Я неоднократно говорил, что я атеист и материалист. Говорящее мясо. Души у меня нет, а всякие риторические изыски вроде "выбирай сердцем" звучат вызовом. Я пытаюсь думать. Как могу.

Одним из следствий таких попыток становится осознание того, что мышление - штука не только сложная, но затратная и напряжная. Расходует энергию и требует жратвы. Не думать легче, чем думать, и мясо, происходящее от обезьяны, - и, ещё дальше в прошлое, от амёбы какой-нибудь - всё время норовит этим воспользоваться, пытается срезать угол и подогнать ответ. Мясо экономит силы и на беге с препятствиями, и на вычислении интеграла.

Я не говорю, что такое хорошо или плохо. Я говорю, что такое надо учитывать.

Всякая состоявшаяся мысль, итог упомянутых расходов, есть различение, нахождение разности между какими-то вещами. Отделение части от целого, указание на новое, перечисление различий и тому подобное.

Отсюда экономия на мышлении сводится к отказу различать. Если такая экономия ведёт к дальнейшей экономии на мышлении и на действии, она лишь усиливает соблазн не думать.

Отказаться думать можно двумя способами. Можно притвориться перед собой или окружающими, что подумал - и "о, да это же одно и то же!" или, лаконичнее, "всё равно". Можно отказаться в лоб: "да это же нельзя сравнивать!"

Оба девиза переводятся как "я не хочу думать на эту тему" или "вот здесь я думать перестаю". Проблема в том, что такое высказывание люди зачастую путают с признанием "я думать вообще не умею", "я дурак", "я хуже вас и ниже вас". И, разумеется, стараются его не делать...

[признавайтесь, дорогие читатели: вы ведь сочли "пытаюсь думать" в первых строчках хвастовством и попыткой возвыситься над вами, верно? Дураки, бе-бе-бе]

...то бишь люди подводят под заявленный отказ думать (в режимах "всё равно" или "нельзя сравнивать") некие обоснования. Конечно же, обоснования простые и не подлежащие обсуждению - иначе никакой итоговой экономии сил не выйдет. От "так бог* постановил в начале времён, чего недостаточно верующим не понять" до "ты сам дурак, пошёл вон".


Таким образом дело, совершенно необходимое всякой общественной мысли, разметка дискуссионного поля: "вот тут ещё спорим, а вон там уже ничего не различаем, а если вон туда со своими выводами всё-таки идём, то только после очередной разметки", превращается в потягушечки "а моя задница больше и краснее". Или по меньшей мере загрязняется оной задницей.

К чему я это всё? - что такого полезного в сказанном. Только то, что я спокойно читаю людей, с которыми в принципе не согласен, и которые не стесняются в выражениях по отношению к виртуальным* оппонентам, а значит, и ко мне. И я нахожу их рассуждения небесполезными, именно что применяя к ним изложенное выше с целью ограничения.

* - виртуальный - могущий или должный проявиться. Из словаря иностранных слов 1950 года издания.

Иными словами, всякая демонстрация задницы автором мною понимается как следствие неумелой разметки им границы предмета: "я вообще-то хотел сказать, что вот тут думать уже не буду, тема рассуждения заканчивается, но ты ведь меня дураком обзовёшь, а значит, лучше я сразу скажу, что ты сам тупая еретическая скотина". И отсюда я уже прикидываю, где именно автор де-факто ограничивает себя - даже если сам он это ограничение не признает, претендуя на универсальность и ссылаясь на всеведение господа нашего Ктулху и непорочной девы Айн Рэнд.

Спасибо за внимание. Пользуйтесь опытом, если нужно.

ПостСкриптум. Зачем лечиться, ведь всё равно помрёшь. Понятие о собственности всё равно не остановит воровства. Решать задачи распределения - ненужная трата сил, потому что рынок всё равно всё сделает по-своему.

ПостСубСкриптум. Про "нельзя сравнивать" я лучше не буду, чтобы не набрасывать. Впрочем, можно не про общество, можно про человека. Про меня, например, чтобы Вас не обижать. Про меня нынешнего и про меня вчерашнего, прошлогоднего, прошловекового, прошлотысячелетнего...

Продолжу свои контристорические обоснования. Начал я их здесь, а в сложные примечания на полях уклонился тут.

Поддержание и распространение исторической памяти в обществе осуществляется через исторический нарратив; проще говоря, через рассказ при сюжете и персонажах. Это и есть та история, на которую мы ссылаемся впросте, а не история как часть общества.

Подчеркну: точность и правильность исторического нарратива важны постольку, поскольку они помогают или хотя бы не мешают охвату этим нарративом возможно большей части общества, причём результативному охвату.

Чтобы прониклись.

Исторический нарратив возникает в обществах Второй этической, так как история там появляется как средство противодействия полюдью.

Напомню. Императив Второй этической: "я не должен делать другим того, чего они не делают мне". А полюдье, то есть огульная, лёгкая и соблазнительная форма этого императива, звучит как "я не должен делать того, чего никто не делает". Очевидно, что люди в таком обществе со сменой поколений обречены на постепенную утерю выбора потому, что ненужные или неэффективные здесь и сейчас действия забываются, переходя в категорию "никто не делает". А историческая память, как запись того, что другие всё-таки делают, пускай и в прошедшие времена, выступает запасом свободы выбора для общества Второй этической.

Так что создание, редактирование и трансляция исторического нарратива в обществах Второй этической образуются как дела обществу полезные и потому обществом возмещаемые. Следовательно, это такие дела, на которых можно строить частные и групповые жизненные планы.

Очевидно, что у групп, уже пребывающих в схожем бизнесе - рассказы для всех остальных - такое получится наилучшим образом.

Отсюда следует, что исторический нарратив изначально в лучшем случае брат-близнец нарратива религиозного, а как правило - его форма. Другими словами, отдельно взятый исторический нарратив есть "своя версия" рассказа об Избранном Народе.

Напомню. Народ - это семья семей, очень большое сборище родственников... или, если хотите, общество в "медленном времени", часть общества как возможность не всяких, но именно что долговременных совместных дел (детей выращивать).

Исторический нарратив, который жрецы оформляют в рассказ об Избранном Народе, технически представляет собой удобный к запоминанию словарь, с помощью которого известная религиозная доктрина подлежит сопряжению с текущими событиями масштабов общества. В доктрине уже прописано, из чего и зачем мир сделан, и чем всё закончится. Большие новости подлежат нахождению в этом словаре потому, что "всё уже объяснено, предсказано и отформатировано". Сдавайте на храм.


Сиюминутным эффектом работы с историческим нарративом оказывается укрощение населения, каковое укрощение и оплачивается его бенефициарами. Осознание важности исторической памяти - это уже столкновение с эффектами полюдья, основанными на плохой человеческой памяти, и следующее отсюда понимание "нужны не писания, а летописи и архивы".

Надо понимать, что сам рассказ всё равно подгрызаем полюдьем. Рассказ вынужден принимать забытьё, запреты и отказы, даже объяснять и подтверждать их. Конечной точкой рассказа всё равно остаётся выход на сюжет конца света, некогда записанный в священную книгу, через ограничение всех остальных возможностей.

И это наследство, которое переходит Третьей этической... точнее, развитый исторический нарратив ускоряет переформирование общества под неё.

Напомню. Императив Третьей этической: "другие должны делать мне то, что я делаю им". Полюдье: "все должны делать то же, что и я". Проблема таких обществ в том, что полюдье в силу своей неразборчивости понимает всякое снятие запретов как правильное и желательное действие. Из такого понимания ходом истории выступает постоянное освобождение, пока освобождать становится некого и не от чего: сама возможность совместных действий деградирует из-за того, что без набора "так нельзя" невозможно задать никакого "так можно". Историческая память здесь оказывается балластом, препятствием: старое должно быть хорошо забыто, чтобы сойти за новое и отдалить кризис дефицита запретов.

