Мои публикации в Instagram за 9 декабря 2021
lj_paslen
10-12-2021 00:02
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 8 декабря 2021
lj_paslen
09-12-2021 00:12
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 7 декабря 2021
lj_paslen
08-12-2021 00:09
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 6 декабря 2021
lj_paslen
07-12-2021 00:10
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
146. Окно в октябрь. АМЗ, Чердачинск + Москва, Сокол
lj_paslen
06-12-2021 03:41
Даже если приезжаешь на месяц, то есть, живёшь на новом месте достаточно долго, то не перестаёшь теребить сумки, мысленно укладывая в них покупки, рассчитывая тарифы обратной поездки...
...даже если речь идёт не о предметах (книги я всегда посылаю посылкой, да-да, я не только смотрю шоу "Голос", что стало для многих шоком, но и частенько хожу на почту - я же люблю попадать внутрь аутентичных и "старинных", более не существующих ландшафтов и территорий, а многие почты, вот, например, как наша, в посёлке, до сих пор сохранились в нетронутости), но о впечатлениях.
Речь идёт о запасах, сделанных на потом - о впечатлениях, что хоронятся до момента распаковки.
Хотя бы для распаковки внутри описания, например, в ЖЖ...
...что и выдаёт, косвенным, но самым что ни на есть верным способом, где находится магнит, называемый (идентифицируемый) домом.
Дело даже не в том, что рачительный хозяин живёт по принципу "всё в дом, всё в семью"...
Дело в самом способе потребления, который может восприниматься временным и промежуточным, что-то вроде перекуса на бегу, а может быть намеренно замедленным и нарочито спокойным.
Но только второй способ такого потребления можно воспринять как радость потребления для себя - раз уж она прошла через слои отсеивания и выбора, сохранила свежесть в другом месте, куда рассчитываешь вернуться, так как многое (да почти всё) съедается автоматически, на ходу, исходя из умозрительных заключений, сделанных заранее и сугубо теоретически - вот как список выставок, составленных мной ещё ведь в Чердачинске.
Это, таким образом, вновь возникает тема "двух городов" и "двух стенограмм" - двух автономных процессов авторской сосредоточенности, проживаемых в Чердачинске и в Москве, к которым я приписан биографией и даже, не побоюсь этого громкого слова, судьбою.
Тема, ставшая если не болезненной, то заострённой из-за разности привычек (от читательских до пищевых) и уровней культурного моря - в том числе и внутренней линии интеллектуального океана, в котором растворяются, точно в Солярисе, всё, что мы набираем с собой по жизни.
Если долго сидишь на одном месте (в Чердачинске я пробыл четыре месяца, а до этого, если небольшой перерывна обед брать - целых семнадцать месяцев пандемического уединения) то перепады образов жизни, выпадающих на зрелые годы опытного наблюдателя, способны поставлять бесконечное количество материалов для всяческого сравнения -
- оно важно не само по себе, но для выявления истинных ценностей.
Оно важно для определения кризисных зон...
Оно важно для очищения от наслоений и для понимания себя, то есть, того, что не заёмно, но действительно нужно.
Ведь пока врастаешь на АМЗ во временное состояние (или то, что кажется промежуточным и непостоянным), оно, внезапно начинает замещать московские картинки, некогда бывшие сутью жизни, настоящим настоящим, переходя, таким образом, в незаконченное прошлое.
Вот, оказывается, как интересно: Москва в моём сознании связана с незаконченным прошлым, как любые территории, зависимые от влияния других людей.
Прошлое - это другие.
Будущее - это одиночество, в котором нет вообще никого: все давным давно отстали, раз уж твой личный маршрут вбок повторить никому невозможно по определению.
Вбок этот у каждого свой, по своим, сугубо индивидуальным градусом.
Настоящее - это ты сам, замеченный собой в полноте и насыщенности переживаний.
Но такое настоящее возможно только в тишине пониженного тонуса жизни: я уже много раз объяснял, что писатели неслучайно едут в дома творчества, чтобы понизить уровень интересности жизни ниже интересности уровня текста, только тогда и можно написать что-то путное, не отвлекаясь на досужие развлечения, которые жизнь подбрасывает с занудством профессионального аниматора.
Писательская работа продуктивнее всего протекает в пустоте, невозможной в Москве, переполненной событиями, видимостями событий и людьми.
Как внутри такой мешпухи сосредоточиться на себе, почувствовать границы себя, стать собой?
Тем более, что я привык существовать в состоянии кризиса, постоянно не зная куда и как: мои книги - мосточки по которым можно пройти какое-то время, да попытка почувствовать почву под ногами.
