Много новогодних открыток! Арт-проект (великий) Рождество в Лукишской тюрьме.

























































/Понятно, почему меня так вштырило, а народ - ну, просто зырит, прикалывается, фоткается у расстрельных (с виду, как оно исторически было, не знаю) стен. Штука в том, что Лукишскую тюрьму совсем недавно закрыли, земля там хорошо помнит, что это было за место, и для чего. И тут искусство реально стало тем, для чего оно было задумано - магией, без скидок, такой, совсем настоящей. Потому что одновременно снимает проклятие с места и благословляет его. Совершенно поразительно, что люди своими маленькими твёрдыми головами (это не оскорбуха, а констатация факта, у меня тоже такая) до этого додумались, и сделали, и получилось, смогли. Вот прям реальное чудо, его можно своими глазами увидеть и даже внутри побыть, только органы восприятия там надо включать, конечно. Глаз и ушей недостаточно (хотя для начала, ладно, хватит хороших ушей и глаз)./

https://chingizid.livejournal.com/2273355.html

Из солидарности с krysolove, который выложил офигенные фото, хоть и не верит в "лучшие". И я не верю; впрочем, я и в конец года не верю, точнее, не ощущаю его, в другом месте он был (причём несколько раз уже) у меня, а сейчас у нас вообще ноябрь и немножечко март. Поэтому картинки за меня опять выбирал генератор случайных чисел (вот уж кому всё равно), но не по месяцам, как в прошлом году, а из всей кучи. И навыбирал 22 штуки, пока мне остановиться и посчитать в голову не пришло :)

Ну, это больше хроники событий получились, чем типа арт-фото. Но парочка стоящих всё равно есть.

начал сразу с курящего бара в Берлине (в Пренцлауэрберге, с вывеской синим овалом), там вон чего потом было; карочи, осколок моего сердца навек под порогом их.


Стамбульский чувак из квартала Мода. Чего-то там уличного продавец.


Внезапная рыба! Ну, чисто статистически, и не могло обойтись без рыбы, мы с февраля ежедневно вешали их. Эта, к тому же, вырезана из неудачного принта картинки друга Ренаты, то есть, всё как мы любим - обидная неудача превращается в полезную (ггг) вещь.


Это убийственная осень минувшего года. Типичный, на самом деле, виленский октябрь.


Это когда у нас на мосту имени флюксуса было красное. На самом деле, спасибо генератору, одну из самых крутых фоток года (я не верю, не верю в "лучшие фото"!) всё-таки достал.


Варна, ночь, Спарта. Но не та, где мальчик спиздил лиса, а просто такой жилой квартал.


Это буквально неделю назад тут у нас, где новенький мостик вместо того, где (из песни слова не выкинешь) немец в розовых шортах бабку топил. Вообще ужасно смешно конечно всё это: ходишь, никого не трогаешь, фоткаешь город, а буквально на всех карточках получается какой-то неприличный аутофанарт.


Картинка с Арт-Вильнюса про мёртвого зайца, который воскрес и теперь нам покажет. Художник Арвидас Мартинайтис (Arvydas Martinaitis).


Совсем свежее фото про спонтанное триединство: тень, отражение, оригинал.


Вот молодец генератор случайных чисел, это не лучшее фото за вечер, но один из лучших вечеров за всю жизнь. Когда Рената и Саша приделали Саше сияющий нимб и рога.


Документальный отчёт о крокусах, которые мы с другом Ренатой посадили на княжьем холме. Их там натурально море было весной, а тут одна из капель этого моря.


Берлин, ооочень странный пустой подвал в Фридрихсхагене, выглядит, как комната переговоров понятно кого непонятно с кем; ну, я вообще умею с толком пройтись.


Не самое удачное фото рождественского паравозика (а вот надо было неудачные выкидывать, а не копить!) На заднем плане мучительно синеет (фанарт проклятый) наш Кафедральный собор.


Шары, почки, апрель.


Крысичка в Стамбуле такая прекрасная, потому что я - ложное Пикассо!


Вот эту картинку про речку Вильняле я тоже люблю.


Вид на Варненский порт сквозь Читать далее...