Общество Третьей этической (условная "либеральная демократия"), уже не будучи заинтересованным в поддержании исторической памяти, именно для борьбы с ней использует развитый исторический нарратив (умение

Перед Новым годом купил крымских вин. Сейчас отрубили электричество по всей улице как раз, когда я открыл бутылку из купленных. Спасибо. Я поэтому думаю, что рашкавсё, путинуходи... ладно, продолжу.

Полез в предупредительно заряженный планшет: та самая леновская Йога-раскладушка, рекламу которой (или её последыша) я с некоторым удивлением встретил на ТВ. У неё очень раздражающий недостаток под андроидом - переключение языков, предупреждаю сразу, алтшифта она не понимает. А в остальном она мне и в универе, и дома в этом полугодии сэкономила кучу бумаги с дармовым Офисом; и 4G там присутствует.

Planescape: Torment на ней идёт в порядке ностальгии.

Полез, значит, в планшет и пошёл на сайт свежеоткрытого крымского производителя, дабы причаститься хвалы продукту и улучшить действительные вкусовые ощущения наведёнными галлюцинациями.

С некоторым удивлением обнаружил, что сайт кроет подобный ему сайт французского шато (Медок, Жиронда, Аквитания), как бык овцу. Тот европейский сайт - это крю буржуа, 11 евро за бутылку самым щадящим оптом и 14 беспощадным.

Я его на Новый год пил.

На местном сайте даже правила дегустации есть: как правильно рот вином полоскать. Не говоря уж про упоминания, что французские консультанты у наших производителей таки околачивались. Более того, "в ставке Гитлера ходят упорные слухи", что по возвращении Крыма в Россию, санкции или нет, лишние европейские кадры нехило обсели местное производство, что объясняет некоторый качественный прогресс в крымском виноделии с тех пор - и таки да, имхо качество стало лучше, начиная с сельпошных "Массандры" с "Инкерманом".

На местном сайте, кстати, есть прекрасная фраза: "в начале 2000 года мы вплотную подошли к мысли о возможности создания высококачественного российского вина". "Это многое объясняет", если не впадать в пошлости о Ctrl-X и Ctrl-C.

А без шуток вином я очень доволен. Своеобразно, как и всякое крымское красное, вяжет. Однако базы для раскрутки с каменной мордой в режиме "это наш эталон, а кому не нравится, идите к, в и на" вполне хватит, даже если целиться на годы и десятилетия.

О, электроснабжение восстановилось, раутер замигал огоньками этцетера. Перед тем, как откланяться, объясню, что ничего страшнее красного я давно не пью: водкой в студенческом возрасте траванулся от души (поддельный "Распутин", если кого-то подвигает ностальгия), да и от пивного, и от беловинного опьянений отвык настолько, что ныне полагаю их опасными для себя, бедненького. С непривычки.

Отсюда никаких связанных компетенций. Просто забавляю случайно забредших читателей.

Время сейчас то ли постное, то ли святочное/посленовогоднее, так что потерплю с озарениями, предсказаниями, разъяснениями и разоблачениями.

Спасибо за внимание.

ПостСкриптум. В связи с тем, что мне не платили ни те, ни другие, ссылок на сайты не будет.

Я обещал рассуждение по Четвёртой этической в связи с вопросами истории. К сожалению, тема оказалась сложнее ожидаемого, поэтому сначала я вынужден представить рассуждение по "северной этике" как таковой.

К ещё большему сожалению (моему во всяком случае), мне не случилось обойтись без подробного и неудобочитаемого разбора хода мысли, задающего выбор поведения согласно Четвёртой этической.

Просто затем, чтобы вывести и перечислить возможные ошибки/сбои при следовании ему.

Я честно и искренне предупреждаю: лёгкого чтения, увы, не получилось, пропускайте со спокойной душой. Длинное, нудное, с заумными обозначениями. Не надо вам этого перед новогодними праздниками.


Итак, Четвёртая этическая. Этический императив: "другие не должны делать мне того, что я не делаю другим". Полюдье, то есть огульная/усечённая форма: "никто не должен делать того, чего я не делаю".

Есть два человека - А и Б, и А пытается следовать приведённому этическому императиву.

Два множества действий: Ан и Ав. Ан - то, чего А технически не может сделать. Ав - то, что для А возможно. (Ан+Ав) дают все действия, которые для А существуют, которые он способен хотя бы вообразить.

Подмножества этих действий АнБ и АвБ - действия А по отношению к Б: невозможные (всего лишь вообразимые) и возможные.

Подмножество АнсБ множества (АнБ+АвБ) - это действия, которые А не собирается предпринимать по отношению к Б, возможны они сейчас или станут возможны в будущем.

Соответственно, так же существует множество действий (БнА+БвА), то есть действий Б по отношению к А, которые Б хотя бы может себе представить, и которые делятся на невозможные и возможные для Б.

Очевидно, что А способен верно или неверно вообразить, вычислить, вывести, узнать, представить себе множество тех действий, которые, по представлению А, Б может предпринять в отношении А. Назову это "воображённое возможное" множеством БввА.

Кроме того, А способен вообразить множество БпА, которое получается через перестановку исполнителя действия и его цели во множестве АнсБ.

Действия, входящие в множество БпА - это те самые действия, которые А никак не собирается предпринимать по отношению к Б. Однако в воображении А эти действия предпринимает Б в отношении самого А.

Важно: воображённое, придуманное, выведенное А множество БпА может совершенно не соответствовать множеству БнсА, то есть множеству таких действий, которые Б на самом деле не собирается предпринимать в отношении А.

Императив Четвёртой этической в изложенном представлении будет выглядеть следующим образом. А должен выбирать такие действия из множества АвБ, чтобы множество БввА не включало в себя действия из множества БпА.

В работе "Поведение" "четвёртая этика" была проименована "этикой предвидения и сопротивления".

Ещё до актуализации любых действий из множества (БвА-БнсА), будут ли они из множества БпА или нет, А должен действовать в отношении Б так, чтобы два представления А о Б (БввА и БпА) не пересекались.

В случае, если Б всё же предпринимает действие из множества БпА, то А обязан всемерно этому действию сопротивляться, не давая его совершить и завершить.

Сам Б может искренне считать, что делает для А нечто хорошее и даже чаемое самим А ("освобождает", например), однако честная ошибка вместо намерения нанести ущерб не уменьшает правильности, моральности сопротивления А действию, следующему из этой ошибки.

В работе "Поведение" сделано такое, весьма расплывчатое замечание о зле в рамках данной системы взглядов:

"Зло... это то, что при своей реализации стирает различие в уме между добром и злом, то есть уничтожает способность суждения. Это касается не только этического суждения, но и всякого суждения вообще. Зло противостоит не чьим-то интересам, а уму как таковому, уму как принципу. Зло - это то, что может уничтожить ум."

Ниже я попробовал собрать и оформить своё мнение по истории. Не по каким-то конкретным историческим событиям, а по тому, что такое история, зачем она нужна, и что сейчас с ней происходит.

Это не попытка просвещения читателя (он и так светится). Я собираю сколько-нибудь непротиворечивую основу для своих будущих нападок на общеизвестные истины и на благородные убеждения.


История в моём понимании - это часть общества. Поясню своё мнение.

Общество - это возможность совместных действий людей.

Всякое действие человека разумного есть действие обдуманное, основанное не на инстинктах с не на рефлексах, которые и у скотины отыщутся.

Обдумывание всякого действия есть часть этого действия. Обдумывание сводится к работе со знанием: со знанием о действующем, знанием о цели действия, знанием о средствах действия, знанием о самом действии.