Поэтому иЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Даже если приезжаешь на месяц, то есть, живёшь на новом месте достаточно долго, то не перестаёшь теребить сумки, мысленно укладывая в них покупки, рассчитывая тарифы обратной поездки...
...даже если речь идёт не о предметах (книги я всегда посылаю посылкой, да-да, я не только смотрю шоу "Голос", что стало для многих шоком, но и частенько хожу на почту - я же люблю попадать внутрь аутентичных и "старинных", более не существующих ландшафтов и территорий, а многие почты, вот, например, как наша, в посёлке, до сих пор сохранились в нетронутости), но о впечатлениях.
Речь идёт о запасах, сделанных на потом - о впечатлениях, что хоронятся до момента распаковки.
Хотя бы для распаковки внутри описания, например, в ЖЖ...
...что и выдаёт, косвенным, но самым что ни на есть верным способом, где находится магнит, называемый (идентифицируемый) домом.
Дело даже не в том, что рачительный хозяин живёт по принципу "всё в дом, всё в семью"...
Дело в самом способе потребления, который может восприниматься временным и промежуточным, что-то вроде перекуса на бегу, а может быть намеренно замедленным и нарочито спокойным.
Но только второй способ такого потребления можно воспринять как радость потребления для себя - раз уж она прошла через слои отсеивания и выбора, сохранила свежесть в другом месте, куда рассчитываешь вернуться, так как многое (да почти всё) съедается автоматически, на ходу, исходя из умозрительных заключений, сделанных заранее и сугубо теоретически - вот как список выставок, составленных мной ещё ведь в Чердачинске.
Это, таким образом, вновь возникает тема "двух городов" и "двух стенограмм" - двух автономных процессов авторской сосредоточенности, проживаемых в Чердачинске и в Москве, к которым я приписан биографией и даже, не побоюсь этого громкого слова, судьбою.
Тема, ставшая если не болезненной, то заострённой из-за разности привычек (от читательских до пищевых) и уровней культурного моря - в том числе и внутренней линии интеллектуального океана, в котором растворяются, точно в Солярисе, всё, что мы набираем с собой по жизни.
Если долго сидишь на одном месте (в Чердачинске я пробыл четыре месяца, а до этого, если небольшой перерыв
- оно важно не само по себе, но для выявления истинных ценностей.
Оно важно для определения кризисных зон...
Оно важно для очищения от наслоений и для понимания себя, то есть, того, что не заёмно, но действительно нужно.
Ведь пока врастаешь на АМЗ во временное состояние (или то, что кажется промежуточным и непостоянным), оно, внезапно начинает замещать московские картинки, некогда бывшие сутью жизни, настоящим настоящим, переходя, таким образом, в незаконченное прошлое.
Вот, оказывается, как интересно: Москва в моём сознании связана с незаконченным прошлым, как любые территории, зависимые от влияния других людей.
Прошлое - это другие.
Будущее - это одиночество, в котором нет вообще никого: все давным давно отстали, раз уж твой личный маршрут вбок повторить никому невозможно по определению.
Вбок этот у каждого свой, по своим, сугубо индивидуальным градусом.
Настоящее - это ты сам, замеченный собой в полноте и насыщенности переживаний.
Но такое настоящее возможно только в тишине пониженного тонуса жизни: я уже много раз объяснял, что писатели неслучайно едут в дома творчества, чтобы понизить уровень интересности жизни ниже интересности уровня текста, только тогда и можно написать что-то путное, не отвлекаясь на досужие развлечения, которые жизнь подбрасывает с занудством профессионального аниматора.
Писательская работа продуктивнее всего протекает в пустоте, невозможной в Москве, переполненной событиями, видимостями событий и людьми.
Как внутри такой мешпухи сосредоточиться на себе, почувствовать границы себя, стать собой?
Тем более, что я привык существовать в состоянии кризиса, постоянно не зная куда и как: мои книги - мосточки по которым можно пройти какое-то время, да попытка почувствовать почву под ногами.
Поэтому и
Мои публикации в Instagram за 5 декабря 2021
lj_paslen
06-12-2021 00:04
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 4 декабря 2021
lj_paslen
05-12-2021 00:13
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
«Многообразие. Единство. Современное искусство Европы. Берлин. Москва. Париж» в Западном крыле ГТГ
lj_paslen
04-12-2021 21:36
Я пошёл на эту выставку, открывшуюся в Западном крыле Новой Третьяковки до середины марта, в основном, из-за инсталляции Ансельма Кифера, про которую надо бы, конечно, написать отдельно, да времени нет: в Москве время и есть основной дефицит, напрямую связанный с количеством воздуха и жизненного пространства.
