Вот странная штука, сидишь перед монитором,… час, два, три ночи… Кажется, что глаза засыпаны песком, пора умыться и спать, но что-то удерживает,.. Ты не можешь разорвать ту связь, которая удерживает тебя в этом, пусть весьма виртуальном, но все-таки близком и понятном тебе мире интернета, удавкома, картинок, форумов.

В какой-то момент, все же приходится нажать кнопку с кругляшкой и палочкой внутри, чтоп твой инструмент, а порой и друг - ноутбук вырубился. Еще один стакан с водкой «для сна»… Ну, хорошо, пора спать. Завтра планы, какие-то встречи, работа, офис, буфет, кафе, не знаю…

Странно то, что не думаешь об этом всем, как о важных и неотложных событиях, думаешь о том, как тебе заснуть.. Вот душ, зубы, паста, щетка… черт, 4 утра. Надо, надо спать. Ложишься. Подушку под голову. Вроде удобно. Ждешь, пока согреются ноги. Иначе никак. Погружение.

Когда находишься на грани сна и яви, в голову приходят славные идеи. Кажется, что вот завтра…. Вот завтра начнется новое, точно новое, новое, которое сможет изменить всё твоё бестолковое до того существование… Или что-то, что внесет тебя в списки нобелевских лауреатов. Или Букеровской премии.. Или просто тебя похвалят друзья, что-то, что даст повод дочери, гордится тобой. Ну, на крайний случай ты даешь обещание сам себе, начать заниматься зарядкой по утрам, бросить пить…. Дьявол, это кажется таким естественным! И совсем не трудным.

И посещают мысли… Вот ведь, сука, я не в состоянии завести себе блокнот, где я бы смог записывать ночные мысли. А если б и завел, я не найду в себе силы встать, включить свет и записать всё, что задумал. Сколько гениальных мыслей в мире хоронят под покрывалом сна? Кто знает? Никто. Вот, например, я придумал новый вид литературы. Новый настолько, что вдруг окажись он реальным, он бы произвел революцию в мире вообще всего. Объясню. Мне привиделось, что я придумал новый способ донести информацию до читателя. Знаете стереокартинки? Ну, конечно. Знаете. Типо сморишь в них, расфокусируешь зрение, и из плоского изображения они превращаются в объемное. Там и животные, и еще что-то. Замки. Автомобили…

Представь себе на секунду, что ты читаешь какого-то писателя, скучно… начинаешь засыпать, взгляд теряет остроту, и перед тобой на странице возникает некий образ… на каждой ёбаной странице. Буквы организованы таким образом, что на каждой странице тебе является образ мысли автора, выраженный трехмерной картинкой…

Вот и сейчас, когда я тыркаю по клавишам, мне кажется, что мысль, по своей сути, гениальна… Но наступит утро, я перечитаю то, что сейчас написал и подумаю стоит-ли это оставлять в своем дневнике.

Жил-был у нас во дворе на первом этаже дядя Миша. Обычный такой мужичек лет пятидесяти пяти. Работал дворником и очень любил он всем правду в лицо говорить. За это называли его дядя Миша Правдолюб. За то же самое он был неоднократно бит. Вообще дядя Миша периодически загребал пиздюлей, я бы даже сказал с завидным постоянством. Загребал он за то, что всем всегда говорил правду. Причем в лицо. В него же он за это и получал. И весь двор догадывался, почему у дяди Миши синяки всегда на лице, но никто не знал, от кого конкретно он получал. Хотя у каждого, кому он хоть раз говорил всю правду в лицо, возникало непреодолимое желание угостить дядю Мишу доброй порцией тумаков. А говорил он правду всем. Но никто не бил и не ругал дядю Мишу, потому что люди в нашем дворе все интеллигентные. Все молча проходили мимо, не обращая внимания, а он вслед уходящим кричал на весь двор всю правду, что о них думает. А вечером у него появлялись новые синяки и ссадины.

Каждое утро в 6 часов дядя Миша выходил во двор и во весь голос кричал: «Шесть часов уутраааа!!! Шесть часов уутраааа!!!». И это была правда. Он ни разу не опоздал ни на минуту! Ровно в 6! То, что он кричал было правдой! Горькой, как всем казалось, правдой. И никому это не нравилась. Так уж сложилось, что люди вообще правду не любят. Потом дворник подметал тротуар и ровно в 7 заканчивал, после чего начинал кричать правду вслед отправляющимся на работу гражданам. Которые не замечали этого и проходил мимо.

Один раз дядя Миша при всех назвал Валентина Эдгаровича, преподавателя сальфеджио в местной музыкальной школе, педерастом. Валентин Эдгарович очень обиделся, но промолчал и не подав вида прошел мимо. Потому что был хорошо воспитан. А вечером у дяди Миши под обоими глазами сияли новые финики. Но никто не смел подумать о Валентине Эдгаровиче плохого, т.к. человек он был интеллигентный. Хоть и был педерастом.

Никто не мог понять зачем дяде Мише это нужно, всем правду в лицо говорить. Но никто так и не осмеливался спросить у него или поговорить с ним об этом. Потому что все боялись получить всю правду в лицо. Особенно Валентин Эдгарович. Так и ходили все молча, игнорируя его громкие реплики. А финики под глазами стали постоянным атрибутом дяди Миши. Складывалось такое ощущение, что он этим даже гордился.

Все считали дядю Мишу ебанутым несмотря на то, что он всегда говорил только правду. Все знали, что он прав, но все равно считали его ебанутым. Потому что сами по себе были лживые суки.

А еще дядя Миша любил выпить. Однажды он выпил много, отравился и умер. Проводить дядю Мишу в последний путь собрался весь двор. Все делали вид, что им грустно, потому что все были лживые суки. Когда открыли гроб, люди увидели записку, лежащую на груди у дворника «Все вы суки лживые, правды за вами нет». Никто не мог понять как она туда попала. Но всем стало совестно. И все сделали вид, что записку не заметили. Потому что были хорошо воспитаны.

Дворник во дворе появился новый, нормальный. Но все жители двора по привычке просыпались в 6 часов утра. Просыпались и долго смотрели в потолок размышляя о правде. И о том, что они все были суки лживые. А выходя во двор делали невозмутимые каменные лица с натянутой неискренней улыбкой, как будто все нормально, потому что были суки лживые. Каждый знал, что соседи по привычке просыпаются в 6, но не подавали вида, т.к. были хорошо воспитаны. И каждое утро в 7 часов все шли на работу в зловещей утренней тишине старого темного двора. Каждый со своими мыслями.

А Валентина Эдгаровича из музыкальной школы уволили.
Говорят за пьянку.

Все очень просто. Закрой глаза. Перед тобой встает зеленый холм и дорога серой ниткой к вершине. Старый мостик, хоть и сильно запылен, кажется недавно -покрашенным, а желтые цветочки хихикают между балками, игриво смотря на все инженерные изыски уже прошлого века.

А ведь ты уже в ином тысячелетии. Помнишь, как сидя на подоконнике, ты думала: «а что же будет там, через 10, 15 лет…я стану взрослой, буду носить мамину юбку и плащ и сама открывать дверь ключом». Детка, все слишком просто. Только у мамы на глазах появились чуть заметные морщинки. Только плащи уже больше не в моде. Только папа больше не ходит в этот дом. Только и всего.