Следовательно, возможность совместных действий людей (общества) появляется лишь в присутствии перечисленных знаний с той только поправкой, что "действующий" здесь не одиночка.

Я назову сумму этих знаний "общественным знанием", и это "общественное знание" есть составная часть общества. Другие составные части... наверное, начать можно с воли и навыка, но это уже вне заявленной темы.

Всякое знание существует постольку, поскольку может быть сведено к описанию какого-то предмета. Это минимум. Из таких атомов можно составить описание изменений одного и того же предмета, описание различий предметов, описание взаимодействия различных предметов... и так далее.

История очевидно является частью обдумывания "общественного знания", то есть, как и было сказано, частью общества. "Историческое знание" занимает отдельную позицию в "общественном знании" постольку, поскольку его обдумывание работает с описаниями невоспроизводимыми, то есть с описаниями того, чего сейчас нет и/или того, что некому и/или нечем и/или никак не воссоздать.

"Историческое знание" не подразумевает "исторической памяти" у общества.

Для наличия "исторического знания" достаточно индивидуальных воспоминаний о совместно пережитом: о том, чего сейчас нет, но что действующие лица сами видели происходящим. "Исторического знания" недостаточно для исторического общества. "Историческое знание" может существовать и в обществе безвременном, доисторическом, полностью закрытом.

"Историческая память" как развитие "исторического знания" - его усложнение, ведущее к его долговременной устойчивости - получается через решение задач по работе с описаниями того, чего работающий сам никогда не видел и уже не увидит. Хроники и памятники. Легенды, вытесняющие мифы - и так далее вплоть до репортажей, протоколов и логов.

"Историческая память" востребована историческим же обществом; обществом, в котором нужны описания дел прошлых, считающиеся истинными.

Ниже я изложу понятие об исторических обществах, заимствованное в работе "Поведение".

В этой работе эволюция общества рассматривается как процесс изменения его формы; то есть изменение множества возможных совместных действий через запрет прежних действий и/или появление новых действий.

При этом совместное действие отличается от других совместных действий не только целью, на которую оно направлено, но и по сложности действия как количеству составляющих его простых действий или по количеству вовлечённых в действие людей.

Движущей силой эволюции общества в работе "Поведение" провозглашено уточнение поведения: это уточнение достигается через ограничение огульной формы понятия о справедливости (полюдья) его избирательной формой.

Например, в доисторическом обществе (Первая этическая система) формула полюдья звучит "будь как все", а ограничивающий его этический императив "ты должен относиться к другим так, как они относятся к тебе". Разница не слишком заметна, однако второе больше помогает приспособлению к окружающему миру.

Исторических обществ в работе "Поведение" описано два, они основаны на Второй и Третьей этических системах.

Необходимое замечание: важно понимать, что "историческая память" как развитие "исторического знания" (изменение формы части общества), появилась именно в обществах Второй этической. Сама история как набор решений общественной жизни создана обществами Второй этической, а Третьей этической она заимствована и унаследована: и я говорю не о копировании содержания летописей, но о копировании самих решений по истории, - вроде того, что летописцев надо подкармливать.

Общества Второй этической основаны на обуздании полюдья "я не должен делать того, чего не делают другие" его избирательной формой "не делай

Ниже я попробовал собрать и оформить своё мнение по истории. Не по каким-то конкретным историческим событиям, а по тому, что такое история, зачем она нужна, и что сейчас с ней происходит.

Это не попытка просвещения читателя (он и так светится). Я собираю сколько-нибудь непротиворечивую основу для своих будущих нападок на общеизвестные истины и на благородные убеждения.


История в моём понимании - это часть общества. Поясню своё мнение.

Общество - это возможность совместных действий людей.

Всякое действие человека разумного есть действие обдуманное, основанное не на инстинктах и не на рефлексах, которые и у скотины отыщутся.

Обдумывание всякого действия есть часть этого действия. Обдумывание сводится к работе со знанием: со знанием о действующем, знанием о цели действия, знанием о средствах действия, знанием о самом действии.

Следовательно, возможность совместных действий людей (общества) появляется лишь в присутствии перечисленных знаний с той только поправкой, что "действующий" здесь не одиночка.

Я назову сумму этих знаний "общественным знанием", и это "общественное знание" есть составная часть общества. Другие составные части... наверное, начать можно с воли и навыка, но это уже вне заявленной темы.

Всякое знание существует постольку, поскольку может быть сведено к описанию какого-то предмета. Это минимум. Из таких атомов можно составить описание изменений одного и того же предмета, описание различий предметов, описание взаимодействия различных предметов... и так далее.

История очевидно является частью обдумывания "общественного знания", то есть, как и было сказано, частью общества. "Историческое знание" занимает отдельную позицию в "общественном знании" постольку, поскольку его обдумывание работает с описаниями невоспроизводимыми, то есть с описаниями того, чего сейчас нет и/или того, что некому и/или нечем и/или никак не воссоздать.

"Историческое знание" не подразумевает "исторической памяти" у общества.

Для наличия "исторического знания" достаточно индивидуальных воспоминаний о совместно пережитом: о том, чего сейчас нет, но что действующие лица сами видели происходящим. "Исторического знания" недостаточно для исторического общества. "Историческое знание" может существовать и в обществе безвременном, доисторическом, полностью закрытом.

"Историческая память" как развитие "исторического знания" - его усложнение, ведущее к его долговременной устойчивости - получается через решение задач по работе с описаниями того, чего работающий сам никогда не видел и уже не увидит. Хроники и памятники. Легенды, вытесняющие мифы - и так далее вплоть до репортажей, протоколов и логов.

"Историческая память" востребована историческим же обществом; обществом, в котором нужны описания дел прошлых, считающиеся истинными.

Ниже я изложу понятие об исторических обществах, заимствованное в работе "Поведение".

В этой работе эволюция общества рассматривается как процесс изменения его формы; то есть изменение множества возможных совместных действий через запрет прежних действий и/или появление новых действий.

При этом совместное действие отличается от других совместных действий не только целью, на которую оно направлено, но и по сложности действия как количеству составляющих его простых действий или по количеству вовлечённых в действие людей.

Движущей силой эволюции общества в работе "Поведение" провозглашено уточнение поведения: это уточнение достигается через ограничение огульной формы понятия о справедливости (полюдья) его избирательной формой.

Например, в доисторическом обществе (Первая этическая система) формула полюдья звучит "будь как все", а ограничивающий его этический императив "ты должен относиться к другим так, как они относятся к тебе". Разница не слишком заметна, однако второе больше помогает приспособлению к окружающему миру.

Исторических обществ в работе "Поведение" описано два, они основаны на Второй и Третьей этических системах.

Необходимое замечание: важно понимать, что "историческая память" как развитие "исторического знания" (изменение формы части общества), появилась именно в обществах Второй этической. Сама история как набор решений общественной жизни создана обществами Второй этической, а Третьей этической она заимствована и унаследована: и я говорю не о копировании содержания летописей, но о копировании самих решений по истории, - вроде того, что летописцев надо подкармливать.

Общества Второй этической основаны на обуздании полюдья "я не должен делать того, чего не делают другие" его избирательной формой "не делай

Ниже я попробовал собрать и оформить своё мнение по истории. Не по каким-то конкретным историческим событиям, а по тому, что такое история, зачем она нужна, и что сейчас с ней происходит.

Это не попытка просвещения читателя (он и так светится). Я собираю сколько-нибудь непротиворечивую основу для своих будущих нападок на общеизвестные истины и на благородные убеждения.


История в моём понимании - это часть общества. Поясню своё мнение.

Общество - это возможность совместных действий людей.

Всякое действие человека разумного есть действие обдуманное, основанное не на инстинктах с не на рефлексах, которые и у скотины отыщутся.