Сделана она (снимки инсталляции см. в самом конце поста) на основе театральной декорации к постановке шубертовского "Зимнего пути" и это словно бы картина, раскладывающаяся на слои: есть сцена с больничной каталкой, на которой лежит проржавленный автомат и ряды кулис, создающие ощущение сходящейся перспективы.
Кифер любит такое - "картины" (хотя то, что художник делает последние десятилетия сложно назвать "холстами" или "картинами" в привычном смысле) часто у него стремятся выйти за свои рамки.
Ну, или же расшириться изнутри, дать дополнительный объём, вот как Лучио Фонтана, который взрезал полотна, чтобы показать, что картина - необязательно плоскость.
Кифер идёт дальше и если методу Фонтана можно сравнить с выступлением солиста, то Кифер подключает к ощущению живописного объёма всю мощь звучания симфонического оркестра.
Целое светомузыкальное облако: все опусы Кифера возникают не только из осадка мировой культуры, всё ещё приходящего в себя после Холокоста (спойлер: полностью оклейматься не получится, но стараться следует), но и, в первую очередь, мета-рефлексии про сущность современного изображения.
С одной стороны, эффектного и широкоформатного (ведь именно так сегодня и должно выглядеть настоящее монументальное искусство), с другой - хрупкого и ранимого, принципиально недолговечного.
Кто-то из коллег напел в ФБ, что нынешняя выставка актуального западного искусства напоминает венецианскую биеннале – так, мол, хорошо и ярко подобраны экспонаты, будто бы в садах Жиардини побывал.
Комплимент красивый, но, на мой вкус, сомнительный, так как в Венеции биеннальные экспозиции, на осмотр которых можно потратить не одни сутки, построена как парад аттракционов.
Когда каждый новый национальный павильон или же очередной закуток Арсенала должен перебить сразу же все предварительные впечатления и предугадать последующие, чтоб хоть как-то остаться в памяти народной.
А иначе любые экспозиционные ухищрения превращаются в серо-буро-малиновые потоки, которые сложно расчленить на составляющие, а не то, чтобы даже и выделить в них персональные вкладыиндивидуальных предпринимателей творцов.
Из-за чего этот чемпионат мира по художественным видам творчества начинает напоминать луна-парк интеллектуальных развлечений, стоящих плотной, почти непроницаемой толпой.
Биеннальная ажитация, распухающая раз от раза всё сильнее и ярче, живет по совершенно автономной какой-то логике экстенсива.
Ее глобальные, глобалистские претензии мало думают о главном герое всего этого интернационального смотра-конкурса – обычном посетителе из числа культурно озабоченных туристов, большая часть которых, впрочем, отдаст предпочтение классике в Галереях Академии и бесконечных церквях.
Лишь самые изощренные и продвинутые из нас способны добраться до окраинного околотка, где, среди деревьев, размещается основная часть павильонов стран-участниц, кучкующихся вокруг общих выставок, посвященных темам очередного конкурсного года.
Вполне возможно, что именно эта изощренность посетителей, умеющих ставить себе цели даже на отдыхе, и помогает освоить и перемолоть бескрайнюю практически программу биеннальных мероприятий, впрочем, выматывающих информационным избытком даже самых стойких и закаленных эстетов из числа профессионального сообщества.
Понятно, впрочем, почему «Многообразие. Единство» напоминает арт-критикам и культурным журналистам выставки в Венеции – какое-то время назад руководство Третьяковской галереи помогло местной арт-сцене преодолеть кризис биеннального движения в России и подобрало под свое крыло проведение Московской международной биеннале современного искусства (ММБСИ).
В стране, где к актуальным культурным процессам относятся с подозрением (хорошо, что не с презрением), лишь государственные учреждения федерального значения с безупречнойЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Я пошёл на эту выставку, открывшуюся в Западном крыле Новой Третьяковки до середины марта, в основном, из-за инсталляции Ансельма Кифера, про которую надо бы, конечно, написать отдельно, да времени нет: в Москве время и есть основной дефицит, напрямую связанный с количеством воздуха и жизненного пространства.
Сделана она (снимки инсталляции см. в самом конце поста) на основе театральной декорации к постановке шубертовского "Зимнего пути" и это словно бы картина, раскладывающаяся на слои: есть сцена с больничной каталкой, на которой лежит проржавленный автомат и ряды кулис, создающие ощущение сходящейся перспективы.
Кифер любит такое - "картины" (хотя то, что художник делает последние десятилетия сложно назвать "холстами" или "картинами" в привычном смысле) часто у него стремятся выйти за свои рамки.
