Он медленно и аккуратно нащупывал источник мысли. Ее средоточие, ее первейшее воплощение, ее сердце. Это очень странный и сложный процесс, но с годами он научился делать это виртуозно. Недавно он даже сумел сделать это, не закрывая глаз. Поначалу это очень утомительно, потому что требует очень много сил и терпения. И скорости. Когда он только начинал погружаться в поток своих мыслей, идей и ощущений, то первой проблемой было распутать  мерцающий клубок и найти конец той мысли, которая тебя интересует. Отделить мысль от идеи или ощущения - легче, потому что они разных цветов. Хотя у него - всего лишь разных оттенков серого, синего и голубого. Часто получалось так, что он уже четко видел очертания мысли, но тут его внимание пытались заполучить отголоски других потоков, постоянно кружась обертонами вокруг его взгляда и мерцающего хвоста мысли, на которую он вел охоту. Сначала он полностью сосредотачивался на нужном потоке - в этом месте возникал эффект слепого пятна. Затем, полностью окунувшись в этот поток, очищал его от примесей. Он двигался вперед, к сердцу потока, отбрасывая все лишнее и все глубже погружаясь в состояние, похожее на легкую дремоту, состояние оцепенения и странной, половинчатой распределенности сознания между измерениями. В какой-то момент погружения ему казалось, что он снова оказался в самом начале пути - перед ним снова разворачивался медленный танец светящихся разноцветных линий - но это была лишь видимость. Цикличность. Он так привык к ней за эти месяцы. Когда он научился не видеть за этим порталом перехода необратимого возвращения к исходному, ему открылся другой уровень. Вокруг больше не было ничего лишнего, даже ничего, что бы соприкасалось с искомой мыслью только одним звеном; теперь уже все было только воплощением главного.

Когда-нибудь редукция окончательно убьет мою самооценку.

Если не пойдет снег, я нарву бумаги и буду сбрасывать клочки с балкона.

Надоело.

Стефано Фаравелли. Stefano Faravelli. Кажется, он нарисовал то самое место, где должен быть я:

[699x424]

Фаравелли - итальянский художник, много работающий в книге.Акварель, рисунок, стилизация под износ и следы времени. Энциклопедист и путешественник.

Он нарисовал мне и дом:

[699x502]

ещё 26 картинок на 1,9Mb

Ненавижу эту чертову несвободу. Всё было бы намного проще, если бы я могла сорваться куда-нибудь посреди ночи. И это не подростковый максимализм и тяга к недоромантике, а простое и четкое осознание.

Причем лучше могло бы быть не только мне.

В метро есть невероятно много потрясающих людей.

Я уже нашла Питера из Хроник Нарнии, состарившуюся и плохо одетую наяду, поющую неземным голосом, пару очаровательных, но усталых красиво-бородатых мужчин лет 50, а также еще одного высокого человека с седыми вьющимися волосами и гитарой, и - ах, да! - воплощение английской воспитанности и внешности с самоучителем по немецкому в руках.

А еще из них всех мне улыбнулся только один. А я - всем.

Примечательно также, что из них только одна - женщина. И мне одновременно нравится и не нравится, что я тоже, в общем, не очень мужчина.

метро-метро.

Почему я научилась любить так по-разному, и стольких странных и не совсем людей, и так сильно, и так странно, но до сих пор не-так-как-надо?..

Рассказ.

— Когда мне было восемнадцать лет» в меня был безумно, влюблен один банкир, еврей. Я была замужем, он женат. Толстый такой, но удивительно трогательный. Мы почти никогда не оставались одни, но когда это случалось, он мне говорил только одно слово: «Живите! Живите!» — И никогда не целовал руки. Однажды он устроил вечер, нарочно для меня, назвал прекрасных танцоров — я тогда страшно любила танцевать! Сам он не мог танцевать, потому что был слишком толст. Обыкновенно он на таких вечерах играл в карты. В этот вечер он не играл.

(Рассказчице тридцать шесть лет. пленительна.)

==========

— «Только живите!» Я уронила руки,
Я уронила на руки жаркий лоб...
Так молодая Буря слушает Бога
Где-нибудь в поле, в какой-нибудь темный час.