Обдумывание всякого действия есть часть этого действия. Обдумывание сводится к работе со знанием: со знанием о действующем, знанием о цели действия, знанием о средствах действия, знанием о самом действии.

Следовательно, возможность совместных действий людей (общества) появляется лишь в присутствии перечисленных знаний с той только поправкой, что "действующий" здесь не одиночка.

Я назову сумму этих знаний "общественным знанием", и это "общественное знание" есть составная часть общества. Другие составные части... наверное, начать можно с воли и навыка, но это уже вне заявленной темы.

Всякое знание существует постольку, поскольку может быть сведено к описанию какого-то предмета. Это минимум. Из таких атомов можно составить описание изменений одного и того же предмета, описание различий предметов, описание взаимодействия различных предметов... и так далее.

История очевидно является частью обдумывания "общественного знания", то есть, как и было сказано, частью общества. "Историческое знание" занимает отдельную позицию в "общественном знании" постольку, поскольку его обдумывание работает с описаниями невоспроизводимыми, то есть с описаниями того, чего сейчас нет и/или того, что некому и/или нечем и/или никак не воссоздать.

"Историческое знание" не подразумевает "исторической памяти" у общества.

Для наличия "исторического знания" достаточно индивидуальных воспоминаний о совместно пережитом: о том, чего сейчас нет, но что действующие лица сами видели происходящим. "Исторического знания" недостаточно для исторического общества. "Историческое знание" может существовать и в обществе безвременном, доисторическом, полностью закрытом.

"Историческая память" как развитие "исторического знания" - его усложнение, ведущее к его долговременной устойчивости - получается через решение задач по работе с описаниями того, чего работающий сам никогда не видел и уже не увидит. Хроники и памятники. Легенды, вытесняющие мифы - и так далее вплоть до репортажей, протоколов и логов.

"Историческая память" востребована историческим же обществом; обществом, в котором нужны описания дел прошлых, считающиеся истинными.

Ниже я изложу понятие об исторических обществах, заимствованное в работе "Поведение".

В этой работе эволюция общества рассматривается как процесс изменения его формы; то есть изменение множества возможных совместных действий через запрет прежних действий и/или появление новых действий.

При этом совместное действие отличается от других совместных действий не только целью, на которую оно направлено, но и по сложности действия как количеству составляющих его простых действий или по количеству вовлечённых в действие людей.

Движущей силой эволюции общества в работе "Поведение" провозглашено уточнение поведения: это уточнение достигается через ограничение огульной формы понятия о справедливости (полюдья) его избирательной формой.

Например, в доисторическом обществе (Первая этическая система) формула полюдья звучит "будь как все", а ограничивающий его этический императив "ты должен относиться к другим так, как они относятся к тебе". Разница не слишком заметна, однако второе больше помогает приспособлению к окружающему миру.

Исторических обществ в работе "Поведение" описано два, они основаны на Второй и Третьей этических системах.

Необходимое замечание: важно понимать, что "историческая память" как развитие "исторического знания" (изменение формы части общества), появилась именно в обществах Второй этической. Сама история как набор решений общественной жизни создана обществами Второй этической, а Третьей этической она заимствована и унаследована: и я говорю не о копировании содержания летописей, но о копировании самих решений по истории, - вроде того, что летописцев надо подкармливать.

Общества Второй этической основаны на обуздании полюдья "я не должен делать того, чего не делают другие" его избирательной формой "не делай

Под катом сформулировано предложение по... извините за рифму... легитимизации приватизации. Считайте, что статей на тему мною прочитано на одну больше, нежели требовалось для благоговейного молчания.

Поэтому я скажу.

Читаные мною авторы проблему легитимности приватизации ставят примерно таким образом.

Приватизация есть образующее действие в создании экономической структуры современного российского общества и административной структуры современного российского государства. Приватизация представляется обывателю делом бесчестным и несправедливым. Следовательно, существует риск того, что обыватель потребует отказа от приватизации или согласится с действиями по нему, невзирая на цену отказа, ибо стремление к справедливости ценой не заботится. Это риск того, что и обществу, и государству будет нанесён критический, невосполнимый ущерб.

Предложения по решению этой проблемы, как правило, сводятся к действиям по отмене одного из перечисленных тезисов с уничтожением связи между ними, создающей проблему.

"Пересмотр итогов приватизации" есть сумма мер по отказу от приватизации как образующего действия. "Легитимизация приватизации" представляет собой идеи по переубеждению обывателя, "всё было правильно и честно". "Наведение порядка" - список кнутов и пряников для обывателя, чтобы тот, непереубеждённый (потрясающее слово для пароля), всё же не поднимал вопроса, не сепетил.

Наибольший интерес у меня вызывают идеи по такому оформлению российских государства и общества, существованию которых вопрос приватизации угрожать не будет - что решённый, что нерешённый.

Далее моё мнение.

1. "Пересмотр итогов приватизации" - во-первых, слишком дорого, во-вторых, только умножит претензии по справедливости. "Во-первых" и "во-вторых" уравновешивают друг друга - минимум претензий по справедливости вызвало бы решение того же рода, что было принято сто лет тому назад, однако его цена будет максимальна.

2. "Легитимизация приватизации" - хороший проект по переводу казённых денег на систематическую и активную пропаганду советских ужасов, от которых приватизация помогла избавиться, и того рая, в котором мы сейчас живём благодаря этой приватизации. Эффект этой пропаганды сомнителен, ибо культурное наследие СССР (индустриальное государство, развитая массовая культура с уклоном в позитивизм и "знание - силу") невозможно уничтожить чисто технически. Новые поколения, "своим умом дошедшие" до благодати "старых добрых времён", окажутся угрозой будущим обществу и государству покруче тех, кто сейчас СССР помнит вживую. А надежды на малочисленность условных "свидетелей СССР" образца, скажем, 2070 года - это приглашение в гости "парадокса Каммерера" или, цитируя тех же авторов,

"Старый сталкер был грязным, угрюмым человеком, который со звериным упорством, миллиметр за миллиметром, полз на брюхе по Зоне, зарабатывая себе куш. Новый сталкер это франт при галстуке, инженер, сидит где-нибудь в километре от Зоны, в зубах сигаретка, возле локтя стакан с бодрящей смесью, сидит себе и смотрит за экранами. Джентльмен на жаловании. Очень логичная картина. До того логичная, что все остальные возможности просто на ум не приходят. А ведь есть и другие возможности, "воскресная школа", например."

3. "Наведение порядка" - это дополнительная нагрузка на государство по соблюдению интересов меньшинства в ущерб интересам большинства. Примитивный подход: "даже собственность, украденная у тебя, советское быдло - священна. Если будешь возражать, то получишь по морде, а за молчание будут тебе три корочки хлеба. Может быть". Подход поизощрённее включает в себя не только хлеб, но и зрелища (полёты Путина на истребителе и проч.). Всё это лишние траты на вещи, государству нафиг не нужные: затыкание плотины пальцами, никак не отменяющее то, что "воскресные школы" из п. 2 в будущие десятилетия станут искать и предлагать всё более обоснованные и убедительные п. 1.

Что бы я сделал? Для начала осмотрелся бы и увидел, что некоторые действия администрации по отношению к обществу вызывают у населения приятие, а то и восторг. Подумал бы, почему - и нет ли здесь какого-то отношения к приватизации?

Если уж осматриваться, то надо рассматривать не человека, не индивидуума, не монаду из методичек по рыночной экономике - а те самые "ячейки общества". Пока ограничусь семьёй.

Советский и пост-советский гражданин воспринимал приватизацию как раздел между себе подобными наработанного за советское время: за условные "семьдесят лет", которые большая часть этих советских граждан не прожила. То есть человек думал не за себя, а за семью - за предков, которые тоже там у Советов работали, и за детей, на и для которых они работали.

