвину нравилось раскачиваться, удерживая центр массы от падения, и тихо, чтобы Левкипп не решил, будто его прервали на полуслове, вскрикивать от удовольствия. Он понимал, что все равно соскользнет в яму, но это его не волновало: время субъективно, и, пока разговор с Левкиппом не придет к логическому завершению, опасаться бессмысленно и бесперспективно.
– Это произойдет завтра, – говорил Левкипп, – и колония окажется под угрозой. Мы-то ладно, но ты представляешь, что произойдет с физической вселенной?
– Может произойти, – поправил Эрвин, стараясь не делать резких движений.
– Мера существования близка к единице! – воскликнул Левкипп.
– В байесианском приближении, – поправил Эрвин. Он развлекался, а Левкипп воспринимал разговор серьезно.
– Да, и что? – продолжал кипятиться Левкипп. – Это далеко за гранью допустимого риска!
– Так, – согласился Эрвин, скатившись по пологому склону энергетического холма к самому основанию. Удовольствие вспыхнуло, устремилось к максимуму и истаяло, будто весенний снег, как однажды и произошло, когда они с Хильдой отправились на прогулку к Дорфербаху – всего-то полтора километра от Альпбаха, но в деревне была весна, а на опушке леса еще лежал снег, таявший на глазах, и Эрвину казалось, что это его взгляд, который он бросал на Хильду, излучал столько тепла.
***
Солнце коснулось горной вершины и будто застыло. Эрвин приложил к глазам ладонь и смотрел на яркий, но уже не ослеплявший диск, ожидая, когда солнце начнет погружаться в темное тело горы и терять идеальную форму, отдавая ее на съедение камням, по которым они с Хильдой ходили на прошлой неделе. Вершина была пологой, и они легко забрались по извилистой тропе, проложенной то ли альпинистами, то ли горными козами, ни одну из которых Эрвин ни разу не видел, но верил жителям Альпбаха, утверждавшим, что козы здесь водятся в великом множестве, сопоставимом, как прокомментировал Эрвин, с множеством виртуальных частиц физического вакуума.
Сегодня он на вершину, так легко покорившуюся недавно, подняться не смог. Еще на альпийском лугу за деревней предложил Хильде посидеть на большом валуне,
#кино а еще мне нравятся эти эстеты тонкой душевной организации, которые пишут комменты к кино, что, прям, так ждали фильм, так хотят посмотреть, потому что они илита драная, но вот голоса в переводе такие ужасные, что они прямнимогут.
А чо, эстеты херовы, язык оригинала-то не знаете? Тяму хватает на тонкую душевную организацию только, а на самообразование нет? А мож не выеживаться тогда, или не, не вариант?
#раньшеитеперь Подписан на группу смертельные файлы. Читаю крипи-слухи, люблю такое. Но наркоманы на везде и тут.
Все прекрасно тут. И логика повествования, и эмоциональный накал, и слог - все поспорило бы с топами литсайтов, да и, вообще, с современной награжденной литературкой.
"Кстати, вы когда-нибудь играли в игру "вслепую", когда перед тобой чёрный экран, а из единственных ориентиров лишь данные координат (и их смена и позиции) и собственные ощущения (фиксируемые в квест-логе)?
Так вот, я у себя нашёл такую. Это "Blind" от CROS, выполненная в рамках ивента GameJolt Minimal Contest (сутью которого было создание минималистичных игр — с минимумом оформления, но в то же время наполненных идеей).
Завязка такова:
Игрок начинает в холодной пещере. Звук капающей воды можно услышать, но не увидеть. Игрок продал глаза Волшебнику в обмен на поцелуй с Прекрасной Девой. Однако, когда пришло время, когда Игрок и Прекрасная Дева поцеловались, Волшебник воспользовался незрячестью Игрока, подставившись под поцелуй. Чувствуя себя не так здорово, что только что поцеловал Волшебника вместо Прекрасной Девы, Игрок расстроился. Волшебнику не понравилось, что игрок расстроен, поэтому он бросил его в холодную пещеру и закрыл все выходы. Игрок не может найти способ выйти из холодной пещеры.Игрок не может найти способ выйти из холодной пещеры. О, да неужели, он нашел трещину, достаточно большую для его тела.