...у меня, например, не было никакого года, а было примерно лет семь, они же примерно двенадцать коротких, но насыщенных дней; и это я ещё упрощаю (у меня маленькая твёрдая человеческая голова, она хочет, чтобы было понятно), потому что если рассматривать все события по отдельности, то, к примеру, друг Стр. приезжал в мае, как раз попал на уличных барабанщиков, и это было, я точно знаю, на пальцах подсчитано, пять лет назад, а в Стамбуле мы с ним и с Крыськой жили долго и счастливо вообще практически в прошлой жизни (и уехали-умерли в один день), а с другом С. кружили по городу летом, с тех пор прошло, по моим прикидкам, лет восемь, но когда с ним же шатались по барам весной - весной ли? - это было всего лишь в прошлом году, и в том же прошлом году мы с Ренатой и Сашей приветствовали Морену, а потом почти сразу начался этот год, то есть, тот, который закончился всего неделю назад, мы с другом Стр. проводили его в Барселоне, барселонским нежарким летом, в самый солнцеворот, и с тех пор наступила какая-то чёртова хрустальная вечность ("чёртова" в смысле хорошая), в этой вечности я и живу, в каком-то абсолютном сияющем ахуе от благодарности, что я и всё остальное - есть.

https://chingizid.livejournal.com/2272889.html

А теперь ни дня - без кого?

https://chingizid.livejournal.com/2272565.html

https://chingizid.livejournal.com/2271494.html

XCIII

Лагман Стурла сказал, что он не знает никого из объявленных вне закона, кто был бы так велик, как Греттир Силач. Он находит для этого три основания. И первое, что он считает Греттира самым мудрым, потому что он дольше всех прожил в изгнании и никто не мог победить его, покуда он был здоров. И, во-вторых, потому что он был сильнее всех своих сверстников в Исландии и больше всех преуспел в схватках со всякой нечистью да нежитью. И, в-третьих, потому что за него отомстили в Миклагарде, как ни за какого другого исландца. И надо прибавить еще, каким удачливым человеком был в конце жизни Торстейн Дромунд, тот, кто отомстил за Греттира. Здесь кончается сага о Греттире, сыне Асмунда.



От себя добавлю: и как же удачливы мы с Греттиром Силачом, что сага о нём, которую мы с вами читали по главе в день с 24-го сентября, когда мне не пойми почему впендюрило в голову её выкладывать, без всяких моих предварительных расчётов закончилась именно сегодня, в праздник Рождества :)

https://chingizid.livejournal.com/2271282.html

СТАНСЫ

Холодно мне, мама,
холодно мне и страшно.
В палате пахнет (не помню),
из тела тянутся трубки,
сплетаются в белом небе.
Свистит исчезающий воздух,
простыня под пальцами мнется,
ко мне подходят (не помню),
говорят: не позже, чем утром.
Я не знаю, что это значит.

Холодно мне, мама,
холодно мне и жарко.
в перекрестье прицела
опрокинута местность,
как последняя рюмка.
Огонь обжигает веки,
пахнет жженой резиной,
мертвым красным железом,
мы думали - обойдется.
А тут прямая наводка.

Холодно мне, мама,
холодно мне и душно.
Я вижу, как чьи-то руки
обнимают мутную воду,
белые, как парусина.
Зачем я вдыхаю воду,
зачем я теряю время,
зачем я не слушал Веру?
Вера мне говорила:
море не любит пьяных.

Вкусно пахнет навозом,
и звезда за окошком
низко висит на землею.
Столпились теплые звери
и люди в пестрых одеждах.
Один - в голубом тюрбане,
другой - в малиновой феске,
третий - в чалме зеленой.
Холодно мне, мама,
и весело мне, и странно.

https://chingizid.livejournal.com/2271076.html

свобода выбора это же, в том числе, свобода наотрез отказаться выбирать что-то одно :)

https://chingizid.livejournal.com/2270965.html

такое конечно только другу А. показывать, чтобы больше не обзывался "классиком", а говорил, уважительно отодвигаясь на полтора метра, чтобы точно не укусили: ну ты тю-тю совсем.

https://chingizid.livejournal.com/2270466.html

XCII

Ехали они так, ехали, пока не достигли города Рима. И, явившись к тому, кто был поставлен исповедовать людей, они рассказали ему всю правду, как все у них было и какою хитростью они заключили брак. Они покорно соглашались на любое наказание, какое он собирается на них наложить. И поскольку они сами пришли к решению искупить свой обман без всякого принуждения и насилия со стороны церкви, на них наложили самое легкое наказание, какое только было возможно. И призвали их с любовью, чтобы они, вооружась разумом, позаботились о своей душе и, заслужив отпущение грехов, жили праведной жизнью. Им обоим казалось, что они поступили хорошо и мудро. Тогда Спес сказала:

— Вот и кончилось все для нас хорошо: не одну только беду мы с тобой разделили. Может быть, неразумным людям наша прежняя жизнь и послужит примером, но теперь мы должны так завершить нашу жизнь, чтобы она послужила примером для добрых людей. Теперь нам надо нанять искусных каменщиков, чтобы они сложили нам кельи, каждому свою. Так мы искупим свой грех перед Богом.

