Александр Елисеев (
a_eliseev) рассуждает в fb:
Неожиданный Павел Кашин: «...только гнев любви честней...»
Впрочем, нужно иметь ввиду, что песне уже года четыре (или больше) и сейчас, кажется, он несколько иные треки «ставит в программу». Что, быть может, и не лишено смысла (и не только конъюнктурного), ибо главное произведение поэта есть его образ, и желание соблюсти целостность оного – штука естественная (глубоко не вникал в его текущую позицию).
Но песня смелая, особенно, если иметь ввиду «бэкграунд» автора и то, кто именно составлял ядро его аудитории...
Аккурат 18 лет назад я сделал первый пост в ЖЖ (первый пост в LI случился примерно годом позже).
Примерно половину это срока я порываюсь написать что-то на тему «век нынешний и век минувший в блогосфере». Порываюсь и бросаю, обрывочных черновиков накопилось на 33 страницы, и всё какая-то муть.
В 2004-м блогосфера была в том блаженном межеумочном состоянии, которое обычно описывается как «очень творческое время» и «ощущение новых горизонтов»: среда, бывшая некогда относительно малочисленной, и, в некотором роде, закрытой, в очень короткое время становится массовой, но, при этом, не теряет – «на краткий (и сладостный) миг» – ощущения собственной элитарности, «счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным» (причём, это «счастье» ощущалось не даровым, а вполне себе заслуженным, это важно).
Для аналогии, посмотрите, как менялось число «лиц с высшим образованием» в период с конца 1950-х по 1970-й год, и вы, примерно, поймёте откуда всё это «оттепельное» предчувствие «чего-то удивительно хорошего».
Естественно, за прошедшие два десятка лет всё изменилось, а разве могло быть иначе?..
ЖЖ-2004 был местом сетевых дневников (почти в том, старорежимном смысле слова «дневник»), площадкой для соревнования в некой «новой искренности» (выраженьице это уже тогда было в ходу), что при всём позёрстве и расчётливости актёров-акторов, делало блоггинг довольно приятным времяпрепровождением.
Впрочем, искренность бывает не только «новой», а и просто искренностью. До сих пор помню свою растерянность-растроганность, когда прочёл в ленте пост одного френда: «ребят, приболел, плохо себя чувствовал, но обязательно прочту всё, что вы написали, уже прочёл всё за последнюю неделю» (ну, было такое «как же так, ты меня зафрендил, а не читаешь и не комментишь», смайл).
Бытовавшее восприятие сетевого «френда» как почти личного знакомого, с которым связывают всяческие «невидимые нити», вообще дарило множество странных, неловких, неповторимых сюжетов.
Когда в 5 августа 2004-го я подбирал слова «интересуюсь историей, политологией, социологией, музыкой, литературой, религией…», я же просто стеснялся набрать буковками слово «политика».
И правильно, что постеснялся.
Но в тот момент политический интернет представлял собой совокупность немногочисленных «реальных политтехнологов», смотревшихся довольно бледно, и множества разнообразных умничающих дилетантов с амбициями, то есть людей, боящихся выглядеть дурачками и невеждами, каковой страх иногда способен сделать человека, ну, хотя бы милым-застенчивым. Понятно, что как таковой этот страх ни образованности, ни осведомлённости не добавляет: о Фукуяме судили по роману Пелевина, о Джине Шарпе по мемчикам грузинской «Поры», о Ричарде Флориде по обложке, о Киссинджере считали возможным не знать, «это же кто-то из советских фельетонов», в общем, вечный сюжет «русские мальчики и карта звёздного неба». Пропаганда настоящая (как и настоящий политический радикализм), то есть ситуация, когда полнота и «интеллектуальная полноценность» высказывания, решительно приносятся в жертву «целесообразности», была уделом нескольких чудиков, которых подозревали в оригинальничании (ну и какого-то количества непризнанных идеологов без читателей, которые в пустоту отправляли свои «простыни», написанные капслоком). У такового положения вещей были свои уязвимости – скажем, заложенная в самом устройстве реальности установка, о том, что есть некий политический философ, который «демонстрирует уровень», а где-то там, в далеке должны быть «простые люди» (или «политическая пехота»), которые идеи оного философа будут как-то иллюстрировать и даже воплощать – но читать было не скучно.