Обманули не самого человека, а семью.

В "святые девяностые" после приватизации "простые люди" жили несколько беднее, чем сейчас. "Простые люди" под гнётом бедности

Ниже краткие технические заметки по поводу не гламура, но дискурса. А то в преддверии президентских выборов соблазн написания политических программ у пользователей сети почему-то возрастает.

Надо помочь. Так что я предложу пару паки и паки абстрактных намёток к мероприятиям из таких списков. Почти без "-измов". Пользуйтесь.

Раз намётка.

Патриотизм я понимаю как достижение общественной культуры, которое сказывается в способности государства навязать своему гражданину оценки изменения межгосударственных отношений как ощущения гражданином собственных превосходства или унижения.

"После подписания вон того договора с лимитрофом я чувствую себя так же, как если бы наконец-то набил морду соседу. Ура".

Патриотизм получается через создание и предложение обществу множества артефактов культуры с некоторыми ТТХ: обычно понимаемых как "произведения искусства", но не сводящихся к ним.

Степень патриотизма прямо пропорциональна остроте упомянутых переживаний "при прочих равных", то есть совершенно одинаковых у близнецов, прочёвших одни и те же книжки.

Кроме того, патриотизм в том или ином вопросе может сказываться сильнее или слабее в зависимости от компетенций отдельно взятого гражданина - о чём он больше знает, что лучше умеет, в чём глубже разбирается.

Всякое ощущение, если его не прерывать, со временем притупляется: так, что для непрерывного превосходства нужны всё более славные победы, а к непрекращающемуся унижению привыкают до уровня "а что здесь такого-то".

"Проблема патриотизма" в современном российском обществе состоит в отсутствии тех самых прерываний. "Культ Победы" очень хорошая вещь, намного лучше, чем кажется. Только его одного мало.

За долговременное и постоянное приведение всякого сколько-нибудь значимого общественного мнения к одной-единственной шкале "победа/поражение" приходится платить перенапряжением общественных связей: как минимум из-за той самой разницы в компетенциях, в восприятии артефактов культуры и т. п..

Два намётка.

Какие ещё бывают пары оценок, кроме "победа/поражение"? Сходу назову три: "приобретение/потеря", "освобождение/запрет", "воздаяние/обида" (ну да, это по базовым ценностям из "Поведения").

Эти... вдох... оценки общественного мнения по поводу переживаний отдельных членов общности по поводу перемен на уровне самой общности... выдох... они "у нас тут" либо слабо выражены и кустарно оформлены - либо вообще подавляемы. Проверочное слово "приватизация".

Я же полагаю, что обществу нужны сопутствующие этим парам культы наподобие "культа Победы".

А именно: "культ приобретения", "культ освобождения", "культ воздаяния".

Все они нужны как минимум для того, чтобы от "культа Победы" вовремя отвлекаться, не изнашивать его, выбирать окна для техобслуживания. Да, и чтобы существующее унижение время от времени ощущать свежо: так, чтобы хотелось его прекратить.

Как максимум перечисленные культы нужны для создания опор сравнимого уровня. Чтобы всего их в обществе было четыре, а не одна: с перераспределением нагрузки, с предупреждением фрагментации общества, с созданием тепличных условий для разрастания тех самых общественных связей.

Вот, пожалуй, и всё. "Вторые сложные" потом.

Спасибо за внимание. А я звук у ящика включу: там человек старается, а на него плакатами машут. Может, интересное что.

---

---

В работе "Поведение", на которую я вряд ли когда-нибудь устану ссылаться, ненависть определена как неприятное переживание, которое прекратится тогда, когда переживающий субъект вернёт своё.

Я согласен с цитируемым ниже описанием ненависти.

"Желание вернуть своё принципиально отличается от желания присвоить чужое. Оно возникает в ситуации, когда своё продолжает признаваться субъектом именно своим, а тот факт, что им обладает кто-то другой, воспринимается как помеха. С этой точки зрения объект ненависти не обладает тем, что субъект считает своим, а просто мешает субъекту обладать тем, что ему принадлежит. Поэтому единственным способом вернуть себе возможность обладания своим является не "обратное присвоение" (своё не признается чужим), а уничтожение помехи, препятствующей должному отношению к своему (например, ненавидимого человека). Ненависть предполагает, что "правильное положение вещей" восстановится само, как только будет убрана помеха.

Ненависть всегда направлена на прошлое. Невозможно ненавидеть кого-то или что-то за то, чего ещё не произошло. С этой точки зрения прошлое в целом является универсальным объектом ненависти.

Ненависть является личным чувством: ненавидят не что-то, а кого-то. Ненависть - это ненависть к участникам отношений.

Ненависть является наиболее сложной из всех базовых эмоций, поскольку предполагает понимание разницы между отношениями и их реализацией, а также зависимость отношений от действий их участников."

Однако ранее в той же работе понятие "своего" было разделено согласно восприятию индивидами общественных отношений.

Ещё одна цитата:

"Своим человек может называть, во-первых, то, что принадлежит ему (вещь, территорию, ребенка, место за столом, профессию, должность, и так далее). Это понимание "своего" в смысле "собственности"...

Кроме того, своим человек может называть то, к чему принадлежит он сам (семью, народ, организацию, партию, поколение, что угодно). В первом случае можно говорить о собственности, во втором - о принадлежности или причастности. Ясно, что смысл слова "своё" здесь меняется: когда кто-то говорит "это моя вещь", это значит совсем не то же самое, что и "мой народ". Здесь речь идет не об имуществе, но, напротив, о принадлежности к некоторой общности или коллективу.

Далее, человек может называть своим то, с чем находится в отношениях власти или подчинения... Совершенно очевидно, что выражение "мой начальник" (впрочем, как и "мой подчиненный") имеет иной смысл, чем "моя вещь" или "мои друзья".

Наконец, существует и четвертый смысл слова своё. Он проявляется, когда человек говорит про что-нибудь "это моё право". Речь не идет о какой-либо собственности, об отношениях с коллективом, или о властных отношениях. Здесь речь идет о свободах, которыми "обладает" индивид в обществе..."

Приведённое разделение задаёт "второй сложный" вопрос о ненависти.

Если есть разные понятия "своего", то и желание его вернуть, убрав некую помеху, в этих четырёх случаях будет иметь некие отличия. Что можно сказать об этих отличиях?

Сначала два замечания.

Во-первых, ненависть подразумевает представление ненавидящего о том, как "должно быть" - о том, что "восстановится само". А это представление имеет два оттенка: "должно быть" в результате осмысленных целенаправленных усилий или "должно быть" в силу "законов природы", в том числе "законов общества".

"Если ненавидимый не будет намеренно блокировать выпады ненавидящего, не будет обесценивать его усилия, то эти усилия увенчаются успехом, и цель будет достигнута" или "если вон тот ненавистный чувак, который мне никто, отойдёт в сторону, то его тень не будет падать на меня, и у меня будет хороший загар".

Различие между "врагом" и "просто помехой" задаёт разные представления о ненависти. Границу между этими представлениями можно увидеть в легенде о Сизифе, если поставить вопрос "почему камень скатывается обратно".

Во-вторых, если прошлое оказывается универсальным объектом ненависти, а ненависть есть личное чувство, то задачу распространения ненависти в обществе (не путать с собственным переживанием ненависти) может решить только рассказ о состоявшихся делах плохого человека, он же обвинение. Отсюда при распространении ненависти получаются

а) очень большой соблазн

В работе "Поведение", на которую я вряд ли когда-нибудь устану ссылаться, ненависть определена как неприятное переживание, которое прекратится тогда, когда переживающий субъект вернёт своё.