И вот ты спрыгиваешь с приступки поезда, а за тобой летит большая серая сумка, совсем не касаясь земли. Еще там, 10 часов назад, она еле тащилась по перрону, скрипя своими старенькими колесиками, а тут вдруг взлетела, сорвалась, словно большая лохматая собака с ненавистной цепи. И летит вслед за тобой. Летит по той же грунтовке к старенькому синему дому.

Но что здесь? Кажется, голуби стали чуть ленивее, кажется, люди больше улыбаются, и дядьки менты, кажется, совсем не обращают на тебя внимания, цедя холодное пиво из запотевших стаканов. Но нет. Вот ты, будто бы, невзначай поворачиваешься и видишь их влажные взгляды, лохматящие твою талию, твои клещевые брюки, твое тело. И тебе становится теплее, правда, милая?

А дом, бедолага, уже весь в лопухах. Как лохматый Петька-тракторист с соседней улицы. Так же улыбается двумя чердачными глазищами-окнами, покрашенными еще когда тебя собирали в институт. Краска почти вся облезла, но оттенок еще можно различить.

И здесь по-прежнему никто не запирается на ключ. А чистые сени дают в голову дурящей прохладой. Мурашки по коже набегают второй, потом третьей волной, руки же тянутся к дверной ручке. Ты просто чудо, милая. Ты не предупредила маму. А она, бедная, бежит с кухни, вытирая мокрые руки о белый передник. В ее влажных глазах блестит радость и испуг. Она как будто, немного боится тебя, немного чурается. Вон, ты какая стала – невеста!

А ты вроде бы и хочешь обнять ее, но что-то мешает. И вы вдвоем садитесь на старый диван. Эх, Женька, Женька! А помнишь ли ты, как папка носил маму на руках в этой комнате. Помнишь ли ты, как бабуля готовила сырники на этой кухне? А как Ванька Хабаров после твоего выпускного играл на гармошке под этим окном?

И ты улыбаешься кончиками губ:

«В Москве? Да все хорошо. Все так же. Новая работа? Да почти ничего не делаю. Общежитие? Да мы вместе с Любкой поклеили обоями комнату еще в прошлом году. Миша? Ах, да, Миша. Мы давно не виделись. Мы расстались. Жалко? Да, неплохой был парень».

А потом она ставит на стол чай и плетеную корзиночку с печеньем и пряниками. Они долго лежали во втором холодильнике, том, что в углу и не работает, оттого и пахнут сундуком. А чай все тот же – с листьями смородины и крыжовником. Мама? А что мама… все те же седые волосы пробиваются из-под рыжей копны цвета затертой меди, те же чуть розоватые упитанные щечки и шаркающая походка. Все та же улыбка на уголках карих глаз.

На крышу, покрытую покосившимся шифером, мягко ложится тень от Земли. Она тушит пожар багровой клумбы перед домом, потом вспыхивают и сразу же бледнеют краски забора, соседских сараев, деревьев. Ты прихорашиваешься перед стареньким комодом, расставив на потрескавшееся дерево помаду, тушь, еще какие-то флакончики. А для кого, милая? И ты точно знаешь ответ на этот вопрос. «Для себя». Не лукавишь, нет! Ведь это тебе нужен Васька-оболтус, тот непутевый парень через дорогу. Ведь это с ним вы сидели мостике через Ветлугу и болтали ногами между железных перил. Ведь это он все делает вид, что уже совсе5м забыл тебя, красуясь под руку с другими дамами.

Слышен знакомый сигнал за окном. Васька, кто ж еще! Бежишь к зеркалу, открывая коробочку с пудрой на бегу, а второй рукой лезешь в сумочку за помадой. Не торопись, милая! Ты же прекрасно знаешь, что он скучает по тебе. Он, кажется, даже пишет тебе смски, звонит иногда. Вот он сидит, высунувшись из окна жигуленка, нарочито ощерившись, и ждет. Иди же милая, иди к нему быстрее.

Колеса жигуленка глотают бетонку, а вечера уже нет. Нет девчонок в голубых джинсах на улицах, нет пухлых тетечек, переваливающихся вдоль тропинки, нет даже парней, нестройно шагающих с дискотеки посередине дороги. А в этом жигуленке всеми красками играет и переливается магнитофон. В динамиках мурлыкает что-то со сборника «союз». И тебя, вроде бы, уже пора везти домой, но он медлит. Ах, Васька, брось! Его руки быстро и жарко мнут твои груди, залезают под лифчик. Ты нехотя отпихиваешь. Потом затихаешь. А еще через минуту лифчик и трусики уже валяются на переднем седенье, а ты – сзади. От него чуть пахнет табаком и березовым веником, но это только сильнее и сильнее заставляет тебя насаживаться на его небольшой хуй. Ты хватаешь его руками за ягодицы, тянешь к себе, а он только пыхтит в ответ. И даже твои поцелуи не заставят его трахать тебя чуть тише…

Еле перекатываясь, Читать далее...

Не открывать глаза. Не в коем случае не открывать. Рука конвульсивно шарит по палатке в поисках банки пива. Где? Ну, где же? Вот!!! Прохладная аллюминиевая поверхность приятно улеглась в вспотевшую ладонь. Теперь аккуратно открыть. Вот. Ни капли мимо. Первый глоток самый важный, именно в нём заключён весь вкус нектара богов. Второй, третий. Теперь можно открыть один глаз. Осторожно. Солнце адским зеркалом резануло по сетчатке. Ох. Второй глаз.

Зеркало в мозгу разлетелось на кучу красочных осколков, целиком и полностью завладев воспалённым сознанием. Пришло очередное утро. Хотя кому как, полдень – для меня утро. Теперь вылезти из палатки, дьявольский спальник – всегда в нём запутываюсь. Интересно, как я в него вчера забрался? Хоть убей не помню. Вино – точно. Не надо было пить вино после водки. Осколок воспоминания нагло рвётся в мозг. Что это? Ах да! Это товарищ по кличке Ёбнутый вчера в одном из последних диалогов, заявил: Что, я ёбнутый что - ли? Помню, мы со Стасом заржали, и выронили кружки. Ах, да. Стас. Единственный, из одиннадцати человек, достойный собутыльник. Кстати, где он? Вряд - ли пошёл рыбачить в пять утра, как остальные. Плеск блесны из – за кустов взорвал барабанные перепонки. А вот и он. С банкой пива, молодец, знает как надо просыпаться.

- Рыбачишь?
- Да, не, блёсны проверяю.

Размах, бросок и самая большая из виданных мною блёсен взмывает в воздух. Медная, алдовая. Ещё сам дедушка Сталин, на неё рыбачил, наверное. Взгляд пытается сфокусироваться на её полёте и беспомощно метается по полуденному небу. Успеваю сделать пару глотков. Глухой стук – блесна примяла траву на другой стороне яра.
Вжжжж… Заработала катушка. Блесна упрямо ползёт по направлению к нам. Прыжок. В воде. Медленно и неумолимо приближается. Нам видно, как в радиусе метра по движению блесны разбегается в сторону рыба.

- Во сколько выезжаем?
- Договорились в девять, а там, хуй его знает, может….
Рывок. Спиннинг гнётся пополам.
-Зацепился, что – ли?
Ещё рывок.

- Похоже, что – то солидное зацепил!
- Да ну, ты гонишь. На такую блесну, разве, что дельфины поведутся!

И всё же. Спустя несколько минут, перед нами лежит восьмикилограммовая щука.

- И, что мне теперь с ней делать?
- Хуй знает. Поляку отдай. Он всё равно нихуя не поймает. Пусть хоть что–то домой привезёт.