Тут можно свернуть к темам «проплаченности»/«профессионализации» политических спикеров, новых и старых разделительных линий и прочего; можно, но не сверну, ибо
Фестиваль «Иваново Поле». 30 июля 2022 года.
Межклубное объединение «Московские рейтары».
Рейтарское многоборье.
Общие впечатления.
Мельников – поэт, даже поэт поэтович. Слова подбирает по точности оттенков, не спешит, примеривает. Если не находит точных эпитетов, то комкает разговор, не пытается выехать на банальностях. Современная хорошая поэзия, когда она хорошая, она в общем-то не про красоту, а про вот эту точность. Не совсем «исправление имён», но что-то близкое. Мы попали в странное место, нужно давать названия диковинным зверям и травам, которые здесь живут, работа для поэтов.
Как современная живопись и скульптура часто превращаются в громоздкую беспомощную карикатуру «для умных» (корявую, но «для умных», т.е. бессмысленно-многозначительную, с подмигиваниями и с аллюзиями), так и жанр «литературных встреч» сейчас это какой-то стен-ап от неумеющих в стенд-ап, но как бы «для умных», с ужимками, художественными плевками и оммажами. Мельникову все эти тренды по барабану, публике он или доверяет, или просто не пытается играть в чужие игры. Сидит, подбирает точные по оттенку слова, игнорируя вроде бы соблазнительную, заданную самим контекстом, возможность сказать «публицистично» или «смишно». Зал он не держит, зал сам за него держится, рисковый номер.
Публика «московская интеллигентная», та самая (впрочем, не «элита» и не «активисты», это тоже нужно учитывать); в этих людях всегда есть что-то от злых детей (даже когда они – старики и старухи), за человека «попавшего в их лапы» всегда немного страшно. Тут случай удивительного приятия, не уверен, что это надолго, но сейчас – «всё хорошо»: даже там, где Мельников был «неудобен», он был принят.
Зал, как нам и рассказывали, и правда битком, люди на полу, в проходах. Справедливость требует сказать, что зал маленький.
Второе приближение. Несколько интересных высказываний.
«Война – это способ русской эволюции». Я несколько припозднился, услышал только часть этого рассуждения, моя мысль сразу запрыгала сторону «война как антоним революции», «война принципиально контрреволюционна, она про связь, а не про разрыв с прошлым, даже безнациональному политэмигранту-атеисту на войне становится нужен Дмитрий Донской и даже Сергий Радонежский». Впрочем, это всё мои домыслы, поэт за них не отвечает.
Утверждение о бесплодности параллелей с чужой историей, особенно английской
Старомодно-жесткое неприятие потребительства, консюмеризма.
Редкая свобода от «социального расизма».
Пишет Сергей Шмидт (
langobard):
Выпускник заходил. Четыре месяца на Украине. ВДВ. Миномётчик. Гостомельский аэродром. Потом Донбасс в районе Попасной. Отпуск до 10-го.
Рассказывает... черт побери, про многообразие проявлений человеческой природы на войне рассказывает, ну просто как в советской "лейтенантской прозе". Говорит, если вернусь живым, хочу все описать. Говорю: "Пиши, конечно. Это все бесценно. Помогу, чем могу, с публикацией".
Хотя хрен поймешь, когда всё это можно будет публиковать, не опасаясь цензурных ограничений?
Прислал стихотворение. Впечатляет. Не врали советские писатели-фронтовики - на войне пишут стихи.
[источник]
Портрет М.Ю. Лермонтова. Гравюра на стали Ф. Брокгауза (Лейпциг, 1863 г.). Просто картинка понравилась…
«Нужно пяток рецензий написать. Утомительно, но ведь на кусок хлеба без масла тоже надо как-то зарабатывать. Каждый вечер загадываю: утром встану и со свежей головой пущусь в пляс по чужим текстам. Встаю и… вместо того, чтобы заниматься благородной поденщиной, сижу и думаю о судьбе русской поэзии. Ну не идиот ли?