Я согласен с цитируемым ниже описанием ненависти.

Желание вернуть своё принципиально отличается от желания присвоить чужое. Оно возникает в ситуации, когда своё продолжает признаваться субъектом именно своим, а тот факт, что им обладает кто-то другой, воспринимается как помеха. С этой точки зрения объект ненависти не обладает тем, что субъект считает своим, а просто мешает субъекту обладать тем, что ему принадлежит. Поэтому единственным способом вернуть себе возможность обладания своим является не "обратное присвоение" (своё не признается чужим), а уничтожение помехи, препятствующей должному отношению к своему (например, ненавидимого человека). Ненависть предполагает, что "правильное положение вещей" восстановится само, как только будет убрана помеха.

Ненависть всегда направлена на прошлое. Невозможно ненавидеть кого-то или что-то за то, чего ещё не произошло. С этой точки зрения прошлое в целом является универсальным объектом ненависти.

Ненависть является личным чувством: ненавидят не что-то, а кого-то. Ненависть - это ненависть к участникам отношений.

Ненависть является наиболее сложной из всех базовых эмоций, поскольку предполагает понимание разницы между отношениями и их реализацией, а также зависимость отношений от действий их участников.

Однако ранее в той же работе понятие "своего" было разделено согласно восприятию индивидами общественных отношений.

Ещё одна цитата:

Своим человек может называть, во-первых, то, что принадлежит ему (вещь, территорию, ребенка, место за столом, профессию, должность, и так далее). Это понимание "своего" в смысле "собственности"...

Кроме того, своим человек может называть то, к чему принадлежит он сам (семью, народ, организацию, партию, поколение, что угодно). В первом случае можно говорить о собственности, во втором - о принадлежности или причастности. Ясно, что смысл слова "своё" здесь меняется: когда кто-то говорит "это моя вещь", это значит совсем не то же самое, что и "мой народ". Здесь речь идет не об имуществе, но, напротив, о принадлежности к некоторой общности или коллективу.

Далее, человек может называть своим то, с чем находится в отношениях власти или подчинения... Совершенно очевидно, что выражение "мой начальник" (впрочем, как и "мой подчиненный") имеет иной смысл, чем "моя вещь" или "мои друзья".

Наконец, существует и четвертый смысл слова своё. Он проявляется, когда человек говорит про что-нибудь "это моё право". Речь не идет о какой-либо собственности, об отношениях с коллективом, или о властных отношениях. Здесь речь идет о свободах, которыми "обладает" индивид в обществе...

Приведённое разделение задаёт "второй сложный" вопрос о ненависти.

Если есть разные понятия "своего", то и желание его вернуть, убрав некую помеху, в этих четырёх случаях будет иметь некие отличия. Что можно сказать об этих отличиях?

Сначала два замечания.

Во-первых, ненависть подразумевает представление ненавидящего о том, как "должно быть" - о том, что "восстановится само". А это представление имеет два оттенка: "должно быть" в результате осмысленных целенаправленных усилий или "должно быть" в силу "законов природы", в том числе "законов общества".

"Если ненавидимый не будет намеренно блокировать выпады ненавидящего, не будет обесценивать его усилия, то эти усилия увенчаются успехом, и цель будет достигнута" или "если вон тот ненавистный чувак, который мне никто, отойдёт в сторону, то его тень не будет падать на меня, и у меня будет хороший загар".

Различие между "врагом" и "просто помехой" задаёт разные представления о ненависти. Границу между этими представлениями можно увидеть в легенде о Сизифе, если поставить вопрос "почему камень скатывается обратно".

Во-вторых, если прошлое оказывается универсальным объектом ненависти, а ненависть есть личное чувство, то задачу распространения ненависти в обществе (не путать с собственным переживанием ненависти) может решить только рассказ о состоявшихся делах плохого человека, он же обвинение. Отсюда при распространении ненависти получаются

а) очень большой соблазн очеловечивания

В работе "Поведение", на которую я вряд ли когда-нибудь устану ссылаться, ненависть определена как неприятное переживание, которое прекратится тогда, когда переживающий субъект вернёт своё.

Я согласен с цитируемым ниже описанием ненависти.

Желание вернуть своё принципиально отличается от желания присвоить чужое. Оно возникает в ситуации, когда своё продолжает признаваться субъектом именно своим, а тот факт, что им обладает кто-то другой, воспринимается как помеха. С этой точки зрения объект ненависти не обладает тем, что субъект считает своим, а просто мешает субъекту обладать тем, что ему принадлежит. Поэтому единственным способом вернуть себе возможность обладания своим является не "обратное присвоение" (своё не признается чужим), а уничтожение помехи, препятствующей должному отношению к своему (например, ненавидимого человека). Ненависть предполагает, что "правильное положение вещей" восстановится само, как только будет убрана помеха.

Ненависть всегда направлена на прошлое. Невозможно ненавидеть кого-то или что-то за то, чего ещё не произошло. С этой точки зрения прошлое в целом является универсальным объектом ненависти.

Ненависть является личным чувством: ненавидят не что-то, а кого-то. Ненависть - это ненависть к участникам отношений.

Ненависть является наиболее сложной из всех базовых эмоций, поскольку предполагает понимание разницы между отношениями и их реализацией, а также зависимость отношений от действий их участников.

Однако ранее в той же работе понятие "своего" было разделено согласно восприятию индивидами общественных отношений.

Ещё одна цитата:

Своим человек может называть, во-первых, то, что принадлежит ему (вещь, территорию, ребенка, место за столом, профессию, должность, и так далее). Это понимание "своего" в смысле "собственности"...

Кроме того, своим человек может называть то, к чему принадлежит он сам (семью, народ, организацию, партию, поколение, что угодно). В первом случае можно говорить о собственности, во втором - о принадлежности или причастности. Ясно, что смысл слова "своё" здесь меняется: когда кто-то говорит "это моя вещь", это значит совсем не то же самое, что и "мой народ". Здесь речь идет не об имуществе, но, напротив, о принадлежности к некоторой общности или коллективу.

Далее, человек может называть своим то, с чем находится в отношениях власти или подчинения... Совершенно очевидно, что выражение "мой начальник" (впрочем, как и "мой подчиненный") имеет иной смысл, чем "моя вещь" или "мои друзья".

Наконец, существует и четвертый смысл слова своё. Он проявляется, когда человек говорит про что-нибудь "это моё право". Речь не идет о какой-либо собственности, об отношениях с коллективом, или о властных отношениях. Здесь речь идет о свободах, которыми "обладает" индивид в обществе...

Приведённое разделение задаёт "второй сложный" вопрос о ненависти.

Если есть разные понятия "своего", то и желание его вернуть, убрав некую помеху, в этих четырёх случаях будет иметь некие отличия. Что можно сказать об этих отличиях?

Сначала два замечания.

Во-первых, ненависть подразумевает представление ненавидящего о том, как "должно быть" - о том, что "восстановится само". А это представление имеет два оттенка: "должно быть" в результате осмысленных целенаправленных усилий или "должно быть" в силу "законов природы", в том числе "законов общества".

"Если ненавидимый не будет намеренно блокировать выпады ненавидящего, не будет обесценивать его усилия, то эти усилия увенчаются успехом, и цель будет достигнута" или "если вон тот ненавистный чувак, который мне никто, отойдёт в сторону, то его тень не будет падать на меня, и у меня будет хороший загар".

Различие между "врагом" и "просто помехой" задаёт разные представления о ненависти. Границу между этими представлениями можно увидеть в легенде о Сизифе, если поставить вопрос "почему камень скатывается обратно".