Ну, или же расшириться изнутри, дать дополнительный объём, вот как Лучио Фонтана, который взрезал полотна, чтобы показать, что картина - необязательно плоскость.
Кифер идёт дальше и если методу Фонтана можно сравнить с выступлением солиста, то Кифер подключает к ощущению живописного объёма всю мощь звучания симфонического оркестра.
Целое светомузыкальное облако: все опусы Кифера возникают не только из осадка мировой культуры, всё ещё приходящего в себя после Холокоста (спойлер: полностью оклейматься не получится, но стараться следует), но и, в первую очередь, мета-рефлексии про сущность современного изображения.
С одной стороны, эффектного и широкоформатного (ведь именно так сегодня и должно выглядеть настоящее монументальное искусство), с другой - хрупкого и ранимого, принципиально недолговечного.
Кто-то из коллег напел в ФБ, что нынешняя выставка актуального западного искусства напоминает венецианскую биеннале – так, мол, хорошо и ярко подобраны экспонаты, будто бы в садах Жиардини побывал.
Комплимент красивый, но, на мой вкус, сомнительный, так как в Венеции биеннальные экспозиции, на осмотр которых можно потратить не одни сутки, построена как парад аттракционов.
Когда каждый новый национальный павильон или же очередной закуток Арсенала должен перебить сразу же все предварительные впечатления и предугадать последующие, чтоб хоть как-то остаться в памяти народной.
А иначе любые экспозиционные ухищрения превращаются в серо-буро-малиновые потоки, которые сложно расчленить на составляющие, а не то, чтобы даже и выделить в них персональные вклады
Из-за чего этот чемпионат мира по художественным видам творчества начинает напоминать луна-парк интеллектуальных развлечений, стоящих плотной, почти непроницаемой толпой.
Биеннальная ажитация, распухающая раз от раза всё сильнее и ярче, живет по совершенно автономной какой-то логике экстенсива.
Ее глобальные, глобалистские претензии мало думают о главном герое всего этого интернационального смотра-конкурса – обычном посетителе из числа культурно озабоченных туристов, большая часть которых, впрочем, отдаст предпочтение классике в Галереях Академии и бесконечных церквях.
Лишь самые изощренные и продвинутые из нас способны добраться до окраинного околотка, где, среди деревьев, размещается основная часть павильонов стран-участниц, кучкующихся вокруг общих выставок, посвященных темам очередного конкурсного года.
Вполне возможно, что именно эта изощренность посетителей, умеющих ставить себе цели даже на отдыхе, и помогает освоить и перемолоть бескрайнюю практически программу биеннальных мероприятий, впрочем, выматывающих информационным избытком даже самых стойких и закаленных эстетов из числа профессионального сообщества.
Понятно, впрочем, почему «Многообразие. Единство» напоминает арт-критикам и культурным журналистам выставки в Венеции – какое-то время назад руководство Третьяковской галереи помогло местной арт-сцене преодолеть кризис биеннального движения в России и подобрало под свое крыло проведение Московской международной биеннале современного искусства (ММБСИ).
В стране, где к актуальным культурным процессам относятся с подозрением (хорошо, что не с презрением), лишь государственные учреждения федерального значения с безупречной
Мои твиты московского декабря
lj_paslen
03-12-2021 12:00
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Настроение недели. Смерть и жизнь в "прямом" эфире
lj_paslen
03-12-2021 01:05
Неделя выдалась длинная, дольше обычного.
В прошлую пятницу Александр Градский ещё заседал в жюри «Голоса», хотя выглядел плохо.
Перед креслом его поставили чёрный вентилятор, из-за чего волосы на голове Градского немотивировано шевелились как у приведения...
В субботу появились сообщения об инсульте, через день он умер.
В среду Градского похоронили, в Москве двое суток без разбору шел снег…
В пятницу, то есть, сегодня, "Голос" выходит с зияющей пустотой и осознанием потери.
…перед самым отлётом из Чердачинска я написал в Твиттер: «Покойников много, зима будет снежной».
Всё-таки именно с развивающихся волос всё для меня и началось - в них была подсказка тревоге.
Сидишь, занимаешься делами, общаешься, одним глазом поглядывая в экран, а там такое непонятное усиление образа: а с чего бы это вдруг?
Меня учили, что всё должно быть очевидно, понятно и объяснимо, а если идёт явное преувеличение и вычура, значит что-то явно пошло не так...
...а ещё и вентилятор чёрный. Отливающий софитами. Как бумер.