Торстейн заплатил за кельи для них обоих и за все остальное, в чем они нуждались и без чего не могли обойтись. И когда была завершена эта постройка и все было готово, они выбрали время и по своей воле положили конец своему недолгому общению на земле, с тем, чтобы вернее соединиться навечно в мире ином. Они затворились каждый в своей келье и жили столько, сколько дал им Бог, и так закончили свою жизнь. И большинство говорит, что Торстейн Дромунд и его жена Спес была самыми удачливыми людьми, учитывая, сколько они нагрешили. Не рассказывается, чтобы кто-нибудь из их детей или потомков приехал в Исландию.

https://chingizid.livejournal.com/2270247.html

Если бы надо было одной картинкой показать, какая на этот раз была Барселона (не надо, конечно не надо, зачем бы и от кого, интересно, мне такие дурацкие задания получать), - так вот, если бы всё-таки было надо, картинка была бы такая, случайная, необязательная, потому что тут - ну прям очень она.

https://chingizid.livejournal.com/2270181.html

XCI

Многие склоняли Торстейна к тому, чтобы явиться к Харальду конунгу и сделаться его приближенным, но он не соглашался.

Тогда Спес сказала:

— Не хочу я, Торстейн, чтобы ты шел к Харальду конунгу, ибо у нас больше долг перед другим конунгом, и следует нам об этом подумать. Ведь мы уже на склоне лет и далеко не молоды. Но мы больше следовали своим желаниям, нежели христианским заповедям или требованиям справедливости. И я знаю, что ни родичи наши, ни богатство не освободят нас от этого нашего долга, если мы сами его не заплатим. Я хочу, чтобы мы изменили всю свою жизнь и, покинув страну, поехали к папскому двору, ибо верю, что это облегчит от греха мою душу.

Торстейн отвечает:

— Мне тоже знакомо все это, о чем ты говоришь. И надобно, чтобы ты сама решала те дела, которые послужат к нашему благу: ведь когда ты полагалась на мои решения, это бывало нам больше на пагубу. Пусть же все будет так, как ты захочешь.

Люди никак этого не ожидали. Было Торстейну уже шестьдесят семь зим, но он был еще крепок и бодр. Он позвал к себе всех своих родственников и свойственников и объявил им свои намерения. Мудрые люди их поддержали, но все-таки их отъезд казался всем большой потерей. Торстейн сказал, что нельзя знать наверное, вернутся ли они.

— Теперь я хочу поблагодарить вас всех, — говорит он, — за то, как вы управляли моим имуществом, когда я последний раз уезжал из страны. Я хочу вас теперь попросить, чтобы вы приняли имущество моих детей и их самих и воспитали их по своим понятиям, ибо я уже в таком возрасте, что нельзя сказать, возвращусь ли я или нет, даже если жив буду. И смотрите за всем, что я здесь оставляю, как если бы я никогда не вернулся в Норвегию.

Люди отвечали, что хорошо бы хозяйка осталась за всем присматривать. Тогда она сказала:

— Я уехала с Торстейном из своей земли и из Миклагарда и покинула родичей и добро, ибо хотела, чтобы у нас с ним была одна судьба. Теперь я обвыклась здесь, но не мила мне будет жизнь в Норвегии и в северных странах, если он уедет. Мы всегда жили в добром согласии, и никогда не случалось между нами розни. Вместе мы теперь и уедем, потому что многое мы с ним вместе изведали с той поры, как встретились.

И когда они объявили так свои намерения, Торстейн попросил почтенных людей разделить пополам все имущество. Родичи Торстейна взяли половину, оставленную детям, и те выросли у своих родичей по отцу и стали впоследствии достойнейшими людьми, и многие в Вике ведут от них свой род. А Торстейн и Спес разделили свою долю и часть отдали церкви для спасения души, а часть взяли с собою. Вот пустились они в путь в Рим, и многие желали им добра.

https://chingizid.livejournal.com/2269783.html

XC

Пока был самый большой шум вокруг этого дела, Торстейн Дромунд был в походе с варягами. Он там настолько прославился, что считали, второго такого героя и не бывало. Он был в большой чести у Харальда, сына Сигурда, потому что тот ценил свое родство с ним. И Торстейн, как думают люди, следовал его советам.

Вскоре после того, как Сигурда изгнали из страны, Торстейн посватался к Спес. Она с достоинством приняла сватовство и направила его к своим родичам. Те держали совет и решили единодушно, что ей самой и решать. Сочетались они браком и стали жить в добром согласии и в богатстве. Торстейн прослыл очень удачливым человеком: так он сумел выпутаться изо всех трудностей. Они прожили вместе два года в Миклагарде. А потом Торстейн сказал своей жене, что хочет он возвратиться в свои владения в Норвегии. Она сказала, что ему и решать. Тогда он продал свое имущество, и они получили много денег. Они выехали с добрыми спутниками и держали путь прямо в Норвегию. Родичи Торстейна встретили их обоих очень хорошо и скоро увидели, что Спес и щедра, и благородна. Вскоре все очень ее полюбили. У них были дети, и так они жили в своих владениях и радовались своему счастью.