И на высокий вал моего дыханья
Властная вдруг — словно с неба ложится длань.
И на уста мои чьи-то уста ложатся.
Так молодую Бурю слушает — Бог.

(Nachhall, отзвук.)

Гостиная — поле, вчерашняя смолянка — Буря, толстый банкир — Бог. Что уцелело? Да вот то одно слово, которое банкир говорил институтке и Бог в первый день — всему: «Живите!»

«Будь» единственное слово любви, человеческой и божеской. Остальное: гостиная, поле, банкир, институтка — частности.

Что же уцелело? — Всё.

Вчера и сегодня я видела цвет, которого даже не могла себе представить.  Вы видели эти закаты? Этот прекраснейший обжигающе-ледяной розовый? Невероятно глубокий и яркий?  И сиреневый - вокруг...  А сегодня еще и маленькие клочки розоватых облаков на светло-лазурном небе.  Таком чистом... Таком чистом!  И луна на голубо-серо-сиреневом фоне... Почти полная.

Я безумно люблю, когда над тобой - перед тобой - справа от тебя - слева - сзади - небо разное. И прекрасное - везде.

Эти пронзительные, тонкие черные ветки. И легкие, нежные розоватые облака. И лазурь.

И свет.

Луна пристально смотрит. Цепко. Колко. Неизбежно. Не исчезая ни за проводами, ни за ветвями, ни за домами. Она освещает все закоулки. Властно и грубо ощупывает полки, столы и подоконники. Так, что становится больно, но при этом чувствуешь, что жертвуешь чем-то во благо... да не важно даже, кого и чего. Лунный свет.

Слепой фонарь опутали провода. Жалкие, черные, не знающие себе цены, которая - электричество. Великолепное слово. Оно само по себе искрится и бьет током. Слепой фонарь продолжает стоять на прежнем месте. Чувствуя тепло соседних. Каждую вторую неделю вступая в неравную борьбу с тем, из чего он сделан. Пытается раскинуть руки. Его опутали провода, и он думает, что причина в этом. В понедельник на рассвете от сдается. А в ночь начинает светить еще ярче. Светящийся взгляд слепого.

Музыка соединяет всё. Все цвета, материалы, фактуры и судьбы. Поочередно прикасается к каждому, а потом вдруг сталкивает их вместе. Сильно. Так сильно, что они становятся одним. One. Или мчится. Не догоняя и не поглощая Луну. Она льется в другом измерении. Мчится. Потоком. Света. Все подчинено ей. Слепящий полет волн.

Я замедляю шаг. Все плывет. Уплывает. На гребне волны - я. Не падаю вниз, не распадаюсь на тысячи капель - я двигаюсь в другом измерении. Я на гребне волны. Все уплывает. Я - остаюсь.

Небо синее-синее.

Лунный свет - светящийся вгляд слепого - слепящий полет волн.

Синее-синее.

Зачем столько гниющих якобы подпирающих небо замков, зачем столько нагромождений и лабиринтов?

Знаете, мне кажется, что я уже до того достроилась, что даже когда можно будет сломать это все до основания - до него, но, конечно, но вместе с ним - я побоюсь. Предательски испугаюсь и все испорчу.

Значит, сейчас - пусть гниют замки, пусть сужаются проходы лабиринтов, пусть нагромождения увеличиваются и становятся все более нелепыми. Я-то буду себе знать, что это все для того, чтобы потом - пшик! - сломать. Ох, как же будет обидно, если получится!.. и как отвратительно и мерзко, если нет.

Все зеркала - одна - другая - реальность.

Прозрачная и позволяющая видеть только то, что хочешь - и умеешь. Неприступно-холодная - с горячим и мягким сердцем.

Только попробуй доберись до ее души. Разгляди - там - что-то кроме своего отражения.

А там - поля и звезды, ветер, вода и свет - одно... Может, и правда там? - Тебя просто кто-то обманул, сказав, что там - ты, а ты и подхватил. Как последний дурак. И пишешь письма тому, кого должен будешь полюбить в новой жизни - когда запросто можешь прикоснуться к нему через зеркальную гладь.