Молодежь не помнит, конечно, но самая первая телереклама в СССР звучала так: "Вам пора и вам пора - с вентиляторным заводом заключать договора..."
У нас в семье волну тягостного обременения (похожая на тяжёлый, но пустой внутри мешок) запустила проницательна Лена, первой разглядевшая чёрный вентилятор на чёрном полу и сказавшая, что Градский неважно выглядит, краше в гроб кладут, из-за чего я и заглянул в новости, а там инсульт.
Зачем заглянул? Почему оно вдруг стало нужно мне, занятому собой человеку?
Это чуйка мне говорила, что всё не так, ребята, да я не слушал сигнала, идущего изнутри.
Не допускал его до кожных покровов, сдерживал в организме, словно бы этим мог затормозить ускоренное развитие энтропии.
Во-первых, когда Рустим Бахтияров и Ернар Садирбаев стали петь песню 1980 года «Мне с детства снилась высота…» («Ещё один рывок, ещё одна попытка…») из кинофильма «О, спорт – ты мир», Градский нашёл в себе силы сказать, что сорок лет назад он был первым исполнителем этого зонга, я подумал, что это (дальше почти буквальная цитата из внутреннего голоса) почти идеальное начало реквиема…
…отчего-то я подумал именно так, хотя даже Дима Билан, из команды которого были исполнители, смутившись, почти прошептал: «Я знаю это», словно бы его уличили в чём-то не слишком хорошем.
Видимо, за кулисами настроение царило то ещё, шоу есть шоу, правды не скажут и не покажут, хотя, конечно, ситуация не соответствует той картинке, что была у телезрителя – мол, отсидел смену в кресле жюри, затем вернулся домой, где упал и более не поднялся.
На самом-то деле, скорее всего, отснялись намного раньше, что и вышло особенно изматывающим режимом, выжимающим из Градского последние соки…
… но логика телевизионной картинки всё равно сильнее и теперь оно в наших частных историях так и останется: умер чуть ли не на записи в павильоне – как Андрей Миронов когда-то в Риге – в карете скорой помощи по дороге в больницу, но, конечно, на сцене и в костюме Фигаро, какая же красивая и правильная смерть в августе 1987-го…
Я тогда служил в армии, узнал о смерти Миронова, затем, через пару дней, Папанова, точнее их обоих, причем сразу, из армейской газеты «Красный боец», существует ли она еще, эта газета?
Ну, потому что страны, в которой она выходила когда-то более не существует, как и той армии, где я служил два года и где с одной стороны моей койки спал армянин, с другой – азербайджанец, а я всё никак не мог понять почему они друг с другом не разговаривают, стараются не замечать друг друга.
Немного позже понял. Всего пару лет спустя. После Сумгаита.
А то последнее лето детства действительно вышло удушливо жарким.
Угарным каким-то, что ли…
Во-вторых, самым последним номером в этом пятничном выпуске «Голоса» был дуэт из оперы «Мастер и Маргарита», которую Градский писал чуть ли не три десятилетия, из-за чего опоздал и с дискурсом, и с жанром, но, что особенно обидно, с медиумом: любая музыка (даже классическая) отныне превратилась в еще один подвид информации, забивающий избытком современную голову наравне с другими рядовыми подвидами, из-за чего, тем более песня, как вид искусства и музыкально-голосовой жанр, перестала работать и сгинула вот примерно вместе с Советским Союзом. Тогда же.
Лет пятнадцать назад я написал колонку «Почему у Пугачёвой больше нет хороших песен?» Собственно, поэтому.
И это не онаЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Неделя выдалась длинная, дольше обычного.
В прошлую пятницу Александр Градский ещё заседал в жюри «Голоса», хотя выглядел плохо.
Перед креслом его поставили чёрный вентилятор, из-за чего волосы на голове Градского немотивировано шевелились как у приведения...
В субботу появились сообщения об инсульте, через день он умер.
В среду Градского похоронили, в Москве двое суток без разбору шел снег…
В пятницу, то есть, сегодня, "Голос" выходит с зияющей пустотой и осознанием потери.
…перед самым отлётом из Чердачинска я написал в Твиттер: «Покойников много, зима будет снежной».
Всё-таки именно с развивающихся волос всё для меня и началось - в них была подсказка тревоге.
Сидишь, занимаешься делами, общаешься, одним глазом поглядывая в экран, а там такое непонятное усиление образа: а с чего бы это вдруг?
Меня учили, что всё должно быть очевидно, понятно и объяснимо, а если идёт явное преувеличение и вычура, значит что-то явно пошло не так...