Шёл к концу девятый день рыбалки, на острове Селитряное, между Ахтубой и Волгой. Шли к концу и майские праздники.

Вечер. Полумрак. Медный самовар, задорно шипит паром неподалёку. Только успевай шишки подбрасывать. Умели же раньше делать! Сейчас всё не то. Газовые баллоны, конфорки, портативные микроволновки, никакого единения с природой.

Сборы уже позади. Осталось загасить костёр и выдвигаемся. В целом отдохнули довольно неплохо. И рыбалка удалась. Единственная проблема – змеи. В темноте посрать пойдёшь – приходится яйца в руках держать, чтобы какая – нибудь гадюка, или медянка, не вцепилась в заветные шарики.

Но самая главная и основная проблема – полное отсутствие мочалок. А под воздействием глобального спермотоксикоза, начинаешь иначе мыслить, преимущественно хуем, и выть на луну.

Соседи вон тоже не выдержали. Откуда–то двух пелоток привезли. Не лень же было, на пароме переплавляться. Нужда заставила. Ещё мимо нас специально, суки, медленно ехали. Пелотками светили. Так камрады, ажно, спиннинги побросали и с расстёгнутыми ширинками, бежали за машиной.

В общем, ебал я такой отдых! Домой. Скорей. В обьятья шлюх. Сутки похоти и разврата. Сутки как минимум!

И идите вы на хуй, со своей Карелией в Августе. Поебать, что там клёв лучше. Мне моё психологическое самочуствие гораздо дороже.

Весь май куковала кукушка,
но не было в мае тепла.
Была ежедневно - чекушка
как минимум. И с похмела -
бутылка негодного пива.
И в ванной сухая вода
нещадно по коже лупила.
И странно мне было, когда
над всем, что меня доставало,
над этою кучей дерьма
великое Солнце вставало,
играло, сводило с ума.
И не было в мире ни Данта,
ни Пушкина. Друг Алексей
бубнил: "Подними хоть стакан-то...
Ну, чё там... Давай за друзей..."

Ну, что кошка?
-Наркоман.
Слишком много слов. Так много мы не говорили друг другу уже недели две. Отношения выжаты как лимон и высушены как цедра. Два существа связанных лишь прошлым. Два существа, которым не нужно ни о чём говорить, каждый знает мысли другого, мысль слышна без слов, по взгляду, по походке, по дыханию, по запаху…
-Ну, что кошка? – это «Ты опять была у мамы и заряжена её наставлениями».
-Наркоман. – это «Посмотри на себя, вечно пьяный и накуренный, глаза стеклянные, воняет как от бомжа, как всегда за полночь».

Жарко, наступило сорок первое лето. Духота ватной подушкой бьет по голове, как только ты выходишь из под кондиционера на улицу. Даже вечером ты чувствуешь эту духоту, в которой растворяется аромат лета: черная ночь, цветы, алкоголь, сигары, драп…
Тук-тук-…-тудук, тук-тук-…-тудук, это поезд за горизонтом, его слышно только ночью, когда город спит. Затяжка, выдох и поезд везёт тебя на море. Затяжка и ты на берегу. Волны – их шелест и стук гальки на откате в твоих ушах.
Это всё уже было, это происходит в сорок первый раз, будет и сорок второй, может и сорок третий.

Лето это вспышка. Вечер на кухне - уютно, свет лампочки… вдруг она начинает гореть ярче, ярче, ярче – вспышка, бух…- темнота. Тихо, потом шелест рук, потом шипенье загоревшейся спички, метанье теней на стенах, новая лампочка, скрип цоколя вкручиваемого в патрон, и снова свет. А в памяти осталась вспышка. Осталась именно вспышка, яркий миг, всё остальное ушло… Лето это вспышка. Именно лето остается с нами. Вспышки в твоей голове – лето, игра в песочнице – лето, салочки догонялочки – лето, поездки в деревню – лето, костер, первая сигарета, песни под гитару, прикосновение губ – лето, первая упругая девичья грудь – лето, первый стакан водки - лето, первый миньет , первые проститутки – лето, первый ганджубас, пиво, драка, разбитая голова, больница, опять водка, драп, драки….. – лето, всё это лето…. Всё что мы помним произошло летом.

Не забудь вынести мусор!
Вот же блять! Вот сука! Как заебло! Ну, почему она думает, что я забыл, а? Каждый день утром, днём и вечером одно и то же.
– Коленька, мусор не забудь!
– Не забуду, дорогая.
– И не перепутай со сменкой нашей дочери, как в прошлый раз.
– Конечно нет, милая.
Подумаешь, выкинул хуёвые старые тапки, которые дочь для вида таскала в школу. Можно подумать – они там переобуваются. Зимой – понятно. Но сейчас долбаное лето, а к осени дочь наверняка вырастет из этого старья. Так и тогда было, взял мешок с мусором и отнёс его на помойку. Да и хуй бы с ним. Жена с тех пор не упускает случая, чтобы не попенять. Сволочь.
– Ты вынес мусор?
– Нет ещё, киска.
– Ты же обещал.
Блять! И чего ей неймётся? Вынесу я её сраный мусор, как обычно. Я же люблю её. Если бы я не любил – достал бы топор и несколько раз с наслаждением ёбнул бы ей по голове. Но нельзя, ведь она – моя любимая.
– Коля! Зайчик! Когда ты вынесешь мусор?
– Сейчас.
– Ты мне ещё утром обещал, пупсик.
Сколько раз просил эту ненормальную не называть меня пупсиком: я от этого зверею. Чёрт, неужели так трудно запомнить я не пупсик! По-моему её легче замочить, чем научить простым правилам. И за что я её люблю? Да и люблю ли?
– Вынесу, я же сказал.
– Вынеси сейчас.
Этой сучке неймётся. С тех пор, как мы купили квартиру и съехались с ней, она ни разу не выносила отходы – этим всегда занимался я. Какого хрена она изводит меня. Ёбаная дура. Невозможно терпеть её визгливые крики…
– Попозже. Сейчас – никак, я занят.
– Вынеси, котик! Он воняет.
Опять доёбывает. Я этого не вынесу. Гадина. Стерва. Нет – я не люблю её. Мне казалось, что я влюблен в неё. На самом деле я люблю не её, а какую-то другую женщину. И ребенок не от неё, а от той – другой. Хорошей, милой и спокойной. Эту я хочу убить. Убить жестоко и глумиться над трупом. Если она скажет ещё хоть слово – возьму топор и зарублю на хуй. Без жалости.
– Коленька-а-а!
– Чего тебе?
– Не забудь вынести мусор!

Небосвод, как брань, дожди исторгнул,
Ветер рвал пожухлую листву.
Что за чёрт тебя, скажи мне, дёрнул
Припереться в шумную Москву?

Несмотря на шум и непогоду,
Заработать чтоб себе на хлеб,
Пашет дочь вьетнамского народа,
Продавая всякий ширпотреб.

Далеко остался дом родимый
И жених, по имени Мун Чи.
И большой казан твоей любимой
Жареной, хрустящей саранчи.

По тебе грустит в Ханое мама,
Заедает жениха хандра:
Звёздочки на баночках бальзама
Он рисует с ночи до утра.

Прячешь заработанную сотку
В стареньких, заштопанных носках.
По ночам солёную селёдку
Жаришь, со слезами на глазах.

О Москве - радушной и открытой,
господа вьетнамцы, - всё враньё!
Правда в том, чтот здесь бейсбольной битой
Бритое вас встретит пацаньё.