Конунгом в Норвегии был тогда Магнус Добрый. Торстейн, не откладывая, к нему поехал и был хорошо принят, потому что он снискал большую славу тем, как отомстил за Греттира Силача. Люди больше и не знали тому примеров, чтобы за какого-нибудь исландца, кроме Греттира, сына Асмунда, отомстили в Миклагарде. Торстейн спокойно прожил десять лет с тех пор, как вернулся в Норвегию, и их с женою считали обоих достойнейшими людьми. Тут возвратился из Миклагарда конунг Харальд, сын Сигурда, и Магнус отдал ему пол-Норвегии. Некоторое время они оба были конунгами в Норвегии. Следующим летом скончался конунг Магнус Добрый, и конунг Харальд стал править Норвегией один. После кончины Магнуса конунга многие были опечалены, те, кто были ему друзьями, потому что все его любили. А от Харальда конунга всего можно было ждать, потому что он был суров и скор на расправу. Торстейн Дромунд состарился, но был все еще очень крепок. Так минуло шестнадцать зим со смерти Греттира, сына Асмунда.

https://chingizid.livejournal.com/2269569.html

LXXXIX

Вот прошло время, и наступил день, когда Спес должна была приносить клятву. Она созывает всех друзей и родичей и наряжается в лучшие свои одежды. Ее сопровождали многие дамы. Была очень дождливая погода. На дороге было мокро, и перед входом в церковь надо было перейти большую лужу. И, когда Спес и ее сопровождающие подошли к луже, там толпилось множество народу, и среди них много нищих, просивших милостыню, потому что это было на улице. Все считали своим долгом ее приветствовать, кто как умел, и все желали ей добра за то, что она так много им помогала. Был там, между других бедняков, один нищий старик, большого роста и длиннобородый. Женщины остановились перед лужей, потому что им казалось, что никак не перейти через такую грязь. И высокий нищий, увидав хозяйку, самую среди всех нарядную, сказал ей так:

— Добрая хозяйка, не погнушайся тем, что я перенесу тебя через эту лужу, потому что мы, нищие, обязаны служить тебе в меру наших сил.

— Как это ты перенесешь меня, — сказала она, — если ты и себя носить не можешь?

— Зато ты показала бы свое смирение, — говорит он. — Я не могу предложить тебе лучшего, чем сам имею. И это послужит к твоему же благу, что ты не погнушалась бедным человеком.

— Так и знай, — говорит она, — если плохо меня перенесешь, будешь выпорот, если не что-нибудь похуже.

— С радостью пойду на такой риск, — сказал он и вступил в самую лужу.

Она всячески выражала свое недовольство тем, что он ее понесет, но все-таки устроилась у него на спине. Заковылял он еле-еле на двух костылях и, дойдя до середины лужи, зашатался из стороны в сторону.

Она просила его поднатужиться:

— И если ты свалишь меня в лужу, тебе несдобровать.

Идет бедняга дальше, напрягая все силы. Лезет он вон из кожи и почти добрался, наконец, до сухого места. И тут он споткнулся и растянулся: ее-то успел сбросить на сухое место, а сам упал в лужу, только руки торчат. И тянет он, лежа, к хозяйке руки, и все никак не уцепится ей за платье. Тогда он схватил ее колено и выше, за голую ляжку. Она вскочила и стала ругать его, говоря, что, мол, не жди ничего хорошего от этих скверных нищих:

— И тебя бы стоило как следует отколотить, если бы не твое убожество.

Тогда он сказал:

— Не всякому повезет. Я-то хотел сделать тебе добро и надеялся на подаяние, а получил от тебя только брань и угрозы и ничего больше.

И он вел себя, как если бы опечалился всей душой. Многих он разжалобил, но она говорила, что это пройдоха, каких мало. Но так как многие за него просили, она взяла свой кошелек — а в нем было много золотых монет, — вытряхнула монеты и сказала:

— На, держи, старик. Нехорошо будет, если ты не получишь сполна за то, что я тебя обругала. Но теперь ты получил все, что заработал.

Он подобрал золото и поблагодарил ее за доброе дело. Спес пошла в церковь, и там было множество народу. Сигурд повел дело с большим напором и потребовал, чтобы она очистилась от обвинений, которые он ей предъявляет. Она отвечает:

— Меня нисколько не заботят твои обвинения. И какого это человека ты, по твоим словам, у меня видел? Ведь у меня часто случается быть одному или другому славному мужу, и я не стыжусь этого. Я готова поклясться в том, что ни одному мужчине я не давала денег и ни один не касался моего тела, кроме моего мужа, да еще этого нищего, который положил грязную руку мне на бедро, когда переносил меня сегодня через лужу.