...а ещё и вентилятор чёрный. Отливающий софитами. Как бумер.
Молодежь не помнит, конечно, но самая первая телереклама в СССР звучала так: "Вам пора и вам пора - с вентиляторным заводом заключать договора..."
У нас в семье волну тягостного обременения (похожая на тяжёлый, но пустой внутри мешок) запустила проницательна Лена, первой разглядевшая чёрный вентилятор на чёрном полу и сказавшая, что Градский неважно выглядит, краше в гроб кладут, из-за чего я и заглянул в новости, а там инсульт.
Зачем заглянул? Почему оно вдруг стало нужно мне, занятому собой человеку?
Это чуйка мне говорила, что всё не так, ребята, да я не слушал сигнала, идущего изнутри.
Не допускал его до кожных покровов, сдерживал в организме, словно бы этим мог затормозить ускоренное развитие энтропии.
Во-первых, когда Рустим Бахтияров и Ернар Садирбаев стали петь песню 1980 года «Мне с детства снилась высота…» («Ещё один рывок, ещё одна попытка…») из кинофильма «О, спорт – ты мир», Градский нашёл в себе силы сказать, что сорок лет назад он был первым исполнителем этого зонга, я подумал, что это (дальше почти буквальная цитата из внутреннего голоса) почти идеальное начало реквиема…
…отчего-то я подумал именно так, хотя даже Дима Билан, из команды которого были исполнители, смутившись, почти прошептал: «Я знаю это», словно бы его уличили в чём-то не слишком хорошем.
Видимо, за кулисами настроение царило то ещё, шоу есть шоу, правды не скажут и не покажут, хотя, конечно, ситуация не соответствует той картинке, что была у телезрителя – мол, отсидел смену в кресле жюри, затем вернулся домой, где упал и более не поднялся.
На самом-то деле, скорее всего, отснялись намного раньше, что и вышло особенно изматывающим режимом, выжимающим из Градского последние соки…
… но логика телевизионной картинки всё равно сильнее и теперь оно в наших частных историях так и останется: умер чуть ли не на записи в павильоне – как Андрей Миронов когда-то в Риге – в карете скорой помощи по дороге в больницу, но, конечно, на сцене и в костюме Фигаро, какая же красивая и правильная смерть в августе 1987-го…
Я тогда служил в армии, узнал о смерти Миронова, затем, через пару дней, Папанова, точнее их обоих, причем сразу, из армейской газеты «Красный боец», существует ли она еще, эта газета?
Ну, потому что страны, в которой она выходила когда-то более не существует, как и той армии, где я служил два года и где с одной стороны моей койки спал армянин, с другой – азербайджанец, а я всё никак не мог понять почему они друг с другом не разговаривают, стараются не замечать друг друга.
Немного позже понял. Всего пару лет спустя. После Сумгаита.
А то последнее лето детства действительно вышло удушливо жарким.
Угарным каким-то, что ли…
Во-вторых, самым последним номером в этом пятничном выпуске «Голоса» был дуэт из оперы «Мастер и Маргарита», которую Градский писал чуть ли не три десятилетия, из-за чего опоздал и с дискурсом, и с жанром, но, что особенно обидно, с медиумом: любая музыка (даже классическая) отныне превратилась в еще один подвид информации, забивающий избытком современную голову наравне с другими рядовыми подвидами, из-за чего, тем более песня, как вид искусства и музыкально-голосовой жанр, перестала работать и сгинула вот примерно вместе с Советским Союзом. Тогда же.
Лет пятнадцать назад я написал колонку «Почему у Пугачёвой больше нет хороших песен?» Собственно, поэтому.
И это не она
Мои публикации в Instagram за 2 декабря 2021
lj_paslen
03-12-2021 00:08
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Без заголовка
lj_paslen
02-12-2021 20:55
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 1 декабря 2021
lj_paslen
02-12-2021 00:05
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои твиты
lj_paslen
01-12-2021 12:00
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
- Ср, 02:43: Словно нарочно погода встречает зиму в Москве метелью и снегопадом. Но, такое ощущение, что это ещё не покров, а игры природы и разума, сходящиеся в восприятии времени (конец года) и места. https://t.co/6kv0IL0Pba
- Ср, 02:44: Зарядить будильник и означает нарушить сон, естественное течение его.