Так всё и случится...Зимней ночкой,
В тёмном переулке, без огней
Молодой скинхед поставит точку
В жизни незатейливой твоей.

И, не пережив трагичной вести,
Верный и любимый твой Мун Чи,
Даже смерть с тобой разделит вместе,
Бросившись с пожарной каланчи.

Не для них теперь горят закаты,
Не надеть им брачного венца.
Жизнь! Зачем по миру развела ты
Юные вьетнамские сердца?

Не для них по небу солнце скачет,
Описав привычную дугу...
...Слёзы душат. Не могу. Я плачу.
Извините. Больше не могу.....

(С) Тютлин Д 2006

Мне так легко с тобой
И без тебя
Ты вечна и мгновенна как созвездье
Что путь укажет мне звездой блестя
Хоть на секунду – и в пизду столетья

Мне так с тобой понятны рай и ад
Которые, увы, одно и то же
И пусть сегодня ад, но завтра, всё же
Он снова превратится в шоколад

Мне так с тобой приятно умирать
В постели, среди стонов и увечий
И лишь расставшись - я молюсь о встрече
Мне не дана иная благодать

Миха считал ( и многие с ним, наверное, согласятся), что «уволюсьнах» - слово чисто пацанское. В том смысле, что разбрасываться такими словами недостойно. Сказал и… пиши рапорт об увольнении. А ходить и нудеть каждому встречному-поперечному, мол, «видал я эту срань в белых тапках; да за такие бабки… да за углом…» - Миха считал совершенно попсовым отстоем. Ну, бабе – еще туда-сюда, на фоне тяжелой экологической ситуации и тотального стресса, можно поныть… а пацану – никак.

Впрочем, особенно на работе он не напрягался. Перекладывал бумажки с одного стола на другой. Столы стояли в министерстве внутренних дел. А работал Миха там подполковником. Поэтому мог так жестко рассуждать о словах. Увольняться-то он совсем не собирался. Жилось ему неплохо. Бумажки поперекладывает полдня и – на «работу с агентами». Когда он еще опером на земле работал – у него были лучшие показатели по агентурной сети. Ведь агентами он вербовал себе проституток. С тех пор Миха бросил заниматься ерундой и стал, как бы это помягче выразиться, сутенером…

Вечерком привезет своих девчонок на точку, сдаст мамке, деньги за вчерашних получит и свободен. Нормально так существовал, не бедствовал. Только подкожные эти деньги долго у него не задерживались. Уходили как моча в кошачий наполнитель. Мне, вот, например, как человеку практичному, трудно понять – как это можно зеленый косарь за вечер проколбасить–прогусарить. А Миха мог запросто. Но осуждать его не буду. Кто мы такие, чтоб других судить? Опять же, легкие деньги – легко уходят. Да и не об этом речь…

А речь вот о чем. Снимал Миха квартиру. На севере Москвы. С женой развелся и так вот и жил на съемной площади. Причем разлагался (в нравственном смысле) человек прямо на глазах – пил люто, орал, куролесил. Лифта в доме не было – так он ссал прямо на лестницах и площадках. Не то, чтобы очень хотелось – просто из хулиганских побуждений. (А на службе, между прочим, считался ответственным, исполнительным сотрудником. В меру инициативным даже – так у него в характеристике было написано.) А оргии такие устраивал, что Гелиогабал от зависти даже покурить не смог бы – сигарета вывалилась бы из дрожащих пальцев. Приводил Миха своих девок и они отрабатывали по полной. Тоже пили, люто орали, куражились. Проститутки – они ж краев не видят, живут как последний раз.

И все эти гелиогабальства, конечно же, очень мешали аборигенам, особенно старушкам – ни поесть спокойно, ни поспать, ни телепередачу интересную посмотреть – шум, гам, блевня по окнам – с пятого этажа по первый. Драки. Коллектив-то женский. Судьбы у всех непростые… Как начнут пьяные девки друг дружку голышом гонять по подъезду - чудовищное зрелище. Кажется, что уж лучше с пейсами да в лапсердаке по Мюнхену в хрустальную ночь прогуляться…

А подъездные бабки – они же люди с активной жизненной позицией. Все россияне такие были бы – и ВВП к ноябрю уже удвоили, и Антарктиду пингвинам бы не отдали (это аллегория такая, для политкорректности…). Конечно, старухи жаловались и хозяину квартиры, и в ЖЭК, и в милицию. Но деньги и ксива полковничья - настоящая лампа Аладдина нашего времени. После ухода очередного смазанного должностного лица Миха говорил: «Вот что крест животворящий делает!». И старушкам казалось, что нет на него управы…

***
И…
Одним прекрасным сентябрьским вечером купил Миха арбуз. День был жаркий, окно на кухне открыто. Поставил он арбуз на подоконник, а сам пошел в комнату ругаться с одной из своих шлюх, Люськой, – какой-то фортель она отчебучила в ночную смену (ага, у шлифовального станка…). Наорал на нее – типа, какого, мать твою, ты о себе возомнила? Она ему – да иди ты… вот и поговорили…

Миха дверью в комнату хлопнул, пошел на кухню, достал 0,5 и высосал до дна. Потянулся к плите за чайником, запить чтобы. И окно закрыл. Кухня-то маленькая. Как говорится – или окно откроешь, или холодильник. Арбуз и полетел вниз, разбился о козырек подъезда, обдал красной дрисней с косточками всю кодлу старушек на лавочке. Какой же они подняли вой! Задрали свои рыльца к небу и завопили как ревун гражданской обороны. Миха (вот наивный человек!) подумал: «у меня же был арбуз!» и глянул в окно. Тут его и попалили. Арбуз переполнил мочевой пузырь старушечьего терпения. Словосочетание «недоношенный разъебай» было самым любезным из всей симфонии возмущения. Миха уже был изрядно пьян и высунул в окошко… нет, не половой член (какие же, однако, вы фантазеры!), а пистолет Макарова с понтом «перрррестррреляю всех, сссуки!». Перестрелять-то он никого не смог бы, потому как не знал даже где у макара предохранитель.

Но старушки кинулись врассыпную и, как хорошо обученный взвод бундесвера, залегли за кустами. Одна бабка с клюшкой противоснайперским зигзагом ворвалась в подъезд и позвонила 02. Поскольку в вызове фигурировало огнестрельное оружие, примчался не обычный патруль, а летучие обезьяны из СОБРа. Миха не успел даже спросить «кто там?», как уже валялся под вынесенной дверью со скрученными ластами Читать далее...

Моих волнений море разливанное
Под зноем страсти Вам не осушить.
Хотите знать какой? Немного странный я –
В душе богатство, за душой гроши.

Моих сомнений бездна непроглядная
Для Вас, увы, космическая глушь.
И говорить словами заурядными
Не надо мне спасительную чушь.

Моих исканий роща заповедная
Для Вас мираж во сне и наяву.
И чувства наши в стонах исповедуя
Не стройте грез. Я просто Вас ебу!