Нравится то, что неожиданно у социума проснулось внимание к современной поэзии. Нравится то, что лучшие авторы оказались на той стороне баррикад, на которой должен быть каждый порядочный человек. Но… это наглое «но» постоянно лезет в мои мысли. Оно преследует меня всюду. Стоит чем-то по-мальчишески восхититься, воспарить над бренностью, и тут же прибегает несносное «но», хватает за ноги и жестко приземляет.
Всё хорошо с русской поэзией, но… Не нравится мне большой крен в сторону публицистики. Много сиюминутных текстов, которые пригодны для газетных полос – срочно в номер. Срочно, потому что завтра они уже будут неактуальны и никому неинтересны. Пропадает ощущение вечнухи, будто живём одним днём с полной уверенностью, что завтра окажемся на свалке современности. Ясное дело, мы там по любому окажемся, но… Видите, опять «но»! Но хочется, чтобы необходимость в нынешней поэзии немного задержалась.
Чего у нас больше всего? Публицистика в стихах – это раз. Трагические рассказы в стихах – два. Сатирические (или юморные) фельетоны – три. И совершенно непаханое поле чистой лирики.
Чаще всего чистую лирику в современной поэзии вижу у Анны Долгаревой. Лирика не везде. Анна чудесный рассказчик (внимательный к деталям и дающий чуть ли не совершенные портреты персонажам своих стихотворений), поэтому много внимания уделяет историям из своей жизни. Она ловко переносит их на бумагу, ритмизируя, добавляя элементы фольк-арта. Получается на разрыв. И я, повидавший виды, даю мощную мужскую слезу по небритой щеке, когда слушаю или читаю её.
Но («но»!) – это ведь всё рассказы, истории, чем привыкла и должна заниматься проза. Читатель идет на истории, понятно. Аничку читают и, надеюсь, читать будут еще долго. Однако лучшие тексты у неё (по-хорошему ещё не прочитаны), те, в которых преобладает лирическая составляющая – «я» автора. Там, где она из кричащего или по-детски плачущего рассказчика превращается в крик или плачь по самой себе. Такую высокую ноту сейчас мало, кто может взять.
Разве, что Дмитрий Мельников. Но Мельников ближе к эпосу. У него даже небольшие и ни к чему не обязывающие стихи воспринимаются, как часть какого-то запредельно большого эпического произведения. Будто обобрал весь двадцатый век русской поэзии и теперь с щедростью загулявшего казака разбрасывается богатой добычей.
Высокую ноту ведь мало «взять», нужно ещё и удержать, с чем Долгарева справляется не хуже признанных мастеров словесности. При том, что у неё напрочь отсутствует усидчивость ремесленника, и в её стихах с лупой не найти чего-то искусственно или специально деланного. Стихи пишутся набело. Вот они пришли, записались и ушли.
Такие дела. Так что, вы почитайте, а я пока ещё немного посижу и подумаю о судьбе русской поэзии. Думать мне нравится больше, чем стучать по клавишам. Это утомительно. Я ведь до сих пор не научился прилично быстро набирать на компьютере тексты. Всё одним пальцем.»
[источник]
Анна Долгарева, Дмитрий Мельников, Александр Пелевин, Игорь Караулов, Дмитрий Артис
В качестве постскриптума прибавлю свои невесёлые, но в каком-то смысле оптимистичные размышления на тему. Всё в жанре «выношу из комментов» – поэтому контекст может показаться неочевидным (контекст этот можно в самом обсуждении обнаружить):
«Этот всплеск интереса к поэзии временный, это как поход на концерт классической музыки в осаждённом городе. Это и желание как-то облагородить и героизировать себя изнутри, потребность в «высокой трагической ноте», и желание послать вовне такой сигнал: я/мы возвышен и строг, меня на «рус сдавайся, в плену кормят» – не возьмёшь. (не совсем так, я переконтрастировал, но на той же линии)
То, какой язык выбран для этого послания – примечательно (а тут некоторые утверждали, что
Батов Михаил Иович (1920-89), «Художница». 1979 год [источник]
1979 год. Конец 1970-х – начало 1980-х, в то время было заметное количество работ (не только в живописи), которые словно призваны были убедить и самого художника и его зрителей в том, что «молодёжь у нас хорошая, заветам старшего поколения верна, всё в порядке». Работы, что интересно, за авторством «военного поколения», обратите внимание, художники почти сверстники.