Мои публикации в Instagram за 30 ноября 2021
lj_paslen
01-12-2021 00:05
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 29 ноября 2021
lj_paslen
30-11-2021 00:07
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 28 ноября 2021
lj_paslen
29-11-2021 00:03
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 27 ноября 2021
lj_paslen
28-11-2021 00:08
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Мои публикации в Instagram за 26 ноября 2021
lj_paslen
27-11-2021 00:11
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
След следа. Петер Надаш на высоте десять тысяч метров
lj_paslen
26-11-2021 23:45
Внезапно в самолёте со мной оказался сборник «малой прозы» Питера Надаша, оптимальное, надо сказать, полётное чтение, даже если читать не хочется.
Но привычка выше меня… и потом, счастье ведь, как известно, находится на проторённых путях, то есть, прячется за стереотипами и привычными действиями, обращающими всё в рутину.
Даже на высоте ритуал слепит очаги возбуждения, так как летать приходится достаточно регулярно и обряды, выработанные годами, скрадывают часть страхов, способных скрасить неудобную позу во время полёта в маске…
…из-за которой всё сильнее кажется, что места становится совсем немного, мало и тесно.
Я включил индивидуальный кондиционер и почти сразу же стало холодно, словно бы в фортку ворвался ноябрь, самый прибрежный и остро морозный месяц с непривычки, на новенького…
Годами я читал в полёте пдфки, выложенные на рабочий стол – много лет подряд это была двухтомная биография Льва Шестова, написанная дочерью, а когда она закончилась (второй том, в основном, оказался справочным, а повествование, созданное любящим, но неопытным сердцем, скучным) – «Открытые структуры» Умберто Эко.
Мой выбор в обоих случаях вышел неудобным оказался, ибо выбирал я объёмные книги, лучше всего предназначенные для чтения на бумаге, но так как руки у меня до них не доходили веками, а файлы, поначалу мозолившие глаза, практически стерлись, смешавшись с обоями рабочего стола, я взялся раскидывать галочки в безвоздушном пространстве – там, где, ни рыба, ни мясо, жизнь зависает на пару часов над городами, в которых обычно мы спим.
На, мол, тебе боже, что мне не гоже
Дело в том, что жизнь на два города приучила меня к автономности всех процессов внутри этих двух городов: там – это не тут, тут – вам это не там, но каждый раз совершенно особенный хронотоп, исчерпывающийся собственными границами.
Покидая место стоянки, главное теперь – не оставлять хвостов, иначе недоделанные дела (недописанные тексты, недочитанные книги, несданные долги) будут наслаиваться на новые информационные поводы уже в новой местности, а это чревато ступором, точнее, затором.
Не люблю, когда на рабочем столе скапливается много всего.
Люблю, чтобы все горизонты мои были, по возможности чистыми.
Точнее, прямыми…
…незамутнёнными
Эко и Шестов, таким образом, зависали каждый раз в безвоздушном пространстве и там оставались болтаться до следующего полёта, постепенно выветриваясь из головы, тогда как Надаш устраивает свои [мнимо простые, безыскусные] тексты так, что их можно оставить в любом месте.
Даже в облаках.
Даже во время инициации, поскольку любой полёт – это инициация: подвисание жизни на какое-то время вне системы привычных координат с тем, чтобы вернуться в мир изменённым.
Вчера читал Проппа и удивлялся насколько схема инициации с ее временным небытием, внутри которого происходит преображение, подходит к описанию самолётной психологии, готовящей пассажиров к тому, что у них (у нас) в запасе есть множество автономных жизней.
Об этом мало кто задумывается, но подсознательно все (?) ведь воспринимают приезд (даже поездом) как начало какого-то нового периода, который должен быть осмыслен на этом самом новом месте, чтобы не закиснуть в незавершенности гештальта.
Отсюда один шаг уже до дневников наблюдений и путешествий, бешеного фотографирования и прочих практик, маркирующих выпадание из привычной схемы и возвращение, то есть новое припадание к ней.
Каждое место несёт свою логику и свой ритм, своё собственное сочетание времени и пространства (то есть, индивидуальный хронотоп, позволяющий относиться к этим территориям как к нашим авторским текстам), которые заканчиваются вместе с поездкой как прочитанной книгой.
И неважно сколько прожито и потрачено на новом месте – один день или пара суток проще окидываются взором, чтобы стать произведением (тем, что производит наш мозг), или же совсем большой кусок повседневной повседневности, таким образом, незаметно превращающийся во что-то вроде «Поисков утраченного времени» или в «Войну и мир» вне войны и мира.
Главное тут найти форму правильного автофикшн, который становится почти банальным из-за структуры и функционала социальных сетей. Переизобрести дискурс.
Вот как это и делает Надаш в травелоге «Соль жизни» (2016), завершающем сборник «Путешествие вокруг дикой груши», только что выпущенный Издательством Ивана Лимбаха в блистательномперевозе переводе Вячеслава Середы.