Во-вторых, если прошлое оказывается универсальным объектом ненависти, а ненависть есть личное чувство, то задачу распространения ненависти в обществе (не путать с собственным переживанием ненависти) может решить только рассказ о состоявшихся делах плохого человека, он же обвинение. Отсюда при распространении ненависти получаются

а) очень большой соблазн очеловечивания

"Болеть" - это сопереживать в условиях

а) непредрешённого исхода действия и
б) зрелищности действия в смысле его понятности.

Сопереживать, когда уже хорошо понимаешь, что делается, но ещё плохо понимаешь, чем кончится.

"Боление" есть что-то вроде пищевой добавки в жизнь рабочего класса индустриальной эпохи. Концентрат этого самого "хорошо понимаешь процесс" и "плохо понимаешь его итог". Нужен он (концентрат пищевой добавки) потому, что в жизни пролетарий её, добавки, недополучает, и недополучает именно из-за индустриальной организации производства.

Пролетарий, как правило, не понимает, зачем требуется выполняемое лично им весьма ограниченное множество операций у станка/за конторкой: про "итог", про "всё дело целиком" ему рассказывают разве что в "тоталитарных режимах" - кстати, это одна из настоящих претензий к ним со стороны режимов свободных и демократических. В свою очередь, жизнь пролетария как процесс достаточно (и всё более) предсказуема, чтобы ему в каждый момент времени было ясно, сколь обоснованы те или иные его планы, "чем моё усилие кончится".

Отсюда "боление" востребовано, оно выправляет соответствующий перекос сознания и блокирует его следствия (стресс, нелояльность, суицид, низкая производительность труда, массовые убийства соседей). "Боление" востребовано в концентрированном по времени виде, ибо трудовой стаж - это десятилетия, и нечего тут надолго отвлекаться, пусть рабсила за выходные восстановится. Для решения задачи концентрирования и нужны национальные флаги над событием: быстрый захват внимания, быстрое и гарантированное повышение важности события для субъекта.

К чему я это всё? К тому, что альтернатива шлюховатому "олимпийскому движению" - вовсе не обязательно такие же спортивные состязания под собственной эгидой. Ведь оспаривается рынок самого "боления", а не способов его... извините за рифму... удовлетворения.

Основной задачей освоения этого рынка при условии соревнования станет заведение действий соревнующихся на законы физики, каковым законам плевать на общественное мнение. Общественное мнение нужно вне условия соревнования для усилий отдельно взятых индивидов на границах общества (Чкалов-Байдуков-Беляков и им подобные)... но и то, и другое - тьма "вторых сложных", для которых нет ни времени, ни места.

Насчёт времени и места: я вообще пишу из транспорта. Ладно, не пишу, а редактирую перед отсылкой, но в транспорте. Считайте это рекламой леновской йогабуки, которую я купил пару месяцев тому как.

А если всерьёз, то написано на подумать и возразить. Спасибо за внимание.

С присущим мне многословием я ранее уже высказался за то, что на Олимпиаду-2018 надо ехать независимо от расцветки флага. Если очень коротко, то "большой спорт" сейчас есть предмет, [хорошо или плохо] удовлетворяющий нужды общества, а не государства, и флаг здесь не главное.

Проблему крайнего решения МОК для российского общества я вижу в том, что последствия этого решения у нас тут хотят "спустить на тормозах". Хотят спортсмены как люди некоторой профессии, как носители некоторой жизненной стратегии. Хотят спортсмены как корпорация, как общественная группа. Хотят государственные чиновники как получатели административной ренты от спорта как общественного явления.

Мол, ничего страшного (см. текущие новости с ударением на "смогут выступать"), всё пройдёт и закончится, а дальше будет всё по-прежнему. Не надо делать ничего нового, особенного и дополнительного - вот это предубеждение я и вижу проблемой.

Замечу, что она включает в себя "выпуск пара" у множества дилетантов-комментаторов (вроде меня, но умнее и в телевизоре), "угрозу раскола общества", потом угрюмое молчание и примирение с ситуацией. "Что делать, жить-то дальше надо".

В то время, как нужны, имхо...

1. Дополнительные вложения со стороны государства в такое сопровождение "нейтральной команды" на Олимпиаде в Пхёнчхане, которое бы однозначно позволило ассоциировать эту команду с РФ, желательно на грани и за гранью приемлемого для иностранных наблюдателей. Без упования на "сознательность", то бишь на "российский патриотизм во всех слоях общества" ("родная, ты у меня такая умная... ну придумай что-нибудь сама").

2. Заказ и открытие общественной дискуссии по теме "а на кой РФ вообще олимпийское движение" с прицелом на отказ от Олимпиад вообще (начиная со следующей летней); с предложением нашим чемпионам приемлемой жизненной перспективы; с внесением в общественное сознание идеи переориентации российских спортсменов как корпорации и переформирования опекающей эту корпорацию группы казённых администраторов. "Не догоним, так согреемся" - это как минимум серьёзный аргумент в будущих разговорах с международными спортивными организациями, которого сейчас у РФ попросту нет. А как максимум - да, нафиг эти Олимпиады.

3. Создание и оплата из казны - прямо или опосредованно - фонда, движения, ковена... короче, группы по привлечению внимания к проблемам допинга и иных околозаконных движений в спорте "в мировом масштабе". Проще говоря, российскому обществу (а по мере сил и мировому) должно быть предложено долговременное, чёткое и связное представление о "большом международном спорте" как деле в принципе нечестном и, следовательно, недостойном. Речь не идёт о каком-то пропагандистском всплеске; скорее, о постепенном изменении установок в обществе по отношению к этому явлению на протяжении десяти-пятнадцати лет, чтоб уже и не могло возникнуть ощущения потери от неучастия в Олимпиаде с некоторым набором условий.

Нынешнему пылкому возмущению без расчёта на успех противоположны слова из анекдота о молодом и старом быках: "мы медленно, с достоинством спустимся с горки и..."

Спасибо за внимание.

В воскресенье дочищали Анторус на норме, и снизошло на меня, уводившего своего лока из-под аргусова пууль-па, что Саргерас - всего лишь ещё один псевдоним Шелтема.

Просто чтобы не забыть.

В воскресенье дочищали Анторус на норме, и снизошло на меня, уводившего своего лока из-под аргусова пууль-па, что Саргерас - всего лишь ещё один псевдоним Шелтема.

Просто чтобы не забыть.

Я так понял, что выяснение, "ритуально" или не "ритуально" Николай Романов умер, нужно РПЦ для точного определения, которого оттенка он святой. "Ненаказуемо".

А вот вдогон я понял, что обязательным следствием этого выяснения... в зависимости от того, найдут они там "ритуал" или нет... должно стать однозначное провозглашение либо отсутствия этого "ритуала", - "не было" - либо его имманентной неудачи: "было, но не сработало, потому что и не могло сработать".

В случае, если такое не будет максимально широко провозглашено и максимально жёстко навязано, то российское общество будет вынуждено жить с презумпцией того, что в критический момент российской истории был проведён успешный магический опыт, возымевший действие на российское общество.

Возможно, и существует более удачный трюк по распространению и долговременному закреплению магического сознания в этом самом обществе (не считая рекламы), однако я его не вижу.

Атеист Безбожник нервничает, да. Не хочет оказаться среди индейцев. Трепещет перед исторической правдой.

Спасибо за внимание.

Читаю я эти ваши Интернеты. Вижу очередные тексты по поводу того, что идеологии у нас в обществе нет (от того и беды), и что она нужна (тогда бед не станет).

Ну нате. Не саму идеологию, на неё у меня ни времени, ни дерзости. Всего лишь моё многословное уютное мнение по тому же самому поводу.


Я исхожу из того, что идеология - это воспроизводимый рассказ группе людей о

а) существующем в ней обществе*,
б) отношениях внутри этого общества и
в) отношениях членов этого общества с окружающим миром (другими обществами, природой).