Вниз упал канатоходец
Он теперь смешной уродец."
Я сидел в парке Дзержинского (ныне Останкинский) за негустым кустиком с выпученными от страха глазами. Что я делал там сидя и, с выпученными глазами, ранней весной? Неправильно, я не срал, как вскрикнуло большинство. Хотя сидеть в парке в тёплую погоду и срать под кустами, несомненно, занятие достойное и мной всячески поощряемое, приятно осознавать, что минут через семь, подслеповатая старушка наступит в едва курящиеся какашки прохудившимся ботинком, или маленькая девочка с размаху упадёт лицом в обманчиво окаменевшую лепёху. Я просто сидел и боялся. Понимаете, я очень люблю себя и поэтому боюсь умереть. Умереть, по-моему - это очень не приятно. Не прикольно как-то. А вы как думаете? Страшно интересуюсь чужими мнениями. По моему это вообще очень большой облом, большего облома и представить себе трудно. Заколотят в ящик и зароют в землю. Разве не глупо? Очень глупо. Или ещё чего хуже - сожгут, это вообще не приятно, кошмар какой-то (называется кремация). Кто ж за меня напишет замечательные стихи? Кто будет тусоваться с моими весёлыми и добрыми друзьями, хохотать и курить шишки? Кто прохладное винцо жарким утром за меня пить будет?

И ведь, наконец, кто-то другой, а вовсе не я, будет вводить свой жирный член в нежную писю моей девушки, и засовывать ей в попу пальчик. Кто будет заботиться, и помогать моему дедушке - ветерану двух страшных войн, и бабушке - немощному доктору филологии? А прелесть неистовых похмельных мастурбаций, когда неудержимое воображение лихорадочно проносится по вчерашним упущенным возможностям и в клочья рвёт возбуждающую одежду, забывая одеть презерватив?

Множество, конечно, всяких радостей обломается, их столько много и так они у каждого разнообразны, что перечислять нет смысла.

:Стонущий, с оторванными яйцами, дезертир Маресьев все-таки упорно полз в направлении далёкой деревни, откуда доносился тонкий, заманчивый запах куриного бульона. Он был страшно голоден и холоден, хотя день назад и застрелил напавшего на него беззащитного медведя-шатуна, высосал из него кровь, быстро отъел заднюю лапу и шумно уполз в кусты. Уже через пол года, после госпиталя, Маресьев снова был в строю и бесстрашно летал уже с новыми, деревянными яичками. Счастье или курьёз? Авиация;

Я хотел бы, что б после смерти из меня сделали мумию, с большим членом (как живым! хотя можно и деревянный) и приводили ко мне молоденьких девушек лишать их девственности. Так хочу я приблизиться к А. Маресьеву. Это было бы достойным завершением жизненного поприща. Ну, или хотя бы чучело, но тоже с хуем. И чтоб вместо глаз лампочки разноцветные вставили. Но ведь не сделают, не вставят. Скажут - "Да ты хто такой? Да пошел ты нахуй! " Завернут в целлофановый пакет и бросят в тихую речушку. Не приятно, а хули, поделаешь, плыви милый друг, плыви, пусть убаюкивает тебя ласковый плеск неспешных волн, наслаждайся покоем, ты его давно заслужил! А через недельку у меня во рту и заднем проходе заведутся тысячи бледных любознательных червячков, а утки выщиплют мои светлые очи. Не красиво, не эстетично, а я ведь эстет. Как непосредственен моряк в беспутных волнах неуёмных! Хоть бы рогожкой прикрылся аль драповой сетью. В декабре я застучал ФСБ одного таджика, который обширно торговал в нашем районе белым, в апреле его приняли, недолго присматривались. Хорошо ли я поступил? По-моему хорошо, хотя у него трое детей, но с другой стороны у него были связи в местной милиции. Не успел уже подстраховаться. Некоторое время я скверно спал, представлял как его сейчас там бьют и пытают, волновался за таджика, потом, конечно же, всё эти пошлости прошли. Теперь, порой, встречу на рынке его грустную жену с детишками и подумаю - "Бог дал, бог взял, милая, на всё, понимаешь ли, найдётся воля аллаха (и скромное доброхотство русского человека)! " А жена, кстати, ничего, симпатичная - "Пришла беда растворяй свои ворота! " - гласит ещё одна удивительно практичная славянская пословица. Таджичка и по-русски может, даром, что неуч бестолковая. Природная сметливость, народное чутьё, блядь. Учу, играючи, таджикский, винишко пью, гуся тяну. Благо живёт в соседнем доме. Скоро, скоро;

Знаете, почему я обожаю насекомых - цикад всяких, кузнечиков, стрекоз- щелкунчиков, богомолов, малярийных комаров, бабочек и поющих сверчков? Потому, что я не убиваю их, нет, ни в коем случае, никогда! Смешны порой малые человечьи слабости!

Один мой старинный приятель как-то не заметно стал гомиком (какое уютное это всё-таки слово, так и норовишь примерить!), теперь он два раза в год катается на горных лыжах, зимой посещает душные страны, у него красный спортивный автомобиль, респектабельная наружность, интересная работа - странно, не правда ли, откуда всё это? Бог послал, говорят знающие люди. Приходится доверять авторитетам, хотя я и нигилист. Или не верите? Проведите эксперимент, скорее всего, у многих получится.

У меня холодные пятки и умная голова, что это может означать? - пятки не потеют, голова не варит. Читать далее...

Дадли быстро нашел самую большую в мире змею. Она была настолько длинной, что могла дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такой сильной, что могла раздавить его в лепешку…
Дж.К.Роллинг
«Гарри Поттер и философский камень»

Сидим с другом пьем пиво. Звонит его четырехлетний сын и спрашивает, отчего ребенки быстрее растут – от мясного фарша для котлет или от сыра. Счастливый отец, зажимая рукой трубку, передает мне вопрос сына и, четко произнося слова, поясняет, похоже и для меня и для него, что фарш калорийнее, потому дети от него растут быстрее, но сырЫм его есть нельзя, надо, чтобы мама пожарила котлет. Сын переспрашивает, можно ли есть сырой фарш животным, папа, не видя подвоха, отвечает, что животным – можно, а маленьким мальчикам – нельзя. После этого он переводит взгляд на меня, отхлебывает пиво и рассказывает, какой у него умный сын, как он быстро соображает, а ведь ему всего четыре года. Он разговаривает с ним, как с взрослым, все ему объясняет и занимается с ним восточными единоборствами. А чтобы парень рос с чувством любви к окружающему миру, он дома развел целый зверинец – попугай, морская свинка, чиа-хуа-хуа (говорят, что это собака, но это неправда – читай у Пункта) и последнее приобретение двухдневной давности – почти метровый уж с террариумом, близким к реальному месту обитания.

Допиваем пиво и идем к другу домой на новой большой плазме смотреть хоккей. Заходим в зал, где сынишка незадолго до нашего прихода смотрел первую часть «Гарри Поттера». Друг гордо кивает мне на сына – мол, гляди, такой маленький, а сам управляется со сложной техникой, треплет его по голове и неожиданно орет: «ЁБ ТВОЮ МАТЬ!!!». Обычно он вообще никогда не ругался, а уж тем более в присутствии своего сына. Заглядываю за плечо друга и вижу в руках ребенка что-то похожее на старую ливерную колбасу, а, приглядевшись, понимаю, что это уж, но гипертрофированно раздутый чем-то комковатым изнутри. Чуть поодаль вижу полупустую кастрюлю с мясным фаршем и понимаю, чем раздуло бедное животное.

На вопрос о происшедшем еле сдерживающегося отца, сын поясняет, что до того, как мама ушла к соседке за мукой для обваливания котлет (а там зацепилась языками с соседкой и застряла на полчаса), он поинтересовался у нее, почему в фильме про Гарри Поттера в террариуме был такой большой уж, а у них маленький. Мама сказала, что уж будет хорошо и много кушать и вырастет большой, как в фильме и ушла. Дело завершил папа по телефону, сделав за сына выбор между имеющимся на столе сыром и фаршем.