Описание баварского Комбурга, славного средневековымЧитать далее...
комментарии: 0
понравилось!
вверх^
к полной версии
Внезапно в самолёте со мной оказался сборник «малой прозы» Питера Надаша, оптимальное, надо сказать, полётное чтение, даже если читать не хочется.
Но привычка выше меня… и потом, счастье ведь, как известно, находится на проторённых путях, то есть, прячется за стереотипами и привычными действиями, обращающими всё в рутину.
Даже на высоте ритуал слепит очаги возбуждения, так как летать приходится достаточно регулярно и обряды, выработанные годами, скрадывают часть страхов, способных скрасить неудобную позу во время полёта в маске…
…из-за которой всё сильнее кажется, что места становится совсем немного, мало и тесно.
Я включил индивидуальный кондиционер и почти сразу же стало холодно, словно бы в фортку ворвался ноябрь, самый прибрежный и остро морозный месяц с непривычки, на новенького…
Годами я читал в полёте пдфки, выложенные на рабочий стол – много лет подряд это была двухтомная биография Льва Шестова, написанная дочерью, а когда она закончилась (второй том, в основном, оказался справочным, а повествование, созданное любящим, но неопытным сердцем, скучным) – «Открытые структуры» Умберто Эко.
Мой выбор в обоих случаях вышел неудобным оказался, ибо выбирал я объёмные книги, лучше всего предназначенные для чтения на бумаге, но так как руки у меня до них не доходили веками, а файлы, поначалу мозолившие глаза, практически стерлись, смешавшись с обоями рабочего стола, я взялся раскидывать галочки в безвоздушном пространстве – там, где, ни рыба, ни мясо, жизнь зависает на пару часов над городами, в которых обычно мы спим.
На, мол, тебе боже, что мне не гоже
Дело в том, что жизнь на два города приучила меня к автономности всех процессов внутри этих двух городов: там – это не тут, тут – вам это не там, но каждый раз совершенно особенный хронотоп, исчерпывающийся собственными границами.
Покидая место стоянки, главное теперь – не оставлять хвостов, иначе недоделанные дела (недописанные тексты, недочитанные книги, несданные долги) будут наслаиваться на новые информационные поводы уже в новой местности, а это чревато ступором, точнее, затором.
Не люблю, когда на рабочем столе скапливается много всего.
Люблю, чтобы все горизонты мои были, по возможности чистыми.
Точнее, прямыми…
…незамутнёнными
Эко и Шестов, таким образом, зависали каждый раз в безвоздушном пространстве и там оставались болтаться до следующего полёта, постепенно выветриваясь из головы, тогда как Надаш устраивает свои [мнимо простые, безыскусные] тексты так, что их можно оставить в любом месте.
Даже в облаках.
Даже во время инициации, поскольку любой полёт – это инициация: подвисание жизни на какое-то время вне системы привычных координат с тем, чтобы вернуться в мир изменённым.
Вчера читал Проппа и удивлялся насколько схема инициации с ее временным небытием, внутри которого происходит преображение, подходит к описанию самолётной психологии, готовящей пассажиров к тому, что у них (у нас) в запасе есть множество автономных жизней.
Об этом мало кто задумывается, но подсознательно все (?) ведь воспринимают приезд (даже поездом) как начало какого-то нового периода, который должен быть осмыслен на этом самом новом месте, чтобы не закиснуть в незавершенности гештальта.
Отсюда один шаг уже до дневников наблюдений и путешествий, бешеного фотографирования и прочих практик, маркирующих выпадание из привычной схемы и возвращение, то есть новое припадание к ней.
Каждое место несёт свою логику и свой ритм, своё собственное сочетание времени и пространства (то есть, индивидуальный хронотоп, позволяющий относиться к этим территориям как к нашим авторским текстам), которые заканчиваются вместе с поездкой как прочитанной книгой.
И неважно сколько прожито и потрачено на новом месте – один день или пара суток проще окидываются взором, чтобы стать произведением (тем, что производит наш мозг), или же совсем большой кусок повседневной повседневности, таким образом, незаметно превращающийся во что-то вроде «Поисков утраченного времени» или в «Войну и мир» вне войны и мира.
Главное тут найти форму правильного автофикшн, который становится почти банальным из-за структуры и функционала социальных сетей. Переизобрести дискурс.
Вот как это и делает Надаш в травелоге «Соль жизни» (2016), завершающем сборник «Путешествие вокруг дикой груши», только что выпущенный Издательством Ивана Лимбаха в блистательном
Описание баварского Комбурга, славного средневековым