Довольно затейливое явление, что-то вроде модного тогда «аутотренинга», самовнушения.
Такая сложно устроенная штука, в которой содержится некая необходимость принятия нового поколения (практически обязаловка для советского художника – быть ритуально «открытым новому», ведь «коммунизм – это молодость мира» и т.п.) и отказ от рассмотрения того, чем это «новое поколение» ново, чем оно является, чем хочет являться и прочего в этом духе. Ибо «мы готовы в вас увидеть, то что способны принять и полюбить (что, между прочим, требует от нас мужества и труда), а вы не мешайте нам это видеть, так всем будет лучше».
Кстати, при наличии встречного движения, что-то вроде «мы дорожим вами, не желаем вам зла и не хотим, чтобы вы чувствовали себя чужими, а свой мир увидели бы разрушенным и поруганным» – такое самовнушение могло бы и сработать. Но это потребовало бы ото всех слишком много «сердца», и, кстати, слишком много специфического ума, решительно предпочитающего «живую жизнь» любым «идеям» и «ценностям». В общем, небывальщина…
Неменский Борис Михайлович (род. 1922), «Наши коммунисты» (из серии «Поколение»), 1978 год
Газета «Столичная молва» (Москва), 28 ноября (11 декабря) 1911 г.:
Инфанта-социалистка
Один скандал за другим вспыхивает при католических королевских дворах. Не успела заглохнуть история с экс-принцессой Луизой, как общее внимание привлекла испанская инфанта Евлалия, объявившая себя социалисткой.
В испанском совете министров инфанту-социалистку пожелали было лишить звания и содержания по цивильному листу. Но мысль эта была отброшена, так как она оказалась противоречащей испанским законам.
Посланное Альфонсом инфанте запрещение издавать свои мемуары также потерпело фиаско.
– Мой ответ королю, – заявила инфанта репортёру «Excelsor», – книга уже сегодня поступает в продажу. Инцидент таким образом считаю исчерпанным.
«Daily News» приводят следующие выдержки из книги по вопросу о разводе:
«Брак, рассматриваемы в нашем обществе как естественно необходимый способ полового общения, есть лишь условность, поддерживаемая законом. Брак нерасторжим в глазах правоверных католиков. Это значит в жертву экономическим интересом отдавать нравственность, ибо нерасторжимый брак – безнравственен».
О семье:
«Современная семья, особенно в странах севера, поддерживается чисто искусственно. Не подлежит сомнению, что эта форма полового общения на пути к разложению.
В Испании, где арабские нравы оставили глубокие следы, положение женщины в семье - рабское, не исключая королевского дома. Enfant terrible, вроде меня, несомненно исключение. Но я верю, что и у нас в ближайшем будущем предстоит коренная ломка».
Каналехесу, испанскому премьеру, инфанта отправила следующую телеграмму:
«Прошу поспешить с наказанием, ибо уезжаю из Парижа на курорты».
[источник]
У всего есть неожиданные последствия. Впрочем, неожиданные ли? Некоторые романтики-ретрограды именно это и предрекали-призывали, но кто ж их слушал, таких помпезных и скучных?
[источник]
Нет, не так. Память, нашпигованная всякими чепуховыми впечатлениями, подсказывает: ну, так неинтересно, мы ж в Москве, надо – проект «Москва. Буквы.» Что бы многозначительно, бессмысленно, с претензией и намёками. Ну и движуху под это дело подверстать, презентация, продажа мерча, что-то такое…. Альбомчик выпустить такой (картинка-шутка, вы не подумайте чего).
Делаю небольшое усилие, разбиваю этот хороводик усвоенных шаблончиков. В конце концов, разве я, эпизодический посетитель, что-то знаю о кухне совриска и всяком таком прочем? Нет, ничего не знаю, да мне и не надо. И потом – сколько лет прошло с тех пор, как я познакомился со подобными приколами (до это были другие, неподобные)? Четверть века, поди. Всё уже как-то иначе, просто мне этого не видно. Так что ни к чему эти ужимки.
Вот просто фотки с буквами.
Картинка-пародия, вы не подумайте чего.
Будь как кот
А через два дня эту надпись закрасили.