Многие согласились, что этого достаточно для полной клятвы и что пусть нищий и обошелся с нею неподобающе, это никак не может ее запятнать. Она сказала, что ей следовало упомянуть все, что было. После этого она дала клятву, слова которой были только что приведены. Многие говорили, что она подтвердила пословицу: клятва все покроет103. Она сказала, что всякий мудрый человек убедится, что тут не было никакой задней мысли. Тогда ее родичи стали говорить, что было бы большим унижением для родовитой женщины оставить без возмездия подобную клевету, потому что жена, уличенная в прелюбодеянии, каралась там смертью. Спес попросила тогда епископа развести их с Сигурдом, потому что она-де не желает терпеть его наговоры. Родичи поддержали ее просьбу. И так, с их помощью и с помощью приношений, их с Сигурдом развели, и ему мало что досталось из их имущества. Заставили его покинуть страну. И все вышло так, как обычно и бывает: кто слабее, тот и гнется. Так он ничего и не добился, хоть и говорил правду. Спес достались теперь все их деньги, и она прослыла недюжинной женщиной. И когда люди поразмыслили над ее клятвой, почудилось им, будто не все в ней ладно, и подумали, что не иначе, как мудрые люди сочинили для нее слова той клятвы. Дознались люди и до того, что нищий, который ее переносил, был Торстейн Дромунд. Но Сигурд все же так и не отстоял своих прав, и о Читать далее...

LXXXVIII

В то время Харальд, сын Сигурда, был в Миклагарде, и Торстейн заручился его дружбой. Торстейн слыл человеком важным, потому что Спес не допускала, чтобы он нуждался в деньгах. Они полюбили друг друга, Торстейн и Спес. Она не могла надивиться на его доблесть. Она не скупилась на расходы, желая окружить себя друзьями. Не укрылись и от ее мужа перемены в нраве ее и во всех привычках, а в особенности в ее тратах. Он не досчитывался золота и сокровищ, хранившихся у нес. И вот как-то муж ее Сигурд завел с нею разговор и сказал, что она на удивление переменилась:

— Ты совсем не печешься о нашем добре и пускаешь его на ветер. И живешь ты словно во сне. И избегаешь быть в одном месте со мною. Я знаю наверное, что есть на то причина.

Она отвечает:

— И я говорила тебе, и мои родичи, когда мы с тобою сошлись, что я хочу свободно и самостоятельно распоряжаться всем, что мне приличествует. И поэтому я не берегу твоих денег. Или ты ставишь мне в вину что-то другое, для меня постыдное?

Он отвечает:

— Берет меня сомнение, нет ли у тебя кого-нибудь, кто был бы тебе милее меня.

— Не знаю, — говорит она, — откуда ты это взял. Но только думаю, что у тебя нет для этого никаких оснований. Но нам не о чем с тобою разговаривать, если ты возводишь на меня такую напраслину.

На этот раз он оставил этот разговор. Они же с Торстейном вели себя по-прежнему, не остерегаясь пересудов злых людей, потому что она уповала на свой ум и на друзей. Они часто проводили время за разговорами и развлечениями.

Как-то вечером они сидели в одной горнице, где хранились ее сокровища. Она попросила Торстейна спеть, думая, что хозяин пьет с кем-нибудь по своему обыкновению. Двери она заперла. Вот поет Торстейн сколько-то времени, как вдруг кто-то заколотил в дверь, требуя, чтобы ее открыли. Это пришел муж, и с ним много слуг. Хозяйка перед тем открыла ларь и показывала Торстейну свои сокровища. И, узнав, кто пришел, она не захотела отворять двери. Она говорит Торстейну:

— Времени нет раздумывать: прыгай сюда в ларь и сиди тихо.

Тот так и сделал. Она навесила на ларь замок и села сверху. Тут муж ворвался в горницу, а двери взломали. Хозяйка сказала:

— Что это вы так разбушевались? Или враги за вами гонятся?

Хозяин отвечает:

— Ну что же, хорошо, что ты сама себя показала, какова ты есть. Где этот человек, что тут заливался? Видно, что его голос тебе нравится больше моего.

Она сказала:

— Тот еще не совсем дурак, кто умеет молчать. Но о тебе этого не скажешь: ты считаешь себя хитрецом и думаешь опорочить меня своей ложью. Но она выйдет наружу. Если ты говоришь правду, хватай его, ведь не мог же он выпрыгнуть сквозь стены или крышу.

Он обыскал дом, но никого не нашел.

Она сказала:

— Что же ты его не хватаешь, если так уверен в своей правоте?