* - напоминаю, что под обществом я понимаю возможность совместных действий в группе людей.

Идеология нужна для того, чтобы облегчить совместные действия в группе людей, то бишь

а) снизить стоимость повторения обычных совместных действий и
б) увеличить вероятность появления новых.

Если грубо, то идеология обществу нужна затем, чтобы некоторое новое, ранее невиданное предприятие не требовало бы совместно съеденного на протяжении нескольких лет пуда соли. Чтобы предприятию для начала хватило бы обоюдной зиги при первой встрече.

Совместные действия могут быть основаны на четырёх ценностях; на любой из них по отдельности и на комбинации таковых. Эти ценности: превосходство, польза, свобода и справедливость. Группа, совершающая совместные действия, может получиться соответственно через подчинение, найм, отчуждение (от чего-то внешнего или общего) и уравнение (по отношению к чему-то внешнему или общему).

В первых двух случаях без идеологии вполне можно обойтись, хватает приказа или оплаты. В третьем и четвёртом случае идеология незаменима, без неё объединение попросту невозможно. Мне представляется, что свобода и справедливость без пользы и превосходства не способны поддерживать сколько-нибудь многочисленные и постоянные группы (прости меня, "Туманность Андромеды").

Однако достаточно многочисленные и устойчивые группы, заданные подчинением либо наймом, могут попробовать снизить себестоимость своего существования, обратившись к отчуждению от чего-то внешнего/общего по отношению к группе или уравнению перед этим внешним/общим.

Итого, идеологией обзаводятся затем, чтобы не тратить лишние силы на хлёст кнутом и/или не тратить лишние деньги на оплату услуг. Стараются создать такой рассказ об отношениях внутри группы и её отношениях с внешним миром, который обессмыслил бы внутри неё сопротивление приказам или снизил стоимость найма. Рассказ должен быть воспроизводимым, чтобы его более или менее одинаковым выдавали разные люди в разных местах при разных обстоятельствах и не обязательно от души.

Это была теория вообще. Теперь теория на местности.

В современной Российской Федерации ни "командирам", ни "нанимателям" (их ещё называют "силовиками" и "либералами") идеология не нужна. Перед ними не стоит задача удешевления модуса операнди. Ни приписываемое им противостояние друг с другом, ни отношение населения к их действиям по отношению к населению не обостряют ситуацию настолько, чтобы обзаводиться комиссарами.

Насчёт противостояния, реального или виртуального - это к конспирологам: счастливые люди, всё знают.

Я, несчастливый, лучше про население, которому комиссары вообще-то нужны, а командиры платить за них не хотят.

Население стартовало из страны, в которой дефицита с идеологией не наблюдалось. Да, идеологического разнообразия тоже, однако речь идёт именно о том, что удешевление сотрудничества тех, кого, с теми, кто - было неотъемлемой частью общества. Вроде воздуха, который всегда был, которого полно вокруг, которого не может не быть.

Боролись отнюдь не с этим воздухом. Боролись не с удешевлением совместной деятельности как с продуктом идеологического двигателя, а за пёструю раскраску этого двигателя и за полифонию его рокота.

Полагаю, что читатель в подходящем возрасте помнит и программу "500 дней", и оправдание "либерализации цен". То самое "потерпеть ради светлого будущего" рулило от души, Нагульнов бы оценил.

Однако движок стал барахлить. Стал барахлить потому, что он такое же достижение цивилизации, как и всякий механический двигатель: его надо смазывать, чинить, менять детали, выдерживать режимы работы... а если деньги на всё это уведены за границу, то работать обслуживаемый движок станет хуже, а продукта, зависимого от этого движка, станет

Читаю я эти ваши Интернеты. Вижу очередные тексты по поводу того, что идеологии у нас в обществе нет (от того и беды), и что она нужна (тогда бед не станет).

Ну нате. Не саму идеологию, на неё у меня ни времени, ни дерзости. Всего лишь моё многословное уютное мнение по тому же самому поводу.


Я исхожу из того, что идеология - это воспроизводимый рассказ группе людей о

а) существующем в ней обществе*,
б) отношениях внутри этого общества и
в) отношениях членов этого общества с окружающим миром (другими обществами, природой).

* - напоминаю, что под обществом я понимаю возможность совместных действий в группе людей.

Идеология нужна для того, чтобы облегчить совместные действия в группе людей, то бишь

а) снизить стоимость повторения обычных совместных действий и
б) увеличить вероятность появления новых.

Если грубо, то идеология обществу нужна затем, чтобы некоторое новое, ранее невиданное предприятие не требовало бы совместно съеденного на протяжении нескольких лет пуда соли. Чтобы предприятию для начала хватило бы обоюдной зиги при первой встрече.

Совместные действия могут быть основаны на четырёх ценностях; на любой из них по отдельности и на комбинации таковых. Эти ценности: превосходство, польза, свобода и справедливость. Группа, совершающая совместные действия, может получиться соответственно через подчинение, найм, отчуждение (от чего-то внешнего или общего) и уравнение (по отношению к чему-то внешнему или общему).

В первых двух случаях без идеологии вполне можно обойтись, хватает приказа или оплаты. В третьем и четвёртом случае идеология незаменима, без неё объединение попросту невозможно. Мне представляется, что свобода и справедливость без пользы и превосходства не способны поддерживать сколько-нибудь многочисленные и постоянные группы (прости меня, "Туманность Андромеды").

Однако достаточно многочисленные и устойчивые группы, заданные подчинением либо наймом, могут попробовать снизить себестоимость своего существования, обратившись к отчуждению от чего-то внешнего/общего по отношению к группе или уравнению перед этим внешним/общим.

Итого, идеологией обзаводятся затем, чтобы не тратить лишние силы на хлёст кнутом и/или не тратить лишние деньги на оплату услуг. Стараются создать такой рассказ об отношениях внутри группы и её отношениях с внешним миром, который обессмыслил бы внутри неё сопротивление приказам или снизил стоимость найма. Рассказ должен быть воспроизводимым, чтобы его более или менее одинаковым выдавали разные люди в разных местах при разных обстоятельствах и не обязательно от души.

Это была теория вообще. Теперь теория на местности.

В современной Российской Федерации ни "командирам", ни "нанимателям" (их ещё называют "силовиками" и "либералами") идеология не нужна. Перед ними не стоит задача удешевления модуса операнди. Ни приписываемое им противостояние друг с другом, ни отношение населения к их действиям по отношению к населению не обостряют ситуацию настолько, чтобы обзаводиться комиссарами.

Насчёт противостояния, реального или виртуального - это к конспирологам: счастливые люди, всё знают.

Я, несчастливый, лучше про население, которому комиссары вообще-то нужны, а командиры платить за них не хотят.

Население стартовало из страны, в которой дефицита с идеологией не наблюдалось. Да, идеологического разнообразия тоже, однако речь идёт именно о том, что удешевление сотрудничества тех, кого, с теми, кто - было неотъемлемой частью общества. Вроде воздуха, который всегда был, которого полно вокруг, которого не может не быть.

Боролись отнюдь не с этим воздухом. Боролись не с удешевлением совместной деятельности как с продуктом идеологического двигателя, а за пёструю раскраску этого двигателя и за полифонию его рокота.

Полагаю, что читатель в подходящем возрасте помнит и программу "500 дней", и оправдание "либерализации цен". То самое "потерпеть ради светлого будущего" рулило от души, Нагульнов бы оценил.

Однако движок стал барахлить. Стал барахлить потому, что он такое же достижение цивилизации, как и всякий механический двигатель: его надо смазывать, чинить, менять детали, выдерживать режимы работы... а если деньги на всё это уведены за границу, то работать обслуживаемый движок станет хуже, а продукта, зависимого от этого движка, станет