так 

Р  а  з  б  е  й  .

же!

Снег снова забыл про меня, и очищать всё_это некому. Единственное, что здесь напоминает мне о том, что у меня в руках нить, связывающая с Миром и Сказкой - это синее-синее небо, какое бывает только летом - высоко в горах, между соснами, пахнущее костром, песнями под гитару и полетом - и зимой - между крышами домов с воображаемыми дымящимися трубами и голыми ветками деревьев.

Я безумно устала от метро, а еще - от усталости от ничего-на-самом-деле-неделания. Фильтр высказываний и смеха отключился - возможно, что его просто что-то напрочь вышибло, ха-ха). Моя настоящая часть явно не совершает ежедневные поездки в университет, а только и делает, что думает о Цветаевой и ищет щемящую правду зачем-то в романах Барикко.

А еще у моего нежного гипсового представителя южных славян взгляд синих раскрашенных глаз - это та живая кукла - все грустнее и все кукольнее.

Вчера я очень долго не могла себя собрать. Причем - о, как это в моем недухе! - я убивалась по тому, к чему пришла из-за бездествия, продолжая бездействовать. Я бессовестна.

На этой печальной ноте я ушла от своей живущей половины и пошла искать новые порталы туда, где бессовестным, но честолюбивым и обостренно страдающим живется особенно хорошо.

 Трепетно тонко.

Очень хочется плакать - и уже бегут мурашки по телу - от лиц, движений, строк, предсказаний, взглядов, тканей и шестеренок механизмов.

Иголки аккуратно укалывают тонкую бежево-голубую кожу...руки. Чуть-чуть. Чуть-чуть. Динь-дон...

Реагировать на всё вокруг - как тонко-сверкающая шелковая нить, как разрозненно-ледяной порыв ветра, как недостижимо-хрупкие снежинки, как легко-быстрый взмах длинно-тонких ресниц.

Так уже было.. давно. Так правда бывает... морщины... взмахи рук... темные окна... потрескавшаяся кожа...

Откуда здесь столько боли - и сколько же ее настоящей, если столько есть такой - безнадежно-легкой и неотвратимой?

Может, мне удастся забрать хоть немного?..

- Кто утонет в твоем море?

...и в моем...

- Знаешь, а ведь кто-то может стать жертвой твоей выдуманной истории. <...>

Тебе все равно? <...>

Ах, это твоя история, и все тут?<...>

Как хочешь, только потом...

- Именно как хочу. Надеюсь, мы еще встретимся... И не забудь, что всё это кто-то тоже однажды выдумал.

Большие кресла с резными спинками и подлокотниками, каменный пол, огонь в камине, вино и разговоры о подвигах... настоящие и о настоящих.

Короткие предложения, точные и современно-романтические - а значит, не романтические вовсе, - подкупающие своей четкостью и (ведь это правда так) бессилием...

Дожди, вокзалы и письма...

Гром. Сила молний и электричества.

Щедрость и готовность отдать самое главное.

Сила и вечность.

Прекрасно-не-мое...

Большие кресла с резными спинками...

Живые куклы, подвиги и сказки. И тепло.

Я говорю: "Так не будет" и так хочу ошибаться...

Но скоро пойдет снег. И будет

Сказка.

Дайте_мне_имя.

Меньше вопросов, больше - в себя.

Сила - там, а не где-то снаружи.

Если у меня никогда не получалось ничего упрощать,

так в чем проблема?

Да, потом будет еще хуже. Но тогда и я буду другой. ха-ха, здорово, правда? А ну и что - усложним все еще сильнее, почему бы и нет. Эксперименты до сих пор не запрещены в этом разваливающемся на части старом замке. Потому что некому - нет никого, who would be strong enough.

можешь продолжать ходить мимо... теперь материализованным. нет, нет, - идеальным.

в самом деле - почему нет?

Просто касайся .   ,

ветер...

Над ним не будет звезд.

Только если ты успеешь отдать небу блеск своих глаз.

Не бойся... сердца видят больше. Особенно - Там.

И я помогу тебе.

Возьми мою руку. Я - уже ничего не вижу.