Автор признаётся, что изначально он собирался создать какое-то глубокое научно-фантастическое приключение, но ввиду ограниченного промежутка времени он решил рассказать историю о том, когда он отдал глаза Волшебнику в обмен на поцелуй с Прекрасной девой. Окончание, конечно, изменилось, чтобы быть более интересным.
По размышлениям автора, эта игра, вероятно, требует некоторого объяснения. Понимаете, он программист. Он говорит, что занимается искусством или графикой. Он просто программист. И просто хотел создать игру, но него не было препятствий или преград сделать какие-либо иллюстрации для нее. Кроме того, из-за любви к платформерам в инди-мире он хотел создать именно платформер. Итак, что же он сделал в данной ситуации? Просто. Он создает текстовый платформер.
В этой игре нет абсолютно никакой графики, кроме прямого текста. У шрифтов нет стилей, кроме разницы в размерах. Это НЕ текстовая квест-адвенчура. Это платформер. В игровом мире есть точки, которые обозначаются тем, насколько далеко от них расположение игрока. Графического представления персонажа нет. Вы должны выяснить его позицию, указав, что он находится где-то посередине, и на расстоянии между различными точками в мире. Вы должны уметь это понять, когда играете в игру."
Все-таки про черную руку детки ранешние, в сталинское время и в концлагерях, грамотнее сочиняли.
Но оно и понятно, все было серьезнее и страшнее. Не до эмонаркомании.
#Firokami развивающий и обучающий. 7 апреля бенефис Веры Барановой, мы на прошлый ходили - это невероятное по красоте событие. Поэтому, кто в Красноярске - бегите скорее. А Оперный устроил неделю вопросов Вере, и какой вопрос покажется ей самым необычным, дадут билет на бенефис. И вот:
"Рады объявить автора самого интересного вопроса в проекте «Неделя с Верой Барановой»! Им стал Сторожев Олег Александрович. Именно его вопрос в нашей группе в Instagram, как проникнуться и почувствовать величие и силу музыки и произведений, показался нашей героине самым необычным. Поздравляем победителя и дарим пригласительный на бенефис Веры Павловны. 7 апреля в 18.00."
И правда, блин, ему, походу, нужнее всех.
Как крылато и прекрасно-высокомерно. Действительно, вопросец необычный. Ну, приходи, послушай, хуле, мол. ^__^ авось, пробьет, раз уж задался вопросом))
Безумно красиво))
Олежке желаем, конечно, врубиться, таки, потому что же - в жизни, как обычно, нет гармонии,
в музыке только гармония есть.
#семейное Сидим за столом.
Соня: мне там в кафе бармен понравился.
Коля: а дайте мне вилку.
Я (продолжая тему) : да он там тебе, Коля, не конкурент.
Коля: да не-е, я не для этого, я вилку для котлетки попросил.
ходили по Бургасу вчера пешком, долго, много. А Соня бегает быстро, и даже как-то в Греции травму Диме этим нанесла.
Риэлторша очередной раз оборачивается и спрашивает: вы там нормально?
Мы: даа!
Соня Диме, заботливо: ты, если что, скажи, если мы будем идти слишком медленно.
Дима: 0__0 да, Сонечка, если мы будем идти слишком медленно, я обязательно скажу!
сегодня собираем вещи. У нас еще всех работа. Дима и Соня пошли к себе, Дима: Саша, пошли с нами. Вдруг тебе скучно.
Саша кривится, конечно, не хочет жопу отрывать.
Я: так я еще ща развеселю.
Сашка кидается к Диме: пошли, пошли!
Ну и собирается, действительно, там, по делу. И идет на балкон, проверить погоду. Мы рассуждаем, чтоб он у нас вещи собрал, и у них вещи собрал. Сашка с балкона:
Ну подождите, я же еще не прыгнул, я же все слышу!