Он промолчал, недоумевая, как это так его провели, и спросил у сопровождавших его, разве они не слышали того же, что и он. Но они, увидев, что хозяйка недовольна, не стали свидетельствовать, говоря, что, мол, случается и ослышаться. Тогда хозяин ушел, уверенный, что правда ему известна, хоть он и не нашел того человека. После этого он еще долгое время смотрел за хозяйкой и всеми ее делами.

В другой раз — это гораздо позже — Торстейн и Спес сидели в клети, где у нее с хозяином хранились шитое платье и ткани. Она показывала Торстейну много разных тканей, и они все их расстилали. Они и ждать не ждали, как вдруг явился хозяин и с ним много народу и взломали дверь. А она тем временем набросила на Торстейна одежду и прислонилась к куче одежды, когда те вошли.

— Ты все еще станешь отрицать, — говорит хозяин, — что тут у тебя был человек? Тут со мною люди, которые вас обоих видели.

Она просила их утихомириться:

— Уж теперь-то у вас ничего не сорвется. Только меня оставьте в покое и не толкайтесь.

Они обыскали дом и ничего не нашли, так и остались ни с чем. Тогда хозяйка сказала:

— Всегда хорошо выдержать испытание вопреки надежде многих. Следовало ждать, что вы не найдете того, что нет. Не думаешь ли ты, муженек, признать свою глупость и снять с меня этот навет?

Он сказал:

— Теперь, когда я окончательно уверился в том, что мои обвинения против тебя справедливы, я и подавно этого не сделаю. Придется уж тебе самой об этом позаботиться, если ты хочешь обелить себя.

Она сказала, что ничего не имеет против. На этом их разговор и кончился.

После этого случая Торстейн был все больше с варягами. И, говорят, что он прибегал к советам Харальда, сына Сигурда. И люди думают, что они не сумели бы так выпутаться, если бы не поддержка Харальда и не его мудрость. Прошло некоторое время, и Сигурд хозяин сказал, что ему нужно Читать далее...

LXXXVII

Одну знатную горожанку в том городе, очень богатую и высокородную, звали Спес. Мужа ее звали Сигурдом. Он был богач, но уступал ей в знатности рода. Ее выдали за него ради богатства. Не было большой любви между супругами, и она не была довольна своим браком. Была она женщина своенравная и гордая. И вот случилось, что когда Торстейн коротал так вечер, Спес шла по улице рядом с тюрьмою и услышала, что оттуда доносится голос, такой красивый, какого она, как ей казалось, и не слыхивала. С нею шло много слуг, и она попросила их пойти туда и узнать, у кого это такой замечательный голос. Они окликнули певшего и спросили, кто тут томится. Торстейн назвался. Тогда Спес сказала:

— Ты и в другом так же преуспел, как в пении?

Он сказал, что это мало что меняет.

— В чем ты провинился, — говорит она, — что тебя хотят замучить здесь насмерть?

Он рассказал, что убил человека и отомстил за своего брата.

— Но я не мог доказать этого со свидетелями, — сказал Торстейн, — потому мне и приходится здесь сидеть, если только кто-нибудь не захочет меня выкупить. Но на это надежда плохая, потому что у меня здесь нет никаких родичей.

— Великая будет потеря, если ты погибнешь. А что — брат твой, за которого ты отомстил, был такой уж славный муж?

Торстейн сказал, что он намного всех превосходил. Она спросила, из чего это видно. Тогда Торстейн сказал такую вису:

Ветвь обручий, напрасно
Восемь воинов тщились
Руку разжать Греттиру,
Меч у мертвого вырвать.
Тогда и надумали стражи
Злата — рубить на плахе
Палку плеча. Преуспели
В том вдохновители битвы.

— Да, это великое геройство, — сказали те, кто уразумел эту вису. А она, услышав это, сказала так:

— Хочешь принять от меня жизнь, если будет такая возможность?

— С охотой, — сказал Торстейн, — если этого моего сотоварища, что сидит здесь, тоже со мною выпустят. А не то мы будем сидеть здесь оба.

Она отвечает:

— По-моему, ты куда большего стоишь, чем он.

— Как бы там ни было, — сказал Торстейн, — только мы либо выйдем отсюда оба, либо не выйдет ни один.

Она отправилась к варягам и попросила выпустить Торстейна, предлагая за него выкуп. Они были и сами рады этому. И благодаря своему влиянию и богатству она добилась освобождения их обоих. И, выйдя из тюрьмы, Торстейн сразу пошел к Спес хозяйке. Она приняла его и скрыла у себя. Но он иногда ходил с варягами в походы и показал себя во всех их подвигах большим храбрецом.

https://chingizid.livejournal.com/2268890.html

Спасибо Рецце за офигеннейший паровоз!

https://chingizid.livejournal.com/2268459.html

LXXXVI

Торстейн Дромунд был муж могущественный и уважаемый. Узнав, что Крючок уехал из Норвегии в Миклагард, он, не тратя времени даром, оставил на родичей хозяйство, а сам отправился в путь, за Крючком вдогонку. И всякий раз, куда ни приедет, Крючка уже там нет. А Крючок ничего о его поездке не знал. Торстейн Дромунд достиг Миклагарда немного позже, чем Крючок, и хотел во что бы то ни стало убить его. Но они не знали друг друга в лицо.