Ужик не очень хотел кушать фарш и становиться большим, но сынок (физически развитый благодаря папе мальчик) стал проталкивать фарш пальцем в рот ужику, пока не заполнил его полностью и фарш перестал влазить.

Не знаю, чего и куда папа натолкал маме (я ушел смотреть хоккей к себе домой), но думаю, что в этот вечер тема ебли в их семье была полностью раскрыта.

В некотором царстве в тридевятом государстве жил да был добрый молодец. Жил себе не тужил – собою пригож, умом не обижен, с удачею дружен, девками любим, в деньгах не стеснен. Звали его старинным именем Субфульментос.

Жить бы Субфульметосу, да радоваться, но только случилось ему влюбиться в одну девушку по имени Рима. Запал не на шутку - ночами не спит, днем не ест, вечерами в кабаках не гуляет – все о любимой думает. Стал Субфульметос Риме знаки внимания оказывать - подарки дарить, в кино приглашать, в кафе водить, ухаживать, одним словом, так, как в тех краях было принято. Рима подарки принимала, кино смотрела, пирожные кушала, но ни взглядом ласковым, ни поцелуем невинным ответного расположения влюбленному в нее юноше не высказывала.

Субфульметос обо всем на свете забыл, кроме своей возлюбленной, дня не проходило, что бы он Риме в любви не признался, руку и сердце не предложил или хотя бы не напомнил о своих чувствах присланным букетом цветов. Рима на все признания несчастного влюбленного отвечала с ласковой улыбкой, что не готова пока ответить взаимностью, что Субфульментосу нужно набраться терпения и подождать пока она в своих чувствах определится.

Минул год, наш бедный молодой человек извелся в конец, осунулся весь, в глазах блеск нездоровый появился. Одним вечером, во время очередного свидания с Риммой, бросился он перед ней в очередной раз на колени и взмолился: «Рима, любовь моя, убей меня или дай счастье! Я ведь на все согласен, что бы только быть с тобой!». Девушка улыбнулась, но не такой улыбкой, как всегда, а как-то по-особому, загадочно, и переспросила: «На самом деле, мой милый друг, на все готов?» Субфульментос воскликнул «Клянусь, на что угодно! Только бы быть всегда с тобой, быть твоим!».

«Хорошо, да будет так!» - Рима взмахнула рукой, и в тот же миг Субфульментос превратился в маленькую серенькую птичку. Взяла Рима птичку –Субфульментоса в ладони, поцеловала нежно, а после засунула под юбку и запустила себе в пизду.

И стал Субфульментос жить у своей любимой ведьмы в пизде. По ночам спал, днем по окрестностям летал, в окна заглядывал. Забудет кто-нибудь у открытого окна колечко с камушком или сережки золотые – Субфульментос схватит драгоценность и несет ее Риме.

Рима подаркам радуется, воришку пернатого хвалит, называет словами ласковыми и от того и самому Субфульментосу радостно становится. Ведьма в пизду птичку впускает, Субфулментос крылышками там трепещет, и от этого Рима стонет сладостно, кончает бурно, а душа Субфульментоса к райским вершинам уносится: «Она меня любит! Я с ней одно целое! О любовь, как ты прекрасна!»

День проходил за днем, месяц за месяцем, и был бы Субфульментос совершенно счастлив, если бы не некоторые неприятные моменты. То, что в пизде тесно, мокро, и запахи, хоть и любимые, слишком уж густы, было бы полбеды, но Рима оказалась большой любительницей до мужского пола. Принимала она любовников не счесть, и хорошо, если днем, а то ведь и ночами, когда Субфульментос был «дома», Рима не гнушалась предаваться со своими хахалями утехам плотским. Туго приходилось Субфульментосу – пару раз, когда мужское достоинство Риминых еборей оказывалось особенно больших размеров, несчастному птаху днями приходилось отлеживаться – помятые бока и крылья залечивать. Но больше, чем раны, терзали нашего героя муки ревности – места себе не находил, извелся весь. Рима же на обиженное чириканье своего «жильца», отвечала со своей обычной улыбкой: «Милый мой, это у меня так, баловство, а люблю я только тебя, мы с тобой одно целое, мы близки, как ни кто до нас близок не был, так что не стоит омрачать нашу неземную любовь таким диким и глупым чувством, как ревность». Субфульментос мучился, плакал, но терпел все ради тех минут, когда Римин сок заливал его во время «любовных порханий», ради голоса ее ласкового, ради теплоты ее ладоней и ради ее поцелуев, коими награждала Рима своего необычного любовника за подарки у соседей сворованные.

Как то раз принес Риме Субфульментос очередное колечко, но Рима не обрадовалась, дарителя не обласкала, не похвалила, а, напротив, попеняла грустно: «Разлюбил ты, меня, милый, совсем! Носишь мне всякий сор – колечки копеечные, сережки распаренные. Разве я, твоя любовь и твоя судьба, не достойна большего?» Расстроенный Субфульментос всю ночь не мог уснуть, думал, как свои чувства, доказать, как Риму порадовать, ее улыбку лучезарную заслужить.

На утро полетел Субфульментос к королевскому дворцу. Летал вокруг дворца, пока не заметил, что в опочивальне королевы лежит на столике прикроватном колье невиданной красоты – алмазами переливается, рубинами таинственно блестит, сапфирами голубыми улыбается. И как кстати – окно в приоткрыто – залетай не хочу. Влетел в комнату влюбленный дурачок, лапками вцепился в драгоценную вещь, - крылышками машет отчаянно, тужится, но ни то что бы унести, а даже оторвать от столика тяжелую добычу не может. Не по плечу ноша оказалась, отступиться бы, да только Субфульментос не отступается, пыжится, об Читать далее...

Как-то Еноту приснился страшный сон. Сон был настолько страшный, что Енот стал бояться спать. Ляжет, бывало, поерзает на кровати и вдруг задумается о сне.

- А вдруг он мне опять приснится? - Шепотом сам себе говорил Енот, дабы разбавить угнетающую тишину комнаты. - Это ведь очень страшный сон, я не хочу его снова увидеть.

Как только Енот переставал сам с собой говорить, ему тут же слышился какой-то шкребет, шуршание, шелест, доносящийся из разных углов комнаты.

- Я тебя не боюсь, я тебя не боюсь... - Подбадривал себя Енот, уткнувшись носом в стенку. И тут произошло Это.

Стоит сказать, что Это раньше никогда не происходило. Ну, может и происходило когда-то с кем-то, но с Енотом Это точно не происходило.