Варна нападает на Диму, он то об дерево ударится, то о проволоку, которая в порядке вещей натянута через тротуар на уровне лица, то об столб. Ну, он непривыкший просто, что все отовсюду торчит.
Сидим на станции. Соня рассказывает про очередной тупой разговор с родителями кого-то из своих мужиков. Говорит: папа (кажется, Колин) сказал, что он считает, что это все на два-три года, что мы не выдержим и вернемся.
я, окидываю взглядом станцию - солнце, люди улыбаются: %)) а что тут можно не выдержать, в Болгарии?
Дима: дааа, борьба за выживание, каждую минуту! Опасности на каждом шагу!
Отклоняется назад, бьется затылком о столбик на остановке. Вздыхает:
Вот видишь, стоит на секунду забыться...
#проя фух, ездили сегодня в Бургас. Сняли жилье. Очень толковая риэлторша попалась.
В офисе видели чистокровного феба. Какие мы няшечки, все-таки ^__^
А! Вот еще. Ну, у нас расстояния такие, в Красноярске, что когда нужно показать несколько квартир, то агентство возит на машине. А тут... ну, короче, 8 квартир посмотрели - весь Бургас обошли. А вот выходим мы, риэлторша, и какой-то парень из агентства (ну, стажер, мы подумали), риэлторша - а это с нами. Мы думали, сначала, водила. Но когда квартал прошли - риэлторша и парень, а мы за ними рядком, поняли, что это развоз по-болгарски, как у Флинтстоунов. Тихонько спрашивали друг друга, достанет ли парень руль.
Но, вообще, да, едем назад в Варну.
Дима: как мы удачно живем, недалеко от центра и от въезда в город, одновременно.
Но тут все города так))
Теперь надо подключить там инет, переехать, открыть счета в банке, подать документы на внж, открыть фирму, дождаться вещи и можно будет хотя бы на пару месяцев выдохнуть.
#рабочее #translation а, ну, начал перевод французского проекта - Меттью Стокоу, - сделал несколько глав. Ну да, очередное современное чтиво, слог хороший, про что, пока непонятно, про непотребных людей, наверняка. Он сценарист-неудачник, она - наркоманка. Все, как вы любите, короче. Надеюсь, хорошая книга будет, остальные три хвалили.
Простой текст.
Властители, конечно, зубодробильнее в разы пишут. Ну, так там и масштабец, знаете ли.
#Firokami #krsk #Красноярск лег я спать, прошел на н2у, как обычно, вдруг чувствую, как меня укрывает фиолетовым полотном, есть такой, неповторимый оттенок, я как японец, который различает миллионы цветов, только назвать не может. Вернее, этот могу - это цвет фирокамской ночи.
"Фироками, милый, ты?" - спросил я. Хотя мог бы не спрашивать, щемящее чувство скорого счастья и чистоты будущего не спутать.
"Я," - серьезно, как всегда, сказал Фироками. Я смог, наконец, рассмотреть его, не фиолетовой тенью, шагающей по горам, не изящной тьмой, идущей по гранитного моста, темно-синефиолетовый, покрытый россыпью алмазной и золотой пыли. Молодой, очень точный и серьезный. - "Вы уезжайте. А я останусь… воевать." посмотрел на притихшую рядом Москву "А ты не вмешивайся, когда… лучше тоже уезжай, к кому-нибудь в гости, к Сочи, например."
"Милый," - говорю, - "может, мне остаться и помочь?" Мотнул головой.
"Нет, я сам. Много дел, на сотни лет, все-таки придется затопить себя. Все, что строили… а вы напишите мне красивые данные будущего, которые я буду осознавать. Приходите, когда мне не придется скрывать свое имя. Я попробую быть оазисом прогресса все полмиллиона лет."
Дорогой Город будущего, спасибо тебе. Ты всегда им и был.
Мы, наверняка, не раз еще приедем, по всяким делам.