Оба они захотели вступить в варяжскую дружину, и их хорошо там приняли, когда узнали, что они норвежцы. Конунгом в Миклагарде был тогда Микаель Каталак. Торстейн Дромунд стал подстерегать Крючка, надеясь, что как-нибудь удастся его распознать. Но ему никак не удавалось это при таком многолюдстве. Лежал он ночами без сна, недовольный своей участью и сокрушаясь о великой своей утрате.

А вскоре вслед за этим варягам пришлось идти в поход, дабы избавить страну от вражеских набегов. Перед походом было у них заведено собирать людей на смотр оружия. Так было сделано и на сей раз. На смотр должны были явиться все варяги и все, кто шел в поход вместе с ними, и показать свое оружие. Пришли туда и Торстейн с Крючком. Торбьёрн первым показал свое оружие, а был это меч, принадлежавший Греттиру. И когда он его показал, все тут стали на него дивиться и говорить, что это отличное оружие, одно только жаль — в середине лезвия зазубрина. Они спросили у Крючка, откуда она, и тот ответил, что об этом стоит рассказать.

— И надобно вам знать, что в Исландии, — говорит он, — я убил богатыря по имени Греттир Силач. Это был самый что ни на есть герой и храбрец, так что его никто не мог одолеть, пока я не взялся за дело. Но мне было суждено победить его, и поэтому, хоть он и был во много раз меня сильней, я все ж таки его пересилил. Я ударил его по голове мечом, тут и получилась в лезвии зазубрина.

Те, кто там стоял, сказали, что, мол, крепкий же был у того череп, и стали показывать друг другу меч. Так Торстейн и узнал, который из них Крючок. Попросил и он взглянуть на меч по примеру прочих. Крючок с охотой исполнил просьбу, потому что все хвалили его за храбрость и мужество, и он ждал, что этот тоже похвалит. Он и думать не мог, что там окажется Торстейн, Греттиров родич. А Дромунд взялся за меч и в тот же миг высоко занес его и ударил Крючка. Удар пришелся по голове и был так силен, что меч раскроил череп по самые зубы, и Торбьёрн мертвый упал на землю. Люди только рты раскрыли от удивления. Казначей города сразу же схватил Торстейна и спросил, что заставило его совершить на священном тинге это злодеяние. Торстейн сказал, что он брат Греттира Силача, и прибавил, что у него не было другой возможности совершить месть. Тут многие согласились, что это убийство заслуживает снисхождения, ведь Торстейн проехал полмира, чтобы отомстить за брата. Советники города сочли, что это очень может быть, но никого не было, кто бы мог подтвердить слова Торстейна, а по их закону полагалось, чтобы каждый, кто убьет человека, платился за это жизнью. Вынесли Торстейну приговор, и самый суровый: он должен был сидеть в темнице и ждать там смерти, если никто не захочет его выкупить.

Когда Торстейн вошел в тюрьму, там уже был человек. Он долго находился там и был еле жив от лишений. Там были зловоние и холод. Торстейн заговорил с человеком:

— Как тебе тут живется?

Тот отвечает:

— Хуже некуда, потому что мне никто не хочет помочь, и нет у меня родичей, которые могли бы меня выкупить.

Торстейн говорит:

— Во всяком горе можно утешиться. Будем же веселы и придумаем себе какое-нибудь развлечение.

Тот сказал, что его уже ничто не развеселит.

— Надо попробовать! — сказал Торстейн.

Взял он тогда и запел песнь. Человек он был голосистый, другого такого не сыскать. И он пел, не жалея голоса. Неподалеку от тюрьмы шла главная улица. Торстейн пел так громко, что прямо стены звенели, и тому, кто только что был чуть живой, это очень нравилось. Так Торстейн и пел до самого вечера.

https://chingizid.livejournal.com/2268254.html

LXXXV

Торбьёрн Крючок сел в Гусиной Бухте на корабль со всем тем, что он мог увезти из своего добра. А земли перешли к его брату Хьяльти. Крючок отдал ему и Скалу Остров. Хьяльти стал потом очень большим человеком, и о нем больше не рассказывается в этой саге.

Крючок отправился в Норвегию и очень важничал: ему казалось, что он совершил великий подвиг, убив Греттира. И многие были того же мнения, те, кто не знал, как это произошло, но многие знали, каким славным мужем был Греттир.