Студенты Бауманки немного карбонарствуют, так думаю…
Не все буквы – буквы, некоторые – знаки
Авокадо требует деликатности, кто я такой, чтобы спорить с авокадо…
Здание РЖД на улице Каланчёвская.
Бытует такое выражение (в основном в советских пабликах и форумах) «следы другой, более развитой цивилизации». Вот, скажем, показывают фотографию руин многоэтажного жилого корпуса заброшенного пионерлагеря и подписывают так.
Ничего не имею против (хотя, скажем, отдых в многоэтажном корпусе на тысячу коек не кажется мне отдыхом, там что-то другое), но в принципе разглядывать и угадывать в доставшихся нам от прошлого предметах и их сочетаниях черты другого, ушедшего или не получившего развития уклада – штука занятная. Вот, скажем, жильё при советском предприятии, особенно, если предприятие не в обжитом месте находится – это целые замкнутые миры, со своей стилистической экзотикой и своей логикой жизнеустройства.
Маленький посёлок в лесу при одном небольшом научно-техническом учреждении. Учреждение не оборонное, но стратегическое (что может быть в России стратегичнее транспорта?)
Посёлок совсем маленький, десятка полтора двухэтажных домов, от ближайшего населённого пункта покрупнее отделён лесом и дачами. Впрочем, укрупнение территориальных единиц, затеянное в последнее десятилетие, привело к тому, что официально это просто улица, улица приписана к соседнему поселению, а само поселение объявлено микрорайоном райцентра, находящегося в 25 км от этих мест. Впрочем, изложение бюрократических новаций не поможет мне описать посёлок, а слова «сирень» и «соловьи» – помогут.
Есть приметы обветшалости, но обветшалость эта благородная, как в средиземноморских деревнях (в сталинском стиле вообще есть что-то неизбывно средиземноморское, «в парке Чаир распускаются розы»).
Впрочем, крыши у многих домов выглядят обновлёнными.
Наткнулся на фотографии «II Генеральной ассамблеи» (она же «вечеринка для всех консерваторов, охранителей и патриотов Рунета»). 31 мая 2005 года. Ровно 17 лет минуло.
Ну как пройти мимо такого архива?
Картинку сохранил с тех пор. Эмблема данная, впрочем, кажется, строго говоря, относится только к первой Ассамблее. Историки после разберутся
Ниже цитата из ЖЖ-юзера Redrat, фото по ссылке, но поскольку не во всех браузерах они адекватно подгружаются, я позволил себе некоторые из снимков скопировать и прокомментировать.
Среди слушателей поэт Всеволод Емелин, публицист Михаил Тюренков, историк Елена Малер, Надежда Шалимова, Кирилл Фролов (Институт стран СНГ)
«Президиум»: Михаил Делягин, Михаил Ремизов, неузнанный мною господин, Егор Холмогоров, Константин Крылов, Михаил Леонтьев
Слушают Алексея Чадаева
В кулуарах всё было нескучно и по-доброму…
Играла группа «Белфаст». Ирландское было в моде.
Пишет Redrat: Краткий фотоотчёт о 2-й Генеральной Ассамблее...
1 июня, 2005
«Вчера в клубе "Запасник" прошла вечеринка для всех консерваторов, охранителей и патриотов Рунета.
Фотографии делались в условиях плохого освещения, без штатива, дешёвой камерой и криворуким фотографом. Так что к качеству снимков претензии не принимаются!»
Женщина на снимке справа – Жослин Хуэйри, год 1976-й. Снимок очень известен, почти эмблема эпохи (фото ливанских ополченцев того времени много где фигурировали).
Она была одним из командиров и живым символом вооруженной организации ливанских католиков-маронитов «Силы регулирования Катаиб» (другое наименование «Фалангистская милиция»). По легенде, из христианки по рождению в христианку по вере она превратилась во время боёв мая 1976-года, «не бывает атеистов…», дальше цитату сами продолжите.
Почти библейского драматизма история. Впрочем, это определение не моё, и на сей счёт «возможны мнения». Но умерла она пару лет назад в городе Библ. Том самом городе.
От вооружённой борьбы отошла ещё в 1980-х, была основательницей нескольких католических благотворительных организаций, членом Папского совета по делам мирян и т.д.
Впрочем, всё это уже другая история…
Фотографии остались примечательные (отсюда и отсюда)