- Ты кто? - Дрожащим голосом спросил Енот.
- Я Это! - Угугукнуло Это.
- Т-т-т-ты что здесь делаешь? - Енот прижал уши и расширил глаза, глядя на Это.
- Я произошло! - Громко сказало Это. Причем оно так громко сказало, что Енот невольно подпрыгнул и шерсть его вздыбилась, а по белым полоскам на животе побежали мурашки.
- М-м-м-м... К-к-к... З-з-зачем? - От страха еле выговорил Енот.
- Эм, ну как тебе сказать. - Спокойным задумчивым голосом сказало Это. - Даже и не знаю. Просто произошло и всё. Разве я не могу просто так произойти?
- Я не знаю, - все еще с опаской сказал Енот, - наверное можешь. А ты специально меня пугало?
- Я не пугало. Я произошло! У-у-у-уу! - Эхо, пронесшееся по всем углам комнаты, заставило съежиться Енота в мохнатый клубок. Он закрыл глаза лапами и вдруг его осенило.
- Ха! Я тебя не боюсь! - Енот громко крикнул.
- Уу-у-у-у? - Удивленно стихло Это, явно не ожидая такого поворота событий.
- Да! - Енот радостно крикнул еще громче. - Тебя уже нет! Тебя нет! Не-е-е-е-ет! - Енот спрыгнул с кровати и стал отбивать чечетку. Хотя это вовсе и не чечетка была, потому что Енот был в одних лапах.
- Как это меня нет? - От удивления Это проговорило совсем тихо.
- А вот так! - Енот прыгал по полу. - Тебя нет, потому что ты уже произошло! Ты ведь само сказало, что произошло, да?
- Ну да... - Сконфузилось Это.
- Ну так вот, значит тебя нет! - Енот победоносно постучал по белым полоскам на животе, разгоняя мурашек. - Произошло-о-о! Произошло-о-о-о!
- А ведь верно... - тихо-тихо сказало Это. - Ну, ладно тогда.
- Ха! - Енот радостно танцевал и так увлекся этим занятием, что не заметил как Это произошло.

Затем Енот успокоился, попил крапивного сока и лег на кровать, тихонько и не без радости говоря самому себе:
- Теперь-то я знаю, что Это произошло.

И спал Енот крепко и видел радостные сны.

Это цитата сообщения serghei_spravedlivii Оригинальное сообщение

Я лежал на небольшом уютном диванчике и пытался писать. Был вечер. За стеной шумно трахались, и я был просто переполнен ненавистью. "Сука! Чертова сука!" Мне необходимо было вдохновение. Но в голову не приходило ни одной мысли. "Ну давай же ну давай ЗАСАДИ МНЕ ПОГЛУБЖЕ!" И вот так практически каждый вечер. "Грязная блядь, тебе нравится, когда тебя дерут в задницу?" Я скрипнул зубами. "О да да да КОНЕЧНО! Ох боже мой!" Странно. Я хочу сказать, довольно необычно. У меня начал вставать. Я же ненавижу этих тварей! С другой стороны… "Сейчас я придушу тебя, дрянь!" Черт, это начинает становиться интересным. "Если хочешь, убей меня, Джонни, умоляю тебя, убей! Только НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!" Хо-хо! Я медленно расстегнул ширинку и запустил руку в трусы. "Подставляй рот, ты, мразь! Я кончу тебе в рот, и ты должна сказать "Спасибо", когда будешь жрать мою сперму!" Каково! Этот парень мог бы получить Пулитцеровскую премию, если бы постарался. Я ускорил темп. "АААААААА!!! Ну же, сука, ну!" "Да, да, ДА!" Ба-бах! Как будто кто-то устроил небольшой фейерверк. Я обильно кончил, перемазав дорогую обшивку дивана. "И?" "Ох, Джонни, спасибо, спасибо! Я тебе так благодарна!" "А теперь иди вымой свою пизду и почисти зубы. Мне неохота находиться рядом с вонючей мразью". Этот парень действительно груб. Бабы от этого тащатся. Я еще немного повалялся, позволив нести себя ленивому потоку мыслей... Вдруг что-то вырвало меня из состояния полудремы. Я понял, что должен сделать. Пять секунд - и вот я уже у дверей соседской квартиры. Звонок, разумеется, не работал. Тук-тук-тук. Дверь распахнулась, и на пороге появился он. Мачо. Конечно же, он весь порос жестким курчавым волосом. Я так и думал. Маленькие свинячьи глазенки, большой пористый нос, полуоткрытый рот - классический случай. Плюс ко всему он был голый. Но и это меня не удивило. У меня была цель.
- Здравствуйте, я ваш сосед из тридцать второй квартиры.
- Ну и че?
- Знаете, я писатель.
- Не ебет.
- На протяжении последних нескольких месяцев я пытаюсь писать роман. Для меня это очень важно. Вы не могли бы поменьше шуметь по вечерам? Шум мешает мне сосредоточиться.
- Ах ты мудак! Ты что хочешь сказать? Я буду ебаться и бухать когда захочу и как захочу, и вся полиция штата не сможет заставить меня перестать!
- Но послушайте…
- Заткни пасть, уебок! Не зли меня! Я очень нервный!
- Я это заметил.
Через его плечо я заглянул в квартиру. На кровати в полном изнеможении лежала женщина. Ее ноги были широко раздвинуты. Даже на таком расстоянии, казалось, можно было почувствовать жар, исходящий из ее вагины. Мужик проследил за моим взглядом и ухмыльнулся.
- Нравится сучка? Да, такой бы и сам Джизус не побрезговал!
Женщина и вправду была удивительно красива. Что она делает здесь, с этим ничтожеством?
Ничтожество тем временем продолжало:
- Послушай, мужик, я на тебя, в общем-то, не сержусь. И даже готов сделать тебе одолжение. Всего двадцатка - и можешь делать с ней все, что захочешь. Я сейчас испытываю недостаток наличности. А жажда, которая мучает меня…
- Вы хотите выпить?
- А ты умный ублюдок, мать твою! Да, я бы не отказался от бутылки вискаря!
- Если вы не сочтете это неудобным, мы могли бы перейти ко мне в квартиру. Там в баре можно подыскать что-нибудь на ваш вкус. У меня довольно большой ассортимент спиртного.
- Слушай, мужик, а ты не такой уж мудак, каким показался мне сначала! Пойдем-ка промочим горло!
Мы вышли на лестничную площадку и перешли ко мне в квартиру. Мой сосед по-прежнему был абсолютно голый.
- Вы бы накинули на себя что-нибудь…
- А что, ты смущен видом голого мужика? Никогда не видел НАСТОЯЩЕГО БОЛЬШОГО ХУЯ?
И он потряс своей мотней. У него были огромные фиолетовые яйца. Ужас.
- Кстати, мужик, мне кажутся подозрительными эти пятна на твоей одежде. Больно уж смахивают на сперму. - Он принюхался. - Так и есть, сперма! Да ты грязный тип, - удивленно протянул он, оглядывая меня с ног до головы. - Небось драчил, пока я присовывал своей бабе? Ну же, колись!
- Нет, что вы…
- Ты, значит, писатель-онанист? Редкий тип!
Откуда-то в нем обнаружилось чувство юмора. Я ощущал некоторую неловкость.
- Ну да ладно, я не сержусь. Пойдем наконец выпьем, онанюга! Ха-ха-ха!
Он просто давился смехом. Тут его взгляд упал на дверцы бара, и он мгновенно утих. Глаза его загорелись, как у ребенка перед новогодней елкой, и дрожащими руками он медленно открыл дверцы.
- Ух ты! Вот это джекпот! - Он поглаживал бутылки. - Джонни… Джек… Старые друзья… А ты, видно, тоже не дурак выпить, - он начал оборачиваться ко мне, но не успел завершить оборот. Я со всей силы опустил ему на голову литровую бутылку "Бифитера". Всегда любил этот джин.
Я аккуратно составил все бутылки обратно в бар, затем принес с кухни скотч и обмотал соседа с головы до ног, оставив открытыми лицо и задницу. Подумав, я вернулся на кухню и захватил кое-какие инструменты. Сел и стал ждать, когда мой гость очнется.
Наконец, он застонал и открыл глаза.
- Что за хуйня? - недоуменно Читать далее...

А сейчас несколько рецептов египетской кухни.
Мункачина
апельсины - 3 шт. лук репчатый - 2 луковицы, оливки - 125 г, соль, перец, растительное масло - по вкусу
Апельсины очистить, удалить пленки с долек и нарезать тонкими круглыми ломтиками. Лук порезать тонкими кольцами. Из оливок удалить косточки. Все смешать, добавить растительное масло, посолить и посыпать перцем по вкусу

Плов по-египетски
рис вареный - 1 стакана, сливочное - 80-100г, лук репчатый - 1 небольшая луковица, печенка куриная - 100г, ветчина - 100г, грибы - 120г, бульон - 1 стакан, соль - по вкусу
Обжаренный (без масла) отварной рис, нарезанную ломтиками и припущенную с маслом куриную печенку, нарезанную кубиками вареную ветчину и нарезанные ломтиками свежие грибы перемешивают, заливают горячим бульоном или водой, доводят до кипения, солят и тушат под крышкой в жарочном шкафу 15-18 мин.

Рыба по-египетски
рыба - 400г, масло растительное - 3-4 ст.л., миндаль - 4 ст.л., изюм - 2 ст.л., помидоры - 3 шт., перец молотый красный, соль - по вкусу
Рыбу чистят, тушку надрезают, натирают солью и перцем, кладут в сотейник, заливают растительным маслом и жарят в духовке при умеренной температуре, время от времени поливая маслом. Орехи и изюм слегка обжаривают в масле, добавляют томаты и тушат пока томаты не распарятся. Протирают через сито и проваривают до загустения массы. Перед подачей рыбу, уложенную на блюде, заливают полученным соусом.

Это цитата сообщения serghei_spravedlivii Оригинальное сообщение

Я лежал на небольшом уютном диванчике и пытался писать. Был вечер. За стеной шумно трахались, и я был просто переполнен ненавистью. "Сука! Чертова сука!" Мне необходимо было вдохновение. Но в голову не приходило ни одной мысли. "Ну давай же ну давай ЗАСАДИ МНЕ ПОГЛУБЖЕ!" И вот так практически каждый вечер. "Грязная блядь, тебе нравится, когда тебя дерут в задницу?" Я скрипнул зубами. "О да да да КОНЕЧНО! Ох боже мой!" Странно. Я хочу сказать, довольно необычно. У меня начал вставать. Я же ненавижу этих тварей! С другой стороны… "Сейчас я придушу тебя, дрянь!" Черт, это начинает становиться интересным. "Если хочешь, убей меня, Джонни, умоляю тебя, убей! Только НЕ ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!" Хо-хо! Я медленно расстегнул ширинку и запустил руку в трусы. "Подставляй рот, ты, мразь! Я кончу тебе в рот, и ты должна сказать "Спасибо", когда будешь жрать мою сперму!" Каково! Этот парень мог бы получить Пулитцеровскую премию, если бы постарался. Я ускорил темп. "АААААААА!!! Ну же, сука, ну!" "Да, да, ДА!" Ба-бах! Как будто кто-то устроил небольшой фейерверк. Я обильно кончил, перемазав дорогую обшивку дивана. "И?" "Ох, Джонни, спасибо, спасибо! Я тебе так благодарна!" "А теперь иди вымой свою пизду и почисти зубы. Мне неохота находиться рядом с вонючей мразью". Этот парень действительно груб. Бабы от этого тащатся. Я еще немного повалялся, позволив нести себя ленивому потоку мыслей... Вдруг что-то вырвало меня из состояния полудремы. Я понял, что должен сделать. Пять секунд - и вот я уже у дверей соседской квартиры. Звонок, разумеется, не работал. Тук-тук-тук. Дверь распахнулась, и на пороге появился он. Мачо. Конечно же, он весь порос жестким курчавым волосом. Я так и думал. Маленькие свинячьи глазенки, большой пористый нос, полуоткрытый рот - классический случай. Плюс ко всему он был голый. Но и это меня не удивило. У меня была цель.
- Здравствуйте, я ваш сосед из тридцать второй квартиры.
- Ну и че?
- Знаете, я писатель.
- Не ебет.
- На протяжении последних нескольких месяцев я пытаюсь писать роман. Для меня это очень важно. Вы не могли бы поменьше шуметь по вечерам? Шум мешает мне сосредоточиться.
- Ах ты мудак! Ты что хочешь сказать? Я буду ебаться и бухать когда захочу и как захочу, и вся полиция штата не сможет заставить меня перестать!
- Но послушайте…
- Заткни пасть, уебок! Не зли меня! Я очень нервный!
- Я это заметил.
Через его плечо я заглянул в квартиру. На кровати в полном изнеможении лежала женщина. Ее ноги были широко раздвинуты. Даже на таком расстоянии, казалось, можно было почувствовать жар, исходящий из ее вагины. Мужик проследил за моим взглядом и ухмыльнулся.
- Нравится сучка? Да, такой бы и сам Джизус не побрезговал!
Женщина и вправду была удивительно красива. Что она делает здесь, с этим ничтожеством?
Ничтожество тем временем продолжало:
- Послушай, мужик, я на тебя, в общем-то, не сержусь. И даже готов сделать тебе одолжение. Всего двадцатка - и можешь делать с ней все, что захочешь. Я сейчас испытываю недостаток наличности. А жажда, которая мучает меня…
- Вы хотите выпить?
- А ты умный ублюдок, мать твою! Да, я бы не отказался от бутылки вискаря!
- Если вы не сочтете это неудобным, мы могли бы перейти ко мне в квартиру. Там в баре можно подыскать что-нибудь на ваш вкус. У меня довольно большой ассортимент спиртного.
- Слушай, мужик, а ты не такой уж мудак, каким показался мне сначала! Пойдем-ка промочим горло!
Мы вышли на лестничную площадку и перешли ко мне в квартиру. Мой сосед по-прежнему был абсолютно голый.
- Вы бы накинули на себя что-нибудь…
- А что, ты смущен видом голого мужика? Никогда не видел НАСТОЯЩЕГО БОЛЬШОГО ХУЯ?
И он потряс своей мотней. У него были огромные фиолетовые яйца. Ужас.
- Кстати, мужик, мне кажутся подозрительными эти пятна на твоей одежде. Больно уж смахивают на сперму. - Он принюхался. - Так и есть, сперма! Да ты грязный тип, - удивленно протянул он, оглядывая меня с ног до головы. - Небось драчил, пока я присовывал своей бабе? Ну же, колись!
- Нет, что вы…
- Ты, значит, писатель-онанист? Редкий тип!
Откуда-то в нем обнаружилось чувство юмора. Я ощущал некоторую неловкость.
- Ну да ладно, я не сержусь. Пойдем наконец выпьем, онанюга! Ха-ха-ха!
Он просто давился смехом. Тут его взгляд упал на дверцы бара, и он мгновенно утих. Глаза его загорелись, как у ребенка перед новогодней елкой, и дрожащими руками он медленно открыл дверцы.
- Ух ты! Вот это джекпот! - Он поглаживал бутылки. - Джонни… Джек… Старые друзья… А ты, видно, тоже не дурак выпить, - он начал оборачиваться ко мне, но не успел завершить оборот. Я со всей силы опустил ему на голову литровую бутылку "Бифитера". Всегда любил этот джин.
Я аккуратно составил все бутылки обратно в бар, затем принес с кухни скотч и обмотал соседа с головы до ног, оставив открытыми лицо и задницу. Подумав, я вернулся на кухню и захватил кое-какие инструменты. Сел и стал ждать, когда мой гость очнется.
Наконец, он застонал и открыл глаза.
- Что за хуйня? - недоуменно Читать далее...