Он рассказывал о себе и о Греттире лишь то, что служило к его славе, и помалкивал о том, что меньше его красило. Молва об убийстве Греттира дошла к осени до Норвегии, до Тунсберга. И Торстейн Дромунд, узнав об убийстве, стал очень молчалив, потому что ему рассказывали, что Крючок — муж доблестный и закаленный. Припомнились Торстейну слова, сказанные в давнишнем их с Греттиром разговоре о руках. Торстейн стал теперь справляться о Крючке и о его поездках. Зимою они оба были в Норвегии, но Торбьёрн на севере, а Торстейн — в Тунсберге, и они не встретились. Но Крючку стало известно, что у Греттира есть брат в Норвегии, и ему показалось опасным жить с ним в чужой стране. Стал он тогда разузнавать, куда бы податься. В те времена многие норвежцы уезжали в Миклагард и нанимались там в войско. Показалось и Торбьёрну куда как лучше поехать туда за богатством и славой, чем сидеть в Северных Странах на виду у Греттировых родичей. Он снарядился в путь, отплыл из Норвегии и не останавливался, пока не достиг Миклагарда и не нанялся там в войско. Так пробыл он там некоторое время.

https://chingizid.livejournal.com/2268157.html

LXXXIV

Вот люди поехали на альтинг, и у Крючка оказалось меньше сторонников, чем он рассчитывал, потому что о деле его шли дурные толки. Тогда Халльдор спросил, возьмут ли они с собою на альтинг голову Греттира. Крючок сказал, что он хотел бы взять ее.

— Неразумно это, — сказал Халльдор. — У вас и без того будет предостаточно противников, незачем вам еще бередить людские чувства таким напоминанием.

Выехав на дорогу, они решили скакать на юг через Песок. Тогда велел Крючок взять голову и зарыть в одном песчаном холме. Он называется Греттиров Холм.

На альтинге было множество народу. Крючок изложил свое дело и очень хвастался тем, что убил знаменитейшего в стране преступника, и заявлял права на деньги, положенные за его голову. Но Торир ответил то же, что и прежде. Попросили законо-говорителя рассудить тяжбу. Тот сказал, что хочет сперва послушать, не предъявит ли другая сторона своих обвинений, которые могли бы лишить Крючка права на деньги, положенные за голову Греттира. В противном случае деньги причитаются Крючку. Тогда Торвальд, сын Асгейра, поручил Короткорукому изложить обвинение, и тот обвинил Торбьёрна Крючка, во-первых, в заклинаниях и колдовстве, которые привели Греттира к смерти, и, во-вторых, в том, что они напали на него полумертвого. И он потребовал за это объявления вне закона. Тут мнения разделились, но мало кто встал на сторону Торбьёрна. Все вышло иначе, чем он думал, еще и потому, что Торвальд с Ислейвом, его зятем, считали, что следует лишить жизни того, кто колдовством доводит другого до смерти. И по приговору мудрых людей было вынесено по этой тяжбе такое решение, что Торбьёрн должен в то же лето покинуть Исландию и не возвращаться, покуда живы те, кто вел тяжбу об убийстве Греттира и Иллуги. Тогда приняли закон, что все колдуны подлежат объявлению вне закона. И когда Торбьёрн увидел, что его ждет, он убрался с тинга, потому что Греттировы родичи уже готовы были напасть на него. Так ему и не достались деньги, положенные за голову Греттира, потому что Стейн законоговоритель не хотел, чтобы их платили за подлость. За людей Торбьёрна, павших на Скале Острове, не было заплачено виры: их смерть приравняли к убийству Иллуги. И то еще его родичи были недовольны. Люди разъехались с тинга по домам, и все обвинения против Греттира отпали.

Скегги, сын Гамли и зять Тородда Обрывка Драпы, и племянник Греттира по матери, поехал на север, к Мысовому Фьорду, заручившись помощью Торвальда, сына Асгейра, и зятя его Ислейва, который потом стал епископом в Скалахольте, и согласием людей, взял лодку и поплыл к Скале Острову, дабы разыскать тела братьев, Греттира и Иллуги. Они перевезли их в Дымы на Побережье Дымов и похоронили там при церкви. И вот откуда видно, что Греттир лежит там: во времена Стурлунгов, когда переносили церковь в Дымах, кости Греттира выкопали, и они показались всем на удивление большими. Кости Иллуги похоронили потом к северу от церкви. А голову Греттира похоронили на его родине, в Скале, при церкви.

Асдис хозяйка осталась жить в Скале, и все так ее любили, что никогда не делали ей зла, даже когда Греттир был объявлен вне закона. После Асдис хозяйство в Скале перешло к Скегги Короткорукому, и он стал большим человеком. Сыном его был Гамли, отец Скегги с Бакланового Двора и Асдис, матери Одда монаха. Многие ведут от него род.

https://chingizid.livejournal.com/